Immortals

Они пробовали жить друг без друга, отдалялись и снова воссоединялись, словно края незаживающей раны (c) - Поппи Брайт «Изысканный труп».

Вы когда-нибудь пробовали избавиться от любви? Правда глупое занятие? Кюхён тоже так считал. Раз за разом сбегая от своей личной жизни в работу, семью и выпивку. Особенно в последнее. После каждого расставания количество бутылок соджу у двери увеличивалось, а шрамы от сигарет множились, как какая-то зараза по всему телу. И Кюхён ненавидел себя за это, потому что курево его раздражало, и вообще это ужасно по-детски истерить из-за того, что ты снова расстался с парнем. Одним и тем же. В пятый, кажется, раз. В этом и была трагикомедия личной жизни простого журналиста Чо Кюхёна, не считая унылых репортажей об умерших\родившихся в славной столице Республики Корея. А ведь в университете парень был мечтателем: хотел писать обзоры о культурной жизни Сеула, иметь свою собственную колонку с короткими, но непременно остроумными историями, но получилось, что получилось… Грант на стажировку заграницей он, в прямом смысле слова, проебал, оставалось только на дешевом канале клепать передачки про криминальную жизнь столицы. Это было до боли уныло, зато работа была всегда, прямо как в похоронном бюро. Кюхён усмехнулся и потёр виски: завтра ему в ночную смену, а он мучается с похмелья, с ужасом понимая, что таблеток в доме никаких, а выходить на улицу неохота. Взгляд невольно натыкается на полароидный снимок, где они с Ким Чонуном корчат рожи для смешного селфи. Ким Чонун, кажется, был вечным проклятием Чо Кюхёна, тем, кто вечно сдирал струп с едва зажившей раны их отношений. Чонун приходил и уходил всегда первый, а Кюхён был тем, кто не менял места проживания и номера телефона, а просто ждал. Или уже не ждал, но никогда не отказывал. Потому что руки Чонуна всегда тёплые, а слова всегда в точку. Потому что ногти на его тёплых руках всегда сгрызены под корень, потому что в мешках под его глазами давно можно жить, потому что он настолько худой, что скоро плеваться начнут предвзятым «наркоман». На самом деле, Чонун просто слишком эмоциональный, но всё прячет в себе. На самом деле, у Чонуна проблемы, но они Кюхёна не касаются, потому что всем нужна тихая бухта в этом бушующем океане жизни. Кю резко перечеркнул эту пафосную последнюю строчку, потому что какая нахер из него бухта?! Какой нахер из него писатель?! Никакая\никакой. В конце концов, когда просто плывешь по течению, глупо проклинать течение за то, что оно есть. По крайней мере, оно есть. Каждый раз когда они снова сходились – это было больно и глупо, потому что оба знали, что это временно. В первый раз Чонун остался на полгода, и это были прекрасные полгода в жизни Кюхёна: тогда он верил, что они будут вместе еще долго, что ради Чонуна стоит остаться в Корее, что они оба станут работать, а им кроме квартиры и друг друга больше ничего не нужно. Наверное, они и сошлись на том, что оба любили мечтать, только вот Чонун первый вспомнил о том, что за дверью съемной квартиры Кюхёна есть настоящая жизнь. И теплые руки с обгрызенными ногтями исчезли из жизни Кюхёна в один вечер. Простое «давай расстанемся» и сумка с его вещами у порога. Чонуну было проще: он ушел, а Кю остался в этой квартире с воспоминаниями. Личная эмоциональная тюремная камера. С тех пор на его руках чуть выше локтя начали появляться шрамы-ожоги, потому что ничто так хорошо не останавливает истерики, как потушенная о кожу сигарета. Вместе с очень детскими капризными страданиями Кюхён впахивал на работе, как вьючный ослик, и даже добился повышения, хотя какое повышения на дерьмовой работке, где только и делаешь, что сталкиваешься с реалиями жизни. И почему людям так любопытно знать, сколько жен зарезали мужья или наоборот? У Кюхёна есть теперь хорошие знакомые в полиции, которые сливают ему эту инфу, а заодно заливаются с ним дешевым бурбоном по пятницам, потому что их работа еще дерьмовее, потому что они тоже мечтали разгадывать великие махинации, а не находить расчлененных старушек. Ким Ёнун и Шин Донхи были замечательными ребятами, с ними Кюхён смеялся до слёз по этим пятницам и даже начинал думать, что он еще неплохо устроился в этой жизни. А потом он возвращался домой и находил знакомые потрепанные конверсы у порога, и снова теплые руки обвивались вокруг его талии безо всякого предисловия. Вам не