Метки

В придачу к способностям, выходящим за рамки понимания большинства людей, эсперы были одарены еще и метками. Натуры романтичные называли это «поцелуем ангела» или «знаками предназначения», но суть оставалась той же: метка и метка, у кого — побольше, у кого — поменьше. У всех эсперов на теле присутствовало клеймо, и лишь у двоих оно могло быть одинаковым. Несмотря на отрицательное отношение государства к эсперам, метки были популярны. Ни одному нормальному не грозило однажды утром обнаружить на своем теле невиданную ранее отметину, но многие об этом мечтали. Особенно девушки определенного возраста. Для таких наивных дур регулярно снимали фантастические истории любви, где, отрицая все закономерности, обычные люди находили у себя метки — непременно на запястьях, — видно, сценаристам это казалось особенно красивым. Многие неплохо наживались на этом поветрии: любая влюбленная парочка могла прямо на выходе из кинотеатра купить одинаковые браслеты или сделать временное тату, которое держалось около двух недель. Конечно, находились люди, рисковавшие набивать настоящие татуировки, делать шрамирование или вставлять под кожу цветные металлические пластины. Последние, правда, запретили к использованию после одного скандального случая, из-за которого у крупного имидж-салона отсудили приличную сумму. Тем не менее, всем хотелось, чтобы именно их любовь оказалась судьбоносной встречей двух половинок души — ну, или чтобы все вокруг так думали. Конечно, далеко не все эсперы следовали своему предназначению: многие делали поверх меток татуировки или вовсе сходились с «нормальными». Отыскать суженого на планете с населением в несколько миллиардов было не так-то просто, однако кое-кто все же пытался это сделать. Создавались сайты-поисковики, некоторые смельчаки давали объявления в газеты, кто-то искал по старинке, надеясь лишь на судьбу. В конце концов, она частенько сводила эсперов с одинаковыми метками. Энди этого поветрия не понимал и искренне считал его дурью. А все потому, что у него самого тоже была метка: лаконичный круг с черточками, похожий на циферблат старых карманных часов, красовался на груди. Только и здесь ему не повезло: его метка была полустерта, будто рисовавшему ее художнику не понравилась работа, и он сгоряча пролил на холст растворитель, да так и оставил, видно, подумав, что картину уже ничем не спасешь. Что означал подобный незаконченный рисунок, Энди не знал. Он привык к нему, научившись не обращать внимания на шуточки о том, что и тут оказался недоэспером. В школе эсперов было мало, и они закономерно считались изгоями, так что друзей Энди не нашел. Позже, в армии, у него появились немногочисленные приятели, но обсуждать друг с другом метки считалось слишком уж интимным, так что выяснить, с чем связан изъян его знака, было не у кого, и он со временем забыл об этом. Считая себя человеком действия, Энди привык не задаваться вопросами, на которые не мог найти ответа. Каждый раз, когда он задумывался о своем месте в мире, о цели, о будущем, он видел только кромешную темноту, и ему становилось тоскливо. Он не позволял себе плакать, предпочитая вымещать переполняющие душу эмоции на чем-то материальном. Благодаря этому он никогда не был забитым хлюпиком, а инструктора в армии всегда отмечали его усердие и отличную физическую форму. Иногда, совсем редко, Энди позволял себе украдкой дотронуться до метки, провести подушечками пальцев по врожденному шраму, ощущая его неровную поверхность, и это казалось чем-то запретным, тайным, интимным. Время шло, в его жизни появились девушки, но все они были нормальными, ни у одной не оказалось метки. Большинство из них считало странный символ на груди Энди жутко романтичным. Чаще всего он врал, что это неудачная татуировка, сделанная по пьяни. Рассказать правду случайной подружке казалось кощунственным. Будто предать ту, другую девушку, что, возможно, родилась с таким же смазанным знаком на груди. — Даже обидно, что это не «поцелуй». Хотя у тебя он, наверное, уже скоро появится, — пожала плечами Мари. У нее был цепкий взгляд и выбеленные волосы. Она работала генетиком и каким-то шестым чувством признала в Энди эспера, хоть он ничего о себе не рассказывал. Их отношения начали развиваться быстро и так же быстро подходили к концу. — В смысле? Он разве не при рождении появляется? — Что за ерунда? Ты, никак, фильмов насмотрелся. Конечно, нет! — Чем смеяться, лучше бы рассказала толком. Она вздохнула. — Ладно, слушай. Закономерность появления «поцелуя» до сих пор не выявлена. Известно лишь, что