The Artist and the Beast

- А где малец болезный? Не видел с тех пор, как он чуть не утоп по собственной дурости. - Лежит, лёгкие выхаркивает. Говорят, совсем плох, может, до весны и похороним. «Вот же упоротый придурок, - подумал третий участник этой беседы. – И зачем только я вообще утруждался и пёр его на берег, если он сейчас всё равно склеит ласты». Мысль так и осталась не озвученной, только волна плеснула сильнее, когда нечто оттолкнулось от прибрежной скалы и устремилось в открытое море. *** Собственно, все знали, что в прибрежных водах уже какое-то время обитает чудовище. Иногда видели в воде алые всполохи или неизвестно откуда отражённых солнечных зайчиков, на берег выносило порой рыбьи кости со следами вполне человеческих зубов. Некоторые даже клялись, что обглоданные кости были не только рыбьи, но и человеческие. Традиционно такие показания давались в пабе после изрядного количества возлияний, и рыбаки единодушно соглашались, что холодок, продиравший по хребтам при мысли о чудовище-людоеде, делал следующие рюмки слаще и оправданнее. В самом конце вечера кто-то всегда предлагал собраться и таки изловить жуткую тварь, на прошлой неделе сожравшую соседа Тони. На утро сосед Тони обнаруживался в ближайшей канаве, а также возникала куча более важных дел, за которыми поимка чудовища как-то забывалась. Поскольку практического значения для рыболовства чудовище не имело, да и в целом, несмотря на слухи, вело себя прилично, обитатели деревни дружно его игнорировали. Они были очень, очень практичными людьми и думали о выживании, а не о бабушкиных сказках. Да выползи чудовище на скалы одним прекрасным утром, рыбаки поорали бы, конечно, минуты две, а потом кинулись бы по лодкам, чтобы не пропустить самые большие косяки рыбы. Впрочем, чудовище не испытывало ни малейшей тяги к прогулкам по берегу, памятуя, чем подобное окончилось в прошлый раз. Оно тоже было очень практичным. Так что все стороны охотно поддерживали status quo, старательно игнорируя друг друга, за исключением одного крайне непрактичного и потому осуждаемого юнца. Юнец никаких практических целей в жизни не имел, в море не выходил по причине хрупкого здоровья, но торчал на берегу чаще и дольше, чем иная рыболовная артель. Звали его Стивом, но сам он именовал себя непонятным словом «маринер» и предъявлял всем желающим и нежелающим альбом с размалёванными всеми оттенками синего страницами. Практичные люди качали головами и говорили, что добром это не кончится. Если бы чудовище могло узнать про эти слова, оно бы – редкий случай – согласилось с людьми. Чудовище услышало Стива гораздо раньше, чем увидело. Чуткое нечеловеческое ухо легко вычленило в прибрежном шуме неровный ритм сердца с лёгким шепотком, скрежет волоком перетаскиваемого с места на место тяжелого предмета, кашель, чихание, пыхтение и шмыгание носом. Вот это шмыгание особенно бесило, не давая спокойно качаться в волнах и наслаждаться процессом. «Все люди, как люди, - думало чудовище, в сильнейшем раздражении плывя на источник звука, – прибежали, погрузились в лодки, уплыли, потом обратно, а этот всё ходит и ходит, шмыгает и шмыгает. Притопить его, что ли?» Подтянувшееся на руках чудовище осторожно выглянуло из-за края скалы и с плеском рухнуло обратно в воду – очень уж комичное зрелище представлял собой тощий парень, закутанный в сотню одёжек и прущий по неровной местности мольберт, ростом больше него самого. Размеренная морская жизнь научила чудовище ценить то, что выбивается из привычной картины мира, а парень выбивался – только в путь. Следующий месяц чудовище предавалось наблюдениям со страстью натуралиста-неофита, опустившись даже до вульгарного подслушивания человеческих разговоров, чтобы выяснить имя и суть явления. Ничего не замечающий объект научного интереса таскался по берегу и рисовал. Пару этюдов чудовище даже ухитрилось подглядеть, море там было вполне