кажется, что это жестоко? Можно было уже придумать какой-то секретный код или смс типа: «Эй, Кю-а, я тебе жизнь еще недоломал, ты свободен сегодня часов в 9 вечера?». Но вся суть в том, что Чонуну не нужны были никакие коды, он знал, что Кюхён уже больше года не меняет замок на двери, да и всегда свободен по вечерам, если надо. И именно эта вечная свобода Кюхёна все портила и ломала, ведь откажи он хотя бы один раз, то Чонун и не подумал бы возвращаться, нашел бы себе кого-то другого, двинулся дальше, а так… Кю был слишком слаб, чтобы отказать, а Чонун – чтобы не возвращаться. Тяжело не возвращаться в единственное место, где тебя ждут. А Кюхён хоть и делал вид, что ему по барабану эти внезапные возвращения бывшего, но Чонун же знал, чувствовал, слышал, как тот вздыхал от мимолетных прикосновений и как сладко стонал, как ядовито язвил и как настойчиво смотрел в окно, когда Чонун уходил. А Чонун не мог не уходить, видя эту покорность, эту грусть в глазах Кю, как будто он оставляет щенка в приюте, пытаясь себя убедить, что для него найдется хозяин лучше и заботливей. Но Кюхён не был щенком, как бы того не хотели они оба, его нельзя было посадить на поводок или привязать к батарее. …А так хотелось… Если спросить каждого из них, почему их отношения так и не могли закончиться или хотя бы нормально начаться, то они оба пожмут плечами, засунут руки в карманы джинсов и отвернут голову, потому что они уже пробовали избавиться от любви. Раз пять так точно. Наверное, было бы лучше, если кто-то из них изменил другому, оскорбил, унизил, не сошелся характером, но у них были только хреновые обстоятельства и болезненная любовь, которая позволяла им кое-как плыть по жизни. Как серьезная рана, которая позволяет оставаться в сознании, если ее регулярно бередить. Кюхён уже три месяца его не ждёт, потому что просматривает все страницы в социальных сетях, наблюдая счастливые фотографии с милой круглолицей девушкой, потому что он никогда не видел Чонуна таким, когда тот был с ним. Разве что в первые пару месяцев, но не теперь спустя два года. И вот когда Кю перестает скучать, в замке поворачивается ключ и в квартиру входит хмурый и промокший Чонун, удивленно хмыкает и смотрит прямо в глаза: - Я думал, ты уже точно сменил замок. - Пришел проверить? – фыркает Кюхён, потягивая колу с дешевым виски, и деланно вздергивает бровь. - Ага, интересно было, жив ты или нет, - пожимает плечами Чонун, окидывая взглядом ничуть не изменившуюся комнату. - Твоими молитвами, - усмехается Кю. – Выпьешь? - Я бросил. И правда, мешков под глазами больше не наблюдалось, а ногти были аккуратно подстрижены, челка не падала на глаза, а свитер не висел на нем как на скелете. - Правильно, нечего всякую дрянь пить. - Работу хорошую нашел, в компании одной, даже стаж капает, представляешь? – неловко улыбается Чонун. – А ты как? Все на том же говноканале работаешь? - Ага, - флегматично кивает Кюхён, опрокидывая в себя противное пойло. - Нашел себе кого-нибудь? - Чонун, серьезно, - Кю усмехается и поднимается с пола. – Давай обойдемся без светских бесед. Не задавай вопросов, на которые знаешь ответы. - И правда, чего это я, - тот подходит почти вплотную к Кюхёну и касается пальцами его синяков под глазами. – Тебе стоит получше заботиться о себе, Кю-а. - Ага. - И сменить замок на двери. - Ага. - И больше не впускать меня. - Ага. Чонун улыбается какой-то почти болезненной улыбкой и ерошит Кюхёну волосы. - Даже не буду спрашивать, все ли у тебя хорошо, ибо ответ я, кажется, знаю. - Ага. Кю просто смотрит и не решается задать какой-либо вопрос, хотя так хочется, хочется оттолкнуть и завопить что-то вроде: «Смотрю, тебе хорошо с этой сучкой, а на меня насрать», «От тебя не было вестей почти полгода, я чуть не поседел», «Ты вообще страдаешь, или один только я придурок такой?». Но это было бы по-детски, так нельзя, это не входит в рамки их отношений. - Ты бы нашел себе кого-нибудь, а то хреновато выглядишь. - Чонун, серьезно, - Кю отходит к окну и смотрит на огни проезжающих машин. - Прости меня, Кюхён-а. И будь счастлив, окей? За этим следует тихий щелчок замка и звук вызываемого лифта. Кюхёну интересно, а если вот сейчас сорваться и остановить его, и попросить никуда не уходить, что будет? Но почему-то он остаётся стоять у окна, всматриваясь в шумное шоссе и пытаясь понять, почему теплые пальцы стали такими холодными.