Когда мешают спать

Непроглядная темень, как и подобает времени после полуночи. Конечно, небо всё ещё серое, и Приют не до конца погружается во мрак, но кто-то догадался повесить на заколоченное окно занавеску, и потому в комнате вполне себе ничего без фонарика разглядеть не удавалось бы. В такой час, казалось, ничто не может нарушить свидание души и злобного дяденьки Морфея, ведь гигантские стены Лабиринта двигаться перестали, а значит, привычный грохот, два года до этого мешавший спать, тоже исчез. Скоро должны были появиться Гриверы, но и их замогильный вой, да лязг невпопад понатыканных манипуляторов, всё ещё не стоял в ушах похоронным звоном. Слышно было лишь пересвист сверчков на улице, громоподобный храп лежащего под боком негра, да стоны трахающихся кроликов где-то неподалеку от кровати на полу. Кстати говоря, о кроликах. Ньют уже добрых полчаса лежал на спине и глазел в потолок, не в силах не то, что заснуть – даже просто сомкнуть веки на пару минут. Вот, хорошо Алби, черт бы его побрал: тот за своим храпом ничего вокруг не слышал, хоть парад Гриверов в алюминиевых трусах проводи. Блондин же уснуть никак не мог: все эти ахи-вздохи уже порядком надоели, а стоило хоть немного прикрыть глаза – перед мысленным взором тут же возникали картинки возможно происходящего в каких-то паре метров от него. Вот они, вот, снова! Бывший Бегун даже немного вздрогнул, стоило ему услышать несдержанный, полный страсти стон Томаса, в следующую секунду зазвучавший гораздо приглушеннее, словно сквозь преграду. Ньют почему-то подумал, что это Минхо, не церемонясь, либо заткнул любовнику рот ладонью, либо, будучи в своём репертуаре, затолкал туда свернутые рулончиком носки. А ещё пол… ох уж эти скрипучие половицы! Блондин бы многое отдал сейчас, чтобы Берлога не напоминала творение упившихся вдрабадан алкашей, а представляла собой добротное цементное строение... с отдельной комнатой на каждого... и звуконепроницаемыми стенами, самое главное! А в самом деле, что же там такое мог творить Минхо, что Томасу невмоготу сдерживаться? Азиат был в прекрасной физической форме, недурен на морду лица, понятное дело, что Чайник не устоял. Да что там морда лица – тело-то у него какое красивое, рельефное, одни сильные руки и крепкие ноги чего стоят. Ньют тут же захлопал глазами, словно надеясь, что так шальная мысль покинет его голову быстрее. «Да-а, ноги, Ньют, ноги, - горько подумал парень. – А так же то, что повыше. Задница тоже высший класс». Ну, и не только задница, чего уж греха таить, но бедный Ньют решил не развивать свои спонтанные раздумья дальше. - Ми-Минхо... Стой... Очередной скрип пола и громкий выдох. Картина маслом так и стояла перед глазами: пыльный, местами дырявый и не первой чистоты пол, кое-где доски слегка утопают глубже под тяжестью двух тел. Среди вороха беспорядочно раскиданной одежды и тонких скомканных одеял нетерпеливо всем телом выгибается Томас, бесстыдно раздвигая ноги перед склонившимся над ним Минхо. Минхо едва ли не грудью ложится на него сверху, не останавливаясь при звуках умоляющего голоса и лишь сильнее вставляя... - Тс-с-с... Нет, нет, всё не так. Однозначно, Страж Бегунов не хочет, чтобы младший Бегун выражал своё восхищение и желание столь громким способом. Тогда может... Может, Томас стоит на коленях, грудью лежа на полу, и предоставляя полный доступ ко всем своим «местам» как сзади, так и снизу и сбоку. Минхо как раз несколько минут назад пристроился позади, и... - Я... я сейчас... Ньют радостно встрепенулся: наконец-то, эти адовые муки закончатся! Ему не придётся остаток ночи до прихода Гриверов слушать, как кое-кто развлекается, словно в последний раз! - Ты кончишь, когда я тебе разрешу. Улыбка мгновенно сползла с лица Ньюта. Облом подкрался незаметно, а ведь заветные тишина и спокойствие были так близко. - Проклятье, я ненавижу тебя, Минхо... - еле слышно проворчал бывший Бегун. На полу внезапно стало тихо, будто любовники наконец-то поняли, что их занятие «слегка мешает» спать кому-то ещё, но вскорости возобновили своё копошение и марафон эротических стонов. Алби полувсхрапнул – полувсхрюкнул, перевернулся на другой бок и буквально погрёб под своей ручищей тельце Ньюта, для верности придавив к кровати ещё и ногой. Шел второй час ночи.