похоже на море. Как художник Стив подавал надежды, но как человек был абсолютно безнадёжен. Большую часть времени он проводил на берегу в компании красок, бумаги, громадины мольберта, дохлых рыб, чаек и собственных мечтаний. Иногда к нему присоединялась девица, которая чудовищу сразу не понравилась. Её визиты отвлекали от наблюдений за объектом звуковыми помехами в виде визгов, ахов и предложений, которое лично оно, чудовище, находило совершенно неподобающими. Стив исправно показывал свои работы, стоически отказывался рисовать девицу в образе русалки воооон на той скале, завязывал случайно развязавшиеся ленточки и отнекивался от пятичасового чая с пирогами и родителями настырной юной особы. На следующий день после приглашения на чай чудовище застало Стива за перетаскиванием мольберта в отдалённую и труднодоступную для девиц бухту. «А я-то думал, что это я тут социофоб!» - и чудовище мысленно приложило себя ладонью по лбу. Социофобия, отдалённость бухты и довольно-таки недальновидное игнорирование природных явлений чуть не стоили Стиву жизни. Осеннее волнение на море неожиданно рано перешло в сезон зимних штормов, старожилы традиционно вспомнили о том, что таких высоких волн этот берег не знал со времён их прадедушек. В день, когда даже самые опытные рыбаки решили устроить себе выходной, вдохновлённый буйством стихий художник с большим трудом приполз на любимые скалы, чтобы нарисовать гневное море с натуры, и познакомился с ним ближе, чем мечтал. Ветер опрокинул мольберт и подтолкнул в спину, а особенно высокая волна подхватила и утянула за собой. Мгновенно промокшая одежда не оставила бы шансов и более опытному и сильному пловцу, а Стив, прожив всю жизнь на берегу моря, так и не выкроил время, чтобы научиться плавать. В общем, в пабе потом говорили, что это был один шанс на миллион, такие обычно и выигрывают. Чудовище знало на собственном опыте, что от бурного моря лучше держаться подальше. В такую погоду даже ко всему привычные рыбы могли заработать морскую болезнь. Тихому сну в пещере под завывания штормового ветра мешало только одно – мысль о том, что люди искусства крайне непрактичны и так и норовят увидеть красоту во всём этом безумии. Причём с близкого расстояния. Обречённо вздохнув, чудовище выбралось наружу. В конце концов, эпической битве дурака и катаклизма нужен был беспристрастный свидетель. Несмотря на слухи о традиционном везении первых, стихия явно побеждала с разгромным счётом, чтобы сравнять шансы, чудовище вступило в борьбу на стороне человека. Вначале пришлось решить логистическую проблему и вытолкнуть Стива на поверхность, не дав разбиться о прибрежные скалы. Потом извлечь из мокрого кокона одежды, прижать покрепче к горячему телу и отбуксировать ценный груз к песчаному пляжу, поближе к рыбацким судам и людям. Впервые чудовище рассмотрело художника во всех подробностях: хрупкое тело с веточками рук и ног, обтянутые тонкой кожей острые скулы, длиннющие ресницы, слипшиеся от морской воды, посиневшие губы. Вся эта красота поражала хладом, каменной неподвижностью и полным отсутствием дыхания и сердцебиения. Чудовище без колебаний стиснуло костлявую грудь, заставляя извергнуть морскую воду, и прижалось губами к губам, вдыхая воздух и жизнь. Чудовище баюкало человека в объятиях, согревая своим теплом, пока к пляжу не потянулась цепочка фонарей рыбаков, пришедших проверить лодки после шторма. За всю ночь Стив пришёл в себя только один раз. Соскальзывая в воду, чудовище задумалось, видели его эти затуманенные голубые глаза или нет. Холодные сумрачные дни неизвестности сливались в недели. Конечно, чудовище совершенно не скучало по пришепётыванию сердца, шмыганию носом и прочей возне, сопровождавшей прибрежную художественную деятельность. Оно вообще не испытывало никакого беспокойства за судьбу малахольного недоумка, позволившего смыть себя в море. Подслушивание человеческих