Три поцелуя

Если бы тогда, на Сабаоди, у них было бы больше времени, если бы они встретились до аукциона, если бы вредные Мойры дали бы им такой шанс и начали сплетать их судьбы раньше, то первый поцелуй был бы словно взрыв, словно битва, пьяный и терпкий. Они бы выясняли свою силу, прижимаясь друг другу, не испытывая ни капли нежности. И неизвестно, кто тогда бы занял лидирующую позицию, потому что обоим капитанам не занимать упорства и наглости, потому что тогда была бы только всепоглощающая страсть, интерес и желание поставить на колени. Огладить ладонями чужое поджарое тело, ощутить заключенную в бренной оболочке силу, укусить в плечо и слизывать выступившую кровь, урча от удовольствия. И вновь, и вновь буквально набрасываться на чужие усмехающиеся губы, собирать жаркие вздохи и слова, которые совсем не нужны. Ни в этой драке. Но поцелуя не было, а интерес остался. Он разгорался, рос, как растёт пламя в костре, глотая новые сухие ветки. Они заметили друг друга раньше, а увидели только сейчас. Это было знакомство-миг, которое говорит больше любых долгих встреч и разговоров, знакомство, рассказывающее двум хищникам всё о своём оппоненте. Кровь кипела, стучала в висках и в самом нутре, распаляла, дурманила, нашептывала всякие соблазняющие мысли. - Возьми его,- кричит что-то внутри. Что-то густое, багряное, от чего простые люди стараются убраться как можно дальше. Что-то непоправимое.- Возьми его, он твой по праву. Но, увы, обоим капитанам было немного не до желания, пусть это самое багряное уже кололо пальцы. Состоявшийся их первый поцелуй был совсем другим: солёным, горьким и стерильным. Односторонним. Сломленным. Словно их костёр чувств безжалостно облили водой, оставив только упрямые угли. Ло боролся не за них, он боролся за жизнь; не страсть его вела, а отчаяние. Он не ловил губами вздохи и стоны, а ночью целовал руки, долго ласкал вены и радовался каждому несмелому удару крови. Пульс есть, а значит и душа упрямо цепляется за тело. Он целовал неподвижные бледные губы, пытаясь вдохнуть свою жизнь в чужое тело. Он громко смеялся, когда нервы не выдерживали, и тогда вся команда и гости подлодки боялись подойти даже к двери, не то, чтобы к самому капитану пиратов Сердца. Одна встреча-миг их связала той самой красной нитью, которую можно только окрасить в чёрный цвет. Но, удивительное дело, Трафальгар этого не хотел, осознавая, что не сможет ненавидеть. Поэтому он безвылазно сидел у постели Луффи, проверял по сто раз на дню приборы, перечитывал книги, вспоминал свою многочисленную практику - всё что угодно за одну жизнь. - Ты мой,- шепчет, хрипит Ло на ухо Мугиваре, и тьма забирает его, отключает рассудок, так и оставляя коленоприклоненным у чужой кровати. Второй поцелуй их связал аж через два года, на Панк Хазард. Тогда Луффи смотрел на своего спасителя с удивлением и непониманием, пытаясь сопоставить двух разных Траффи: прошлого, горячего и дерзкого, которого хотелось сначала победить и только потом предаться страсти, и нового, пугающе-ледяного и незнакомого, равнодушно-одинокого. Монки хмурил брови, когда никто не видит, и думал, что во всём виноват этот ужасный остров и эта зелёная тётка-птица, что это они заморозили его Траффи. Луффи думал, что как только он заберёт капитана пиратов Сердца отсюда, то тот поест, отогреется и вновь станет прежним. Луффи думал, что он сможет его согреть. Монки дождался свободной минутки уже после всех боёв и зажал союзника в одном из тупиков базы. Трафальгар смотрел в ответ непонимающе, раздраженно, но даже сейчас не позволял пусть и отрицательным эмоциям выбраться наружу. Он просто