Все еще здесь

Увы, я поздно поняла, что надо бороться. За тот короткий миг, что я просуществовала с тобой бок о бок, движимая страхом за лучшего друга, я стала обладать тем качеством, которым, надеялась, никогда не обзавестись. Покорностью. Когда в следующий раз я открыла глаза, мое тело уже не принадлежало мне. Но к моему удивлению, я все еще здесь. А ты и не заметил моего присутствия среди множества тараканов в твоей голове. Псих внутри психа – это довольно мило. Ты продолжил жить и по-своему радоваться тому, что выбил у судьбы еще два года. Ложь, алчность, чужие страдания. Кажется, я начинаю привыкать к тому, что никак не могла принять при жизни. Или это потому что теперь могу забиться в дальний уголок «нашего» сознания и оттуда наблюдать? Я поздно поняла, что могу бороться. Проклятье моего рода стало нашей общей ловушкой. Тот ад, что ты так усердно зовешь «силой», стал отдельной сущностью внутри и управляло мной, с демоническим хохотом, звоном отдающимся в груди, дергало за ниточки. Теперь все иначе. Теперь я твой персональный ад. Я чувствую контроль лишь временами. В те редкие минуты твоего сумасшедшего экстаза, когда страдают другие. Когда ты не ждешь подвоха. Вздрогнуть всем телом от душераздирающего крика. Легкое касание сочувствия и сомнений к твоему, не знающему жалости, сердцу. Я каждой клеточкой своего существа чувствую твое возрастающее недоумение. Я дрожу от восторга всякий раз, когда ты смотришь на «наши» руки, которые только что остановили атаку. Ты все чаще вглядываешься в свое отражение, выискивая в нем меня и… не видишь. Потому что я вновь забиваюсь в уголок и давлю в себе истерически-торжествующий смех. Еще не скоро ты узнаешь, что я здесь. Я проникаю в твои сны, преломляя твою реальность сквозь призму моих чувств, которые когда-то всецело принадлежали мне. Ты все больше слабеешь, просыпаясь каждую ночь в холодном поту. Да, это тело действительно раньше могло сутками жить, не ведая отдыха. Но скоро я превышу свой собственный лимит. «Я сломаю тебя». Это моя вендетта. Я не растворюсь, не стану той яростно-идеальной частью твоего ума, не сольюсь с безжалостной корыстью, охватившей твою душу. «Ты не в силах избавиться от меня». Глаза напротив вспыхивают знакомым огоньком торжества и упрямства. Осколки зеркала впиваются в сжатый кулак, а в ушах звучит протестующий крик. Я стану редкими слезами, дрожащим от отвращения к крови телом, бессильной яростью в твоем крике, недоумением в глазах и неуместной жалостью к твоим жертвам. Наша борьба только началась, господин Орочимару. Я не сдамся только потому, что выхода нет. И не отпущу тебя, пока «мы» не умрем.