разговоров и попытки высмотреть в деревне активность ритуального характера производились исключительно для собственного развлечения. Впрочем, неудавшийся утопленник редко всплывал в беседах, а зимнее человеческое копошение носило откровенно праздничный характер. Зима, которую чудовище коротало под знакомыми скалами, тянулась скучно и бесконечно. Закутанный по самые брови Стив вновь появился на берегу, когда начало пригревать весеннее солнце. Заметив на горизонте вяло передвигающийся бесформенный силуэт, чудовище от неожиданности рухнуло со скалы, помянув такую-то мать и зародившуюся недобрую традицию. Хватка, всю зиму сжимавшая грудь и не дававшая нормально дышать, неожиданно пропала. Всё вернулось на круги своя. Стив бродил по скалам на дрожащих ногах, сипел, вздыхал, сморкался и рассматривал морскую гладь. Чудовище раздражённо сновало в воде, слушало и думало, что этому недоразумению пора бы уже пристроить куда-нибудь костлявую задницу и порисовать, наконец. Стив тоже думал, что пора бы ему уже и порисовать, но вдохновение пропало начисто, будто выжженное долгой болезнью и непонятной тоской. Приход тепла, всё-таки победивший привязчивый насморк, так и не смог справиться с затянувшейся кручиной. Гораздо больше красот пейзажа Стива занимали мысли о том, что ему привиделось во время утопления. Будто в воде, когда он выдохнул последнюю порцию воздуха и честно приготовился умирать, появилась пара сильных уверенных рук, одна из которых была твёрдой и холодной. Стив отлично всё почувствовал, потому что эти самые руки его подхватили и прижали к горячему. Наверное, к телу, ведь не могут же руки болтаться в воде сами по себе. Ещё там была голова, точно была. Длинные тёмные волосы, которые развевало течение, пара красивых глаз цвета моря. Короче, полный бред, явно вызванный недостатком кислорода в мозге. Лихорадка, почти на месяц закинувшая его на грань жизни и смерти, расцветила галлюцинацию совсем уж странными подробностями. Будто к паре красивых глаз прилагались не менее красивые скулы, щёки, нос, лоб и подбородок, а также губы, полные и яркие. Которые так реально прижимались к узким бледным губам самого Стива, согревая и вдыхая жизнь. Фантазии о поцелуе поддавали жару и без того горящему телу, а лоб гладила наверняка воображаемая тяжёлая прохладная ладонь, принося облегчение. В общем, когда Стив всё-таки определился, что ещё задержится на этом свете, он всерьёз решил узнать, что же вызвало такой дивный бред. В первый раз в жизни Стив решил быть практичным и составил идеальный план эксперимента по поиску неприятностей на свою тощую задницу. Выбрал весенний день потеплее, чтобы не скончаться от переохлаждения, едва обретя свою мечту, разделся и сиганул со скалы в воду. О главном недостатке своего плана он вспомнил уже в процессе падения – мечтая о таинственном явлении, он совсем забыл научиться плавать. Вода встретила его неласково – чем-то твёрдым. Твёрдое завопило: «Ты что, совсем придурок? Я не нанимался тебя спасать от каждого самоубийства!» Те самые руки, которые, как только что уверился Стив, точно существовали и один раз уже спасли ему жизнь, впились в бока и попытались оторвать его от единственной опоры в колышущемся мокром мире. Стив ещё крепче обхватил незнакомца руками и, для верности, ногами, прижался потеснее и решился приоткрыть один глаз, чтобы в следующее мгновение широко распахнуть оба. Его опора оказалась обнажённым торсом молодого мужчины, очень горячего и недовольного. Торс венчали длинная шея и та самая голова, виденная в прекрасных болезненных фантазиях. Сурово нахмурив брови, голова потребовала: «Немедленно отцепись от меня, засранец мелкий, присосался, как клещ!» «Прости, я не умею плавать», - тяжкий вздох чудовища, ведь это было оно, Стив ощутил всем собой. Руки, стискивающие бока, сменили характер хватки на поддерживающий. «Ну и что теперь? Так и будешь на мне