Истинное Счастье

      ВРООЙ!       Дверь резко впечаталась в стену. — Какого х** этот д**й мусор делает в нашем штабе?! Всех в капусту порешу, с**и!       Что-то не так. Это приходит в голову в то же мгновение, когда бокал не разбивается об его голову. Занзас всё так же сидит в своём кресле. Бумаги нагромождены на его широком столе. Хм... Надо будет обновить лак. Последний раз Скайрини слишком сильно оцарапал полировку столешницы. А это ещё что?!       Из-за спинки кресла выглядывает что-то пушистое и, кажется, коричневое. Честно, после недели без нормального сна взгляд расфокусирован, и глаза болят.       Нечто оказывается человеком с лицом. С двумя до неприличия огромными и наглыми зенками. — Скуало-сан! Добрый вечер! Давно не виделись. Как поживаете?       Савада. Мысль приходит сама собой и не вызывает никаких чувств.       Савада Тсунаёши. В голове всё переворачивается и встаёт на место.       Х**в не**к, Савада, чтоб его… Тсунаёши.       Тело действует раньше, чем мозг воспринимает команду. Крепчайший наносплав входит в дорогую кожу, как нож в растопленное масло. Но желанного соприкосновения с плотью не происходит. Парень уже у другой стены. Острое лезвие прорезает фирменную рубашку, не достав человека. Вот же… верткий у**к.       Пацан сигает в открытое окно, но мужчина не отстает. Занзас провожает этих двоих *** уставшим взглядом. Потом осматривает комнату. В который раз за сегодня тяжело вздыхает и встаёт. Закрыв окно и дверь на ключ, он уходит в свою комнату. Небрежно брошенное: «Не беспокоить, мусор. У меня отгул», и он скрывается за мощными дверями. Скинув лишнюю одежду и обувь, Занзас валится на свою кровать. Уставший мозг, прежде чем отключиться, выдаёт: «Наконец-то тишина и покой».       А тем временем в саду творился настоящий погром. Толстые полувековые деревья, были гладко срезаны и валялись то тут, то там. Клумбы безбожно растоптаны и опалены. Газон изрыт глубокими бороздами. — Я убью тебя н**й, мелкая п**а. Я твои кишки по всей Италии разбросаю. Я тебе все патлы повыдергиваю. Ч**н отрублю и в глотку засуну. Да я твоими я**и в бильярд играть буду. Я тебя рыбам в заливе скормлю. Твои останки даже мать родная не узнает. Я твои ч**ы культяпки в узел свяжу и собакам на съедение отдам!       И так далее и тому подобное.       После столь длительного изматывающего режима, организм отказывался работать так, как хотел его хозяин. Уже через час Скуало осел без сил. Но упасть окончательно не дали эти самые с**е культяпки. - Пять лет. Пять, с**х, лет. Где ты был?       Сил уже не было. Глаза слипались. Говорить, да что там, просто дышать было неприлично тяжело.       Объятия, в которых его держали, стали ещё сильнее, а чужое лицо зарылось в копну длинных волос. — Я дома, Ску.       А дальше была тьма и, впервые за пять лет, Акуле было спокойно и уютно. Его Лев вернулся.

***

      Так тепло и уютно. Как давно он себя так не чувствовал. После секса бывает что-то подобное, но всё равно, не то.       Тут он понял, что что-то не так. Где это он? Комната, кровать, тонкая простынь. Ветер пробирается через открытые балконные двери, слишком сильный сквозняк для окна. Слышно пение соловья, значит, уже смеркается. Сколько же я проспал? Стоп! Соловей, балкон. Он на втором этаже, северное крыло. Он в «его» комнате. А что он тут забыл? Так, СТОП! ОН!       Скуало дёрнулся, чтобы встать, но только сейчас заметил. Он на кровати. Совершенно голый. А со спины его крепко прижимают к узкой, по сравнению с ним, но крепкой груди. И в голову приходит осознание: «Он вернулся. Вернулся ко мне. Это не сон».       Аккуратно развернувшись в надёжном кольце из рук, он принялся внимательно рассматривать столь любимое лицо. Оно изменилось. Некогда острые черты разгладились лёгкой округлостью. Небольшой, слегка вздернутый нос, ровные дуги бровей. Длинные ресницы подрагивают, а зрачок мечется под закрытыми веками. Грудь тяжело вздымается, а дыхание учащённо.       Глухой стон, и лоб прорезает глубокий шрам. Видимо, он до сих пор не избавился от этих кошмаров. Осторожно касаясь его лица, мужчина провёл по гладкой щеке. Боже мой, ну когда он уже вырастет?! — Тсунаёши…       Он вздрагивает и успокаивается. Напряженные мышцы расслабляются, дыхание выравнивается. Он притягивает Супербию к себе ещё ближе и, на выдохе, еле слышно произносит: — Скуало.       Уже сердце мечника заходится в бешеной скачке, а душа переполняется нежностью. Ну как так можно?       