стоял, даже не пытаясь убрать с себя удушающе-горячие ладони, отстраниться от жалящего и путающего мысли дыхания. Ло, словно пустая бездушная кукла, стоял и ждал, пока Луффи сделает уже хоть что-нибудь и не важно что. Монки и сделал: непривычно поджал губы, зарылся пальцами одной руки в волосы Траффи и дернул его на себя, игнорируя невольное шипение и целуя сомкнутые губы. Поцелуй получился жестким, злым, напористым. Мугивара пытался привести союзника в чувство, разбудить его, вызвать в нём желание бороться, сопротивляться и самому завоёвывать. Но это было бесполезно, и Луффи с трудом оторвался от тонких губ, улыбнулся и многообещающе прошептал Ло на ухо, прикусывая мочку: - Ты мой, Траффи. Не забывай. - Твой союзник,- равнодушно кивнул Трафальгар и, отстранив Луффи, ушёл в сторону корабля Мугивар. Его сердце стучало ровно, мысли не путались, и только губы ныли и горели, как когда-то два года назад. Но и Луффи упрямства было не занимать. Он постоянно пытался расшевелить своего Траффи, заставить его проявить хоть какие-то эмоции. Поэтому и выкидывал в два раза больше фортелей, чем раньше, поэтому и устраивал грандиозный переполох раз за разом. Поэтому и приходил к Ло каждую ночь. Трафальгар не сопротивлялся ни рукам, раз за разом доводящим его тело до вершин блаженства, ни губам, клеймящим его поцелуями, укусами и дыханием. Но каждое слово он переворачивал на свой лад, будто слова могут что-то между ними изменить. - Глупый Траффи,- вздыхал под утро Луффи и прижимался к крепкому телу, накрывая их обоих одеялом. Ло никогда не засыпал до него, но всегда молчал с закрытыми глазами. Будто чего-то боялся. Действительно, глупый Траффи. Но, пусть мугиварам и казалось, что Ло как был ледышкой, так им и остался, их капитан знал правду. Он знал, что всё ещё дорог Трафальгару, поэтому и не сдавался. Если бы было иначе... Ну, Луффи же не работорговец какой-то, чтобы человека неволить. Он бы переступил через себя и отпустил. А ведь перемены были, Монки их видел сердцем: после масштабной драки с Бридом, когда переутомившийся и перенервничавший Чоппер буквально отрубился в подлодке, Ло сам перевязывал полусонную тушку союзника, стараясь не касаться кровоточащих царапин, сильно не давить на синяки. Нежно и осторожно. Луффи хихикал, но покорно вертелся и молчал, дожидаясь, пока хирург закончит оказывать первую медицинскую помощь и отпустит своего пациента на свободу - наверх подлодки, откуда можно помахать накама рукой. И когда уставший Монки сразу же уснул в каюте Трафальгара (это уже никого не удивляло), тот прижал союзника к себе как можно ближе, зарылся носом в растрепанную чёрную макушку и только тогда уснул, впервые за всё плаванье сам обняв Луффи. Третий поцелуй не заставил себя долго ждать. Ну, как третий. Пока Луффи с Ло плыли на одном корабле, у них было много поцелуев. И не только их. Но этот... Это тот самый поцелуй, который, в идеале, должен был быть первым. Взаимный. Не просто эмоциональный, зашкаливающий, словно все нервные окончания - это оголённые провода. Каждое, даже самое лёгкое прикосновение рук и губ превращается в чувственнейшую ласку. В Дресс Розе они не просто могли умереть, они шли по столь тонкому острию кинжала, что почти упали, подхватив друг друга в последний момент. И теперь все тогда сдерживаемые эмоции прорывались сейчас в жадных голодных поцелуях и нежных ласках. Тут не было масок, планов, обид или чего-то ещё, зато искренности и невольных, вырывающихся сами собой признаний хоть отбавляй. Тут уже ничего не важно, даже ван пис, ведь самое большое своё сокровище они видят в объятиях друг друга. - Ты мой, Ло. - Твой.