висеть? - поинтересовался морской житель. – А если я сейчас нырну?» Стив мысленно содрогнулся, некстати припомнив все истории об утащенных под воду девицах, и решительно объявил: «Ну, тогда я нырну с тобой!» Тело под ним мелко затряслось. «Тебе, наверное, каждый день говорят, что ты редкостный нахал и полный идиот», - сообщило чудовище, отдышавшись. В следующую секунду Стива подкинуло и довольно ощутимо приложило о берег. - Бывай, художничек, и не забудь одеться. Надумаешь снова топиться, иди на другой конец острова, я там не плаваю. - А тут, значит, плаваешь? Каждый день? Так я завтра ещё приду. Меня Стивом зовут, а тебя? Чудовище выдержало весомую паузу, дав Стиву понять, что если до него и снизойдут, то только в порядке великого одолжения: - Можешь звать меня Баки. - Баки? Это что за имя такое? - Не нравится, не зови! Стива с головы до ног обдало водой и презрительным фырканьем. Улыбаясь, как тот самый пресловутый полный идиот, он смотрел на расходящиеся по воде круги. Утром Баки, в картинной позе раскинувшийся на камне и созерцающий морские дали, естественно, никого не ждал и потому не обращал совершенно никакого внимания на происходящее на берегу. Это требовало от него самообладания воистину нечеловеческого, потому что за спиной возилось, ругалось и обрушивалось. Стив пёр на берег новый мольберт – брата-близнеца утопленного мастодонта. Тяжесть не мешала ему улыбаться во все тридцать два. Впервые ему выпала возможность рассмотреть своё чудовище полностью, и удивиться, что ничего ему в бреду не привиделось, за исключением поцелуя, конечно. У Баки были именно те самые красивые глаза, являвшиеся во сне, торс атлета, переходящий в клубок алых щупалец, рельефные руки, одна из которых бликовала на солнце. Про металлические руки морских чудовищ в бабушкиных сказках ничего не говорилось, но Стив решил, что они ещё недостаточно близко знакомы, чтобы лезть с расспросами. На следующее утро они опять встретились на берегу. Стив пришёл запечатлеть скалы, удачно освещаемые рассветным солнцем, Баки приплыл… наверное, чтобы услышать «привет, Баки!». В те первые дни Баки обычно молчал, откинувшись спиной на полюбившийся камень и позволяя щупальцам колыхаться на волнах. Стив рисовал и болтал за двоих, довольный уже и тем, что Баки здесь, что он слушает. Рассказывал о своей жизни, о том, как совсем ребёнком остался сиротой, хорошо, родители позаботились, завещав ему коттедж и неплохой кусок земли, приносящий доход. Болтал о школе, в которой учился бы, если бы не постоянные болезни, о том, как решил посвятить всего себя рисованию, выдержав неодобрение опекуна. Порой Баки ловил себя на том, что неприкрыто глазеет на Стива, слушая его болтовню, причём его собственный рот так и норовит распахнуться против воли владельца. Приходилось встряхиваться, брать себя в руки и недовольно бурчать под нос, что на конкурсе самых упоротых оригиналов Стив был бы почётным председателем жюри. Чего в нём было больше, слабоумия или отваги, Баки пока что для себя не решил. Именно эта загадка прямо-таки вынуждала снова и снова возвращаться в бухту. Каждое утро Стив перемещал мольберт, якобы в поисках самого впечатляющего вида, подбираясь всё ближе к Баки. Тот, конечно, замечал эти шитые белыми нитками хитрости, фыркал, но считал ниже своего достоинства симметрично отползать с полюбившегося места. Когда Стив чуть не пристроил ножку своего орудия труда прямо на него, Баки соизволил, наконец, вступить в беседу: - Ты правда совсем меня не боишься? – и он угрожающе протянул щупальце в сторону Стива. - Да с чего бы? Мама мне в детстве истории рассказывала про таких, как ты. Насколько я помню, людей вы не едите, только порой девиц умыкаете с гнусными намерениями, но я же не девица. - Что значит, с гнусными? – поразился Баки. – Мой троюродный дядя на такой девице вообще женат. - А ты сам? – и Стив покраснел. - Что «я сам»? Не