Он прижимается к Саваде, невинно целуя в губы. Губы смещаются к его подбородку, очерчивая лини лица. Потом капитан переходит на шею, начиная ласкать её, оставляя слабые красные следы. Он осторожно кладёт Тсуну на спину и проводит руками по его бокам. Языком очерчивает ореол его сосков, прихватывая губами начавшие твердеть горошины сосков.       Увлекшись, не замечает прикрытых глаз, с восторгом следящих за его действиями, и юркого язычка, скользящего по пересохшим губам. Спустившись поцелуями ещё ниже, мужчина играется с его пупком. Вставший член он воспринимаю как данность, совершенно не замечая, что происходит вокруг. Он просто заглатывает орган, словно изголодавшийся зверь. Ему так до одури хорошо, что он не может думать ни о чём другом. Лишь его запах, его вкус, сам Тсуна.       Язык прошёлся по всему основанию, сильно надавив на головку. Губы припали к плоти, оттянув и пососав её. Язычок подлез под неё, смачивая слюной головку и расправляя складки. Губы коснулись уретры и, раскрывая, скользнули вниз, освобождая вытягивающийся фаллос. Привычка взяла своё, и Скуало принял до упора, уткнувшись носом в кучерявые волосики. Пару раз сглотнув, он с пошлым звуком отстранился, ещё раз облизав член.       Дорожкой поцелуев он обвёл вздувшиеся венки, спустившись к яичкам и засосав одно в рот. В это же время, пальцы ласкали гордо стоящее достоинство, немного надрачивая его.       Наигравшись с потяжелевшей мошонкой, Скуало вернулся к члену, вновь захватывая его ртом, но не глубоко, как прежде. Вдруг узкая ладонь подхватила его волосы, и, зарывшись в них, надавила на затылок. Скуало с готовностью подчинился, беря ещё глубже. Он насаживал глотку на гладкий твёрдый член, попеременно сглатывая слюну и смазку.       Это было чистейшим кайфом. Особенно забирая в самое горло, и чувствуя эти ненавязчивые толчки и массаж головы. А когда несдержанные стоны проходились по горлу, хотелось кончить, так и не прикоснувшись к себе. Он сам не осознавал, что уже давно засунул в себя три пальца, и растянул под этот божественный член.       Вдруг его грубо отстранили от себя и опрокинули на кровать. Словно куклу, его перевернули и поставили на колени. Ошалевшим взглядом Супербия блуждал по комнате, пока не ощутил несдержанное проникновение. Все мысли вылетели из головы и потонули в долгожданном чувстве заполнености. В него ворвались одним слитным движение, причинив лёгкую боль. Всё-таки у него давно не было секса в этой роли. Протяжный стон оглушил комнату и замолк. Одна рука прижимала его к чужой груди, а вторая держали за волосы. Обжигающе горячее дыхание чувствовалось в районе шеи и правого уха. Они оба замерли, давая друг другу время.       Вдруг чужие бёдра дёрнулись, проехавшись членом по простате, и Скуало сорвало крышу. Его громкий стон удовольствия разорвал в клочья момент тишины и потонул в ещё более развратных криках. Вначале медленно, но с набирающейся скоростью, столь желанный член двигался сзади. И это было величайшим наслаждением.       Он не заметил, как рука исчезла, и он упал на кровать, сменив позицию. Теперь в него входили ещё глубже, а выходили, оставляя лишь головку внутри. Яйца с пошлым шлепком бились о бёдра и мошонку, подводя к пределу. Узкие ладони скользили по влажной спине, оставляя красные полосы от коротких ногтей. Бешеные толчки втрахивали крепкое тело в мягкий матрас, выбивая дух. Не вытерпев, он сильно прогнулся и кончил на постель. Сзади раздалось гортанное рычание, и зубы впились в предплечье. Внутри разлилось чужое семя, доводя до нового оргазма.       Обмякнув на влажные простыни, Скуало пребывал в настоящей нирване, но знал, это только начало. Всё ещё твёрдый член покинул его нутро. Сперма с удвоенной силой потекла по бёдрам. Половинки ягодиц развели в стороны, а горячий язычок коснулся набухшего сфинктера. Всё поплыло в водовороте ощущений. Его вылизывали с таким упорством, пытаясь проникнуть как можно глубже. А через пару минут его перевернули на спину и вновь вошли. Ноги сами сомкнулись на пояснице шатена, но дальнейшего движения не последовало. Тсуна сидел на коленях и слегка покачивался, вызывая еле уловимое движение. Его глаза были закрыты, а голова запрокинута. Плывущим сознанием Скуало даже подумал, что Тсуна ещё спит. Но дёргающийся внутри член говорил об обратном.       Вдруг Тсунаёши замер и посмотрел на Акулу. И тот потонул в расплавленном золоте глаз. Его подхватили под колени, и, почти полностью выйдя, резко вогнали обратно. Темп сразу был взят быстрый и резкий. Мысли вновь разбежались, оставляя блаженную пустоту. Колени Скуало прижали к его же груди и навалились сверху. Жадные губы пытались растерзать его собственные рот, а языки сплетались в сумасшедшем танце. Тугая струя вновь прошила его существо, пробивая в самый мозг. А дальше всё исчезло, слившись в однородную массу.       