Исповедь.

Он называл меня зайчиком. Такое глупое ребячество в рамках этих тюремных стен, что ведут к эшафоту. Дорогая Констанция, ты улыбаешься и плачешь, но глаза твои полны благоговения и смирения пред судьбой. Ты всегда была нашим светом, единственной, кто в молчаливой обители нашего Ордена позволял себе смех и радость. Ты казалась мне легкомысленной и грешной, но теперь я вижу - ты чиста, и всегда была самой чистой и достойной из всех нас. Я же... я не могу улыбаться, не могу и плакать. В смертный час мне, как истинной Кармелитке, должно думать о Боге, но я не могу. Все мысли заняты лишь моим дорогим Шевалье. Милый брат, он был мне небом и землей, и в тот день, когда он предложил бежать из монастыря вместе с ним... я чуть не поддалась его доводам! Соблазн был велик - стать свободной от всего разом, от любых предосуждений и страхов... Но Бог не простил бы мне. И я бы себе не простила. Грешно познать любовь с собственным братом: от этого я бежала, скрываясь под крышей монастыря, от этого пряталась за словами молитвы. Забивалась под кровать и думала о Боге и о его милости. Я надеялась освободиться от этого, но сейчас вижу, насколько все было тщетно. Ты знала, что я приду сюда, чтобы принять свою смерть вслед за вами. Быть может, я делаю это во имя нашей Веры - какое благородно слово... А может быть, я снова бегу от самой себя. Ведь если я буду жить, вина, скорбь и эти ужасные чувства распустятся почерневшим бутоном в моей груди. Удар лезвия... Опять... Уже скоро. Он не страшит меня, страшит лишь участь моей души. Констанция, дай обнять тебя в последний раз! Не бойся, сестра моя, ты вспорхнешь к вратам рая на своих крыльях. А я... позволь еще чуть-чуть помолиться. Я приму свою смерть охотно и смиренно, хочу лишь в последний раз вдохнуть аромат жизни. И вспомнить все слова, что он говорил мне... Он называл меня зайчиком...