умыкал, гнусного не планировал и не женился. - Чем ты питаешься вообще? - Рыбой в основном, иногда водорослями и ракушками. - Сырыми?! - Нет, Стив, что ты, на дне морском всегда можно развести костерок и что-нибудь этакое сварить, благо, воды вокруг хоть залейся. - Может быть, тебя чем-нибудь человеческим угостить? В обед Баки подозрительно рассматривал хорошо прожаренный бифштекс с ломтиками картошки фри. Стив деликатно отвернулся. Так начались их совместные трапезы и обживание бухты. Стив притащил на берег котелок, тарелки и столовые приборы и регулярно доставлял бифштексы, Баки ловил свежую рыбу, но наотрез отказывался её чистить ножом. В день рождения Стива чуть не случилась катастрофа – Баки открыл для себя существование тортов с кремом, объелся и три дня маялся на воде и водорослях. По мере наступления лета, Стив распускался, как бутон, слой за слоем избавляясь от тёплой одежды. Казалось, он светится изнутри, сияя собственным сердцем сквозь тонкую прозрачную кожу. Пока Стив рисовал, нетерпеливым жестом откидывая с глаз отросшую золотистую чёлку, Баки сокрушался, что сам так не умеет. Очень уж хотелось запечатлеть тонкий абрис лица, тень пушистых ресниц, лёгкую россыпь веснушек на носу, нежные ключицы в распахнутом вороте рубашки. «Если бы лету пришла фантазия воплотиться в человека, это был бы Стив», - лениво думал Баки, наслаждаясь солнцем, тихим шелестом моря и тёплым присутствием рядом. - Баки, а ты можешь вооон на ту скалу забраться? Мне очень нужно яркое цветовое пятно в пейзаж. - В принципе, могу, но из принципа не буду. - Ты же тут всё равно без дела валяешься, а там сможешь валяться и служить искусству. - Ты забыл волшебное слово. - Бифштекс! Постепенно на картинах Стива становилось всё меньше моря и неба, и всё больше Баки. Встречались они всё раньше, а расставались всё позже, говорили обо всём на свете или согласно молчали. Стив даже набрался наглости и попросил Баки попозировать специально, удивительно, но ему не отказали. Когда Стив вырисовывал пластины и стыки на его левой руке, Баки, наконец, ответил на невысказанный вопрос: - Далеко не все люди, которых можно встретить на берегу, безобидные рыбаки или чокнутые художники. Я был неосторожен и сильно пострадал во время большого шторма. Меня протащило через Зубы дракона и выбросило на берег. Люди, которые меня подобрали… В общем, если бы не они, я бы истёк кровью на пляже, они спасли мою жизнь и дали новую руку, но потом делали со мной то, что никто не имеет права делать с другим живым существом. Стив протянул руку и робко погладил пальцами изображение красной звезды на искусственном плече: - Баки?.. - Ничего. Они никогда не встречали таких, как я, даром что на эмблеме намалевали спрута, и не смогли меня удержать. Хватит разговоров! Раздевайся и лезь в воду, будем учиться плавать. Несмотря на все старания Баки, уроки плавания Стиву впрок не шли. Вместо того чтобы учиться держаться на воде, он держался за Баки и отказывался отцепляться, пока тот не начинал щекотать его щупальцами. Если бы кто-нибудь спросил Стива, чего он желает больше всего на свете, тот бы ответил: «Чтобы это лето длилось бесконечно». Если бы кто-нибудь спросил Баки, что он думает о Стиве, тот бы сказал: «Я ему поражаюсь!» Август принёс с собой небывалые уловы, неслыханный урожай яблок и людей в странной одежде. Люди ходили по деревне, собирали слухи в пабе, в комнатах при котором поселились, и осторожно расспрашивали, не видел ли кто-то что-то совсем уж необычное в воде. Местные деды исправно припоминали закаты с зелёным отливом, двухголовых рыб и как девица Шерон напилась на девичнике и купалась голышом. Пока деды рылись в памяти и вымачивали усы в пиве, случившийся у стойки Стив напрягся, разглядев на униформе чужаков стилизованного красного осьминога. То, что слухи о чудовище всплывут, было только вопросом времени. Стив помчался на берег предупредить