Чувства прошивали насквозь, не оставляя ни одной здравой мысли. Дыхание сбивалось, и чужое тело ощущалось, как своё собственное. Границы размылись, и стало плевать на всё и всех.       Скуало пришёл в себя с трудом. Голова трещала, как после приличной попойки. Всё тело ломило, и оно не хотело слушаться. Он лежал в свежей постели. Тело было вымыто. А задний проход чем-то смазан. С тяжёлым стоном он пошарил рукой по соседнему месту, но там было пусто. Оно было холодным. Непрошеные слёзы навернулись на глаза. И пусть он Гордая Акула, но даже он может испытывать боль. Почему Тсунаёши ушёл? Опять. Почему?       Вдруг дверь тихонько открылась, и комнату заполнил запах свежее сваренного кофе и тостов. — Ты уже проснулся.       В этом голосе чувствовалось столько любви и обожания, что солёные капли всё же полились с уголков глаз. — Ну-ну. Не плачь. Я тут, — поднос поставили на прикроватную тумбочку, а рядом сел Тсуна. Его тёплые пальцы смахнули непрошеные слёзы и огладили щёки. — Прости меня. За то, что так долго не появлялся. Но у меня не было другого выбора. Это был приказ Девятого, подкреплённый приказом Десятого и Реборна. Я ни с кем не имел права связываться. Я даже не мог узнать, что происходит в Вонголе. Ску, — он наклонился к его лицу. — Прости.       Лёгкий, извиняющийся поцелуй, быстро перешёл в более страстный под влиянием Скуало. Он не хотел ни о чём говорить или что-то слушать. Всё, чего он желал, это чувствовать это дивное тепло и защиту. Всё же прервавшись, они молча смотрели друг другу в глаза.       Вдруг в коридоре послышался громкий топот босых ножек и звук открывания дверей. Наконец добрались до их уютного гнёздышка. Дверь громко распахнулась, и в проеме появился маленький человечек. Малышу было года четыре. Короткие платиновые волосики весело стояли торчком. На ребёнке была большая белая майка, достающая ему до щиколоток. По полу за хвост волочилась большая белая акула. Умные карие глазки прошлись по комнате и остановились на парочке, с интересом наблюдавшей за ним. — Папа!       Малыш стартанул с места, но уже на втором шаге запутался в подоле майки и грохнулся на пол. Не обратив на это внимание, он вновь встал и побежал к кровати. Второй раз он чуть не упал у своей цели, но его вовремя подхватил Тсуна. Оба внимательно смотрели друг другу в глаза. — У тебя такие же глаза, как у меня. — Да. А как тебя зовут? — Илия. — Какое замечательное имя. Илия, ты знаешь кто я такой? — Нет. — Меня зовут Тсуна. И я твой папа.       Мальчик недоумённо переводил взгляд с Тсуны на Скуало и обратно. — Сынок, — позвал мальчика Скуало. — Это правда. Помнишь, дядя Луссурия рассказывал, что у малышей бывают папа и мама? Так вот, он — тоже твой папа. Мы оба твои отцы. — Но папа с папой не могут родить малыша. Так дядя Бел говорил, а он самый умный! — Есть дяди и поумнее дяди Бела. Они помогли мне сделать так, что папа Ску смог забеременеть и родить тебя. — Тогда папа — это мама, а ты — папа. — Правильно! — Эй! Постойте! Я не хочу быть мамой! Я — папа! — Мамочка! — Илия уже не слушал, а уже висел на шее новоиспеченной мамы.       Обречённо вздохнув, Скуало повалился на кровать. Кто бы подумал ещё десять лет назад, на том злосчастном Конфликте Колец, что после поражения, мелкий мусор перейдёт под управление нового Десятого поколения во главе с Занзосом. Саваду стали готовить на пост Внешнего Советника, который он принял, достигнув восемнадцати лет. Незаметно для самих себя, они сблизились и начали спать вместе. Вначале принимающим был Тсуна, но он довольно быстро подчинил себе тело Гордой Акулы и сменил роли. Правда, Скуало ещё ни разу не пожалел о произошедшем.       А потом, через несколько лет, пять лет назад, перед своим исчезновение, Тсуна устроил ему самую незабываемую ночь в его жизни. Вылив на него столько любви и тепла, что только на них Скуало и держался всё это время. А потом к нему наведались Верде с Шамалом, и Скуало узнал, что ждёт ребёнка. Шум тогда замяли и данный факт ото всех скрыли. Занзас оформил ему миссию, на первые два месяца и отпуск на оставшийся год. Поэтому, когда Скуало заявился в Варию с ребёнком на руках, всё представили, как залетевшую любовницу, не пожелавшую оставлять ребёнка. К мальчику быстро привыкли. Он стал своеобразным «сыном полка». Его воспитывал весь офицерский состав, а Занзас даже заплёл ему косичку с перьями.       И сейчас, глядя, как Тсуна радостно общается со своим сыном, Скуало понимал, что нашёл своё истинное счастье.