к/ф "Белое солнце пустыни"
Alexandre Desplat - Very Best Plan Я привыкла ходить быстро. Друзья, которых у меня почти не было, все время спрашивали, почему. А я не могла ответить честно. Говорила что-то типа «мне нравится». Я не могла сказать, что привыкла так ходить с детства, из-за матери. Однажды, мне тогда лет пять, наверное, было, я шла с матерью по улице. Она шагала быстро, схватив меня за руку. Я волочилась за ней, еле поспевая. Мать все ускорялась, а я устала и ныла позади нее: «Мама, я устала. Давай отдохнем. Ну, хоть пойдем помедленнее». В итоге я совсем отстала. Мать резко развернулась, сделала пару шагов ко мне и в порыве гнева ударила ногой меня где-то в районе. Я, вскрикнув от боли, схватилась за правую ноги и рухнула на землю. Как позже показал рентген, у меня оказалась трещина. Я долго плакала, ведь мне было больно. Зато я навсегда запомнила, что ходить нужно быстро. Когда мне было девятнадцать, я уходила из дома тоже быстро. Очень быстро. Я почти бежала, а пьяный отец что-то кричал мне вслед. Я даже уловила пару слов: «сдохла» и «шлюха». А между ними мое имя – Тина. Так меня звали все и всегда. Но мое полное имя – Валентина. Валентина Хиггинс. После того случая никого из своей семьи я ни разу не видела, но даже рада этому. Мои мать и отец были запойными пьяницами. Старший брат бросил меня и мою младшую сестру, ушел из дома и больше не возвращался. Лишь изредка от него приходили какие-то вести. Потом родителей лишили родительских прав, и сестру отправили в детский приют, откуда ее забрала наша тетя. А мне на тот момент было восемнадцать. Я не могла уйти от родителей – они оба не работали, и мне приходилось то устраиваться официанткой, то развозить по городу пиццу - все для того, чтобы выплачивать налоги, платить за дом и покупать что-то из еды. Моей единственной отрадой оставалось рисование - именно этому я посвящала почти все свое свободное время. Мне нравилось придумывать сюжеты, но еще больше я ценила то, что сама могу изобразить то, что рисуется в моей голове. Однажды отец меня избил. Я свернулась калачиком в углу комнаты, защищая голову, лицо и живот. После я ушла. И жизнь продолжалась. Я доучилась в художественной академии. Сначала жила в общежитии, потом у подруг и, собрав, наконец, достаточное количество денег, сняла квартирку. Она была совсем небольшая, но хорошо отделанная и уютная. Сумма за нее была куда меньше, чем я ожидала – квартира располагалась в не самом лучшем районе Лондона – на окраине. Четыре года я прожила, еле сводя концы концами. Я пробовала зарабатывать картинами. У меня почти ничего не получалось: они много кому нравились, но никто их покупать не хотел, а редакции отказывались печатать даже в самых дешевых газетах. Лишь изредка что-то продавалось, и все вырученные деньги я спускала на уплату за квартиру, пищу и краски с холстами. Редко когда оставались лишние деньги – на них я покупала книги или какие-нибудь красивые вещицы. Но жизнь продолжалась. Был июль. Вроде бы тепло, но дули холодные ветры. Приходилось ходить в легком плаще и шарфе. Я работала на улице, а потому стоило одеваться теплее, чтобы сидеть с раннего утра и до позднего вечера. Я презирала те моменты, когда мои картины, выставленные на всеобщее обозрение, прохожие рассматривали, делали им комплименты, но не покупали, предпочитая просто проходить мимо. Мало было тех, кто отдавал за них деньги и счастливо забирал себе. Правда, меня радовал уже тот факт, что покупатели были. Не исключаю, конечно, многие покупали картины из-за жалости, но я была вне себя от счастья из-за любых денег. До моего дома оставалось пройти совсем немного. Мне нравилось, что метро располагалось совсем недалеко от него. Дом мой был пусть и не новостройкой, но выглядел весьма неплохо. Соседи мои тоже были хорошими людьми – такими, насколько я могла знать их. Еще мне нравилось, что дом был всего в четыре этажа, а подъезд всего один. Вокруг было тихо, и люди изредка попадались на глаза. Последний факт не мог не радовать, ведь за день я очень уставала от толпы. Дойдя до своего дома и зайдя в подъезд, я тихо, чуть ли не на цыпочках, поднималась вверх, на третий этаж – в свою квартиру. По пути заглянула в почтовый ящик. Там лежал один-одинешенек белый конверт, на котором были написаны мои имя и адрес каким-то корявым почерком. Я быстро, позабыв о том, что в столь поздний час хорошо бы соблюдать тишину, поднялась на свой этаж, судорожно отперла ключом дверь и быстро зашла внутрь, громко хлопнув дверью. Потом не забыла запереться и, пройдя в свою комнату и включив свет, принялась читать: «Дорогая мисс Хиггинс, позвольте пригласить Вас на мероприятие, что зовется «Вечер Художников». Вы будете дорогим и желанным гостем. Состоится этот вечер пятнадцатого июля этого года. Приносим свои извинения за то, что предупредили Вас так поздно. Будем Вас ждать.С наилучшими пожеланиями, Содружество Художников».
Это мой шанс, пронеслось у меня в голове. Именно на таких встречах представляется возможным встретить кого-то такого, кто помог бы мне немного подзаработать и даже пробиться в свет. Я заулыбалась самой себе. Мне вдруг стало легче на душе, даже на минуту показалось, что я вовсе освободилась от оков бедности и неудач. После «Вечера Художников» удача ко мне действительно пришла. Правда, не одна, и спутники ее были совсем не такие, каких я ожидала.