Баки. Выслушав новости, Баки промолчал, только нервно дёрнул металлическим плечом. - Баки, ты что, не понимаешь? Это они, и они ищут тебя и вот-вот найдут. Баки зло зыркнул из-под насупленных бровей, разом вернувшись к тактике полного молчания и игнорирования мечущегося по берегу Стива. Буркнув: «У меня голова болит от твоего мельтешения», - он отвернулся и через мгновение ушёл под воду. Стив напрасно ждал до самого вечера, нервно хватаясь то за кисти, то за волосы, Баки так и не вернулся. Когда на следующее утро Стив примчался в бухту, Баки не было на привычном камне. «Рано, просто рано ещё», - уговаривал себя Стив, ища успокоение в привычном ритуале установки мольберта. Баки появился, когда Стив успел в нервах выдавить на палитру целый тюбик краски и перепутать цвета. - Баки! Я уж думал… - Думал? Не догадывался, что ты такое умеешь. - Зачем ты так? Я беспокоился! - Не о чем, Стиви. В ответ на попытки воззвать к разуму и осторожности, Баки продолжал нервно дёргать щупальцами и возводить очи горе, всем видом показывая, как же Стив его допёк. Не подействовало. Послушав ещё минут десять, он приготовился повторить вчерашний номер с исчезновением. - Не уплывай от разговора! - Я сейчас не от разговора, а от тебя уплыву! Стив сдался, Баки просто не оставил ему другого выбора. Казалось, жизнь вернулась в привычное русло, но ленивый летний покой покинул их обоих. Стив всё чаще смотрел на волны, даже не делая попыток взяться за кисть. Баки порой замирал, уходя в мысли, которыми не спешил делиться. Люди в форме продолжали шнырять вокруг, постепенно становясь частью привычной жизни деревни. Собрав все истории ветеранов, они переключились на молодых, подлавливая рыбаков в пабе по вечерам и щедро выставляя развязывающее языки угощение. Стив так и не узнал, кто впервые упомянул о странных бликах и алых щупальцах в воде. История о прибрежном обитателе вызвала в чужаках небывалый энтузиазм и спровоцировала и новую волну расспросов. Слово за слово, всплыла и история о местном чудаке, которого смыло со скал в одном месте, а вынесло на берег, живым и практически невредимым, совсем в другом. Стива подловили в бакалее, куда он зашёл подействовать на нервы хозяину риторическим вопросом, не привезли ли его кисти, обещанные только через месяц, и послушать новости. Притаившись за стеллажом и навострив уши, Стив не заметил вовремя возникшего в проходе улыбчивого человека. При виде этой улыбки колени адресата начинали подрагивать сами собой. Стив нервно попятился и что-то пробормотал о забытом на плите чайнике, но коллеги улыбающегося внезапно потеряли интерес к жестяным вёдрам и граблям и профессионально замкнули периметр. Пришлось поддержать навязанный разговор о погоде, местных красотах и местных же таинственных явлениях. Тема местных красот исчерпала себя в первую же минуту. Чужаков гораздо больше интересовали одинокие прибрежные прогулки и чудесное зимнее происшествие. Закиданный градом прицельных вопросов, Стив старательно валял дурачка, который ничего не знает, если дело не касается кистей, красок и холстов. И вообще, никакие непонятные явления ему ни разу пейзажей своим появлением не портили. После окончания допроса осталось противное ощущение, что ему не поверили, отпустив на испытательный срок. Боясь выдать себя нарушением привычного распорядка дня и опасаясь привести возможных наблюдателей в бухту, Стив забежал домой за альбомом и отправился рисовать на другой конец острова. До самого вечера ему чудился нацеленный в спину пристальный взгляд. Так и не сомкнув глаз, Стив выбрался из дому через окно спальни, не дождавшись рассвета. Мысли, всю ночь не дававшие покоя, сейчас только помогали ощупью пробираться по знакомой тропе через скалы. Превосходное ночное зрение Баки позволило ему наблюдать за этим эпическим схождением, сопровождая наблюдение нелестными эпитетами. Когда Стив, наконец, сполз к воде, Баки ругался уже в полный голос, склоняя его за вчерашнее исчезновение и за сегодняшнее разнообразие в попытках прекращения жизни. Дождавшись перерыва, который Баки сделал, чтобы набрать новую порцию воздуха, Стив решительно объявил: - Вчера они добрались до меня. Ты понимаешь, что это значит? Баки протяжно выдохнул, опуская голову. - Ты не можешь больше делать вид, что проблемы не существует. Что никто не найдёт тебя в этой бухте, не сможет поймать снова. Я не могу позволить тебе продолжать прятать голову в песок. Ради тебя самого. - Прикажешь всё бросить и бежать? Далеко? Надолго? Снова оставить всю мою жизнь? - Да, предлагаю! Иначе у тебя просто больше никакой жизни не будет и свободы тоже. - А ты не думал, что есть цена, которую я не готов заплатить даже за свободу? За эти месяцы Стиву доводилось слышать в голосе Баки сарказм, смех, теплоту и восхищение, но обречённость - никогда. Никогда он не смотрел такими отчаянными и злыми глазами, как сейчас, уже готовый повернуться спиной и броситься в волны начинающегося прилива. Стив использовал последнее, самое действенное средство не дать Баки уплыть, и кинулся в воду, в очередной раз забыв раздеться. Вцепился мёртвой хваткой в широкие плечи, обхватил ногами талию, как в самый первый раз, точно зная, что Баки не даст ему утонуть: - Придурок упоротый, неужели ты думаешь, что я позволю тебе остаться и рисковать собой? - Тогда зачем ты в меня вцепился опять?! - Затем, что ты не можешь уплыть вот так! - Что, вещи мне соберёшь и благословишь на дорожку? С чего ты вообще вбил в свою тупую башку, что можешь решать, что для меня лучше? - Но, Баки! - Я лучше проведу эти последние дни с тобой! Стив застыл и даже немного ослабил хватку, глядя прямо в глаза Баки и начиная что-то медленно понимать: - Так ты, что, думал, что я предлагаю тебе бежать одному? Как в твою упрямую голову вообще пробралась мысль, что я теперь тебя оставлю? Только не после того, как ты спас мне жизнь, не после того, как ты меня поцеловал. Впервые за месяцы знакомства Стив видел Баки действительно ошеломлённым, с широко распахнутыми глазами и приоткрытыми дрожащими губами: - Так ты помнишь? - Конечно, я помню. Пока я болел, только мысль о том, что я не могу умереть, не увидев тебя снова, не убедившись, что ты существуешь, держала меня на плаву. Теперь, когда я тебя нашёл, ты уже не сможешь от меня избавиться. Мне осталось проверить всего одну вещь. Стив совершал в своей жизни много отчаянных и по дурному смелых поступков, но в этот раз он превзошёл сам себя, когда потянулся первым, прижался губами к губам Баки, целуя, раскрывая, прикасаясь языком к языку. Когда руки Баки выдавили из него все остатки воздуха, и пришлось отстраниться, чтобы перевести дыхание, Стив продолжал гладить лицо своего чудовища самыми кончиками пальцев, будто убеждая в чём-то и убеждаясь сам. - Что же такое ты сейчас проверял? – спросил Баки, потёршись носом о нос Стива и в кои-то веки обнаружив, что он не холодный. - Так ли хороши твои губы, как я запомнил. - И каков вердикт? - Где-то на четвёрочку из десятки. Не понял, что в вас, чудовищах, вообще девицы находят. Наверное, в прошлый раз я хорошо приложился головой о скалу, – и Стив, на всякий случай, зажмурился и задержал дыхание. Выдохнул он только тогда, когда услышал смешок, почувствовал ласку руки, взъерошившей его мокрые волосы, ощутил прикосновение губ к кончику носа, к скулам. - Баки, что ты делаешь? – почему-то шёпотом спросил Стив. - Ммм, пытаюсь пересчитать твои веснушки, раз уж мои поцелуи тебя не устраивают. Впрочем, давай попробуем ещё раз, вдруг я уже научился, - предложил Баки и приступил к делу, не дожидаясь ответа. Тем августовским днём Стив снова почувствовал себя совершенно счастливым. У него теперь были настоящие поцелуи Баки, гораздо лучше воображаемых, у него было его чудовище, а впереди их ждали открытое море и вся жизнь вместе.