эта особенность присуща только эсперам. Деталь генетического кода, вроде автоматического подбора идеального партнера. Кстати, если знак появился в раннем возрасте, это, скорее всего, указывает, что партнер значительно старше тебя. Любишь зрелых женщин? Она лукаво подмигнула и, подхватив с вешалки сумочку, заторопилась: — Ох, я же опаздываю! Вот, как всегда, ты меня заболтал… Ладно, я на собеседование. Увидимся еще! Они больше не увиделись: ее перевели на новое место работы почти на сто километров восточнее, на теплое побережье, а за оставленными в гостиничном номере Энди вещами она так и не вернулась. Через месяц Энди уволился из армии. Ну, как уволился? Устроил драку с сослуживцами, и его попросили уйти. Он собрал свои пожитки, прижал пальцы к левой стороне груди, нащупывая под майкой метку, и вышел под палящее солнце, где его ждала только убегающая за горизонт серая дорога в неизвестность. Он не стал садиться в автобус, шедший до города: решил прогуляться пешком. В пыльном мареве, что поднималось над асфальтом, изредка можно было разглядеть призраки мчащихся по шоссе машин, но ни одна не замедляла ход. Автомобили проносились мимо, обдавая одинокого пешехода волнами горячего воздуха и взметнувшегося из-под колес песка. — Может быть, попробовать найти тебя? — прошептал Энди пересохшими губами, обращаясь к метке на своей груди. Найти ответ ему так и не дали: рядом взвизгнул тормозами черный блестящий автомобиль, и из него вышел мужчина в строгом костюме. — Энди Хиномия? У нас есть для тебя задание. Работать на БРЭП было куда приятней, чем служить по контракту. Их руководитель, таинственный японец, весь покрытый шрамами, увидел в способностях Энди больше, чем видел он сам. «Это дар», — так и сказал. Поиски загадочной девушки с рисунком на груди забылись, словно предрассветный сон. Слишком много всего случилось: обучение, подготовка, мелкие задания, и, наконец, первая значительная миссия: внедрение в крупнейшую преступную группировку эсперов в качестве агента под прикрытием. Работка была не из легких — втереться в доверие к экипажу, проникнуть в тщательно охраняемый отсек круизного лайнера и деактивировать систему защиты корабля. Как обычно, Энди подошел к своей задаче основательно, но сомневался в успехе. Нужно было, чтобы ему симпатизировали, а он никогда не считал себя душой компании. Несмотря на это, доверие он заслужил, слишком поздно поняв, что разменял его на собственную привязанность. Раскрыл слишком много карт, подпустил гораздо ближе, чем советовали в инструкциях, которые заставил его прочесть перед заданием скрупулезный начальник. Все шло не так, как было задумано, но шло. Каким-то непостижимым образом Энди пришелся по душе главарю P.A.N.D.R.A — Хёбу Кёске, и, стыдно было признаться, но чувство это было взаимным. Сказать, что Энди волновался, значило не сказать ничего. Он раз десять считал свою миссию проваленной и окончательно убедился в этом, когда понял, что не может просто так взять и отдать БРЭП Югири. Глядя в направленное на него дуло пистолета и, будто в замедленной съемке, наблюдая за летящей пулей, он думал, что Югири не заслуживала тюрьмы, она заслуживала дома — настоящего дома и любящей семьи, какой была для нее P.A.N.D.R.A. Если эсперы этой слегка безумной организации и отличались от людей, то для Энди все различия свелись к тому, что они смогли принять его таким, какой он есть. Не эспер, не нормальный, со смазанной меткой и неясным предназначением, он впервые понял, что знает, чего хочет от жизни. И для начала следовало исправить то, что натворил. Подаренный Хёбу ограничитель взял на себя основной удар, хоть и грудной клетке тоже досталось. Энди чудом спасся и точно знал, что предпримет дальше. Он кое-как вытянул Хёбу из-под обломков горящего лайнера, едва не распрощавшись с жизнью второй раз за одну ночь, и с тяжелым сердцем передал B.A.B.E.L. Не то чтобы они могли навредить ему, нет! Напротив, Энди понимал, что Хёбу поставят на ноги в кратчайшие сроки, и, значит, им предстоит нелегкий разговор. Беседа, как Энди и предполагал, получилась непростой. Обвинения Хёбу были справедливы — что уж тут сказать: он и правда испортил все, что мог, но все же… Все же. Когда Хебу упал, и его больничный халат распахнулся, показывая белые шрамы от пуль на бледной коже, Энди почувствовал, что у него самого подламываются колени: слева, у сердца, наполовину стертый шрамом, красовался такой же рисунок, как и у него. Казалось, время замерло. Перед глазами все стало мутным, кроме рельефных темно-лиловых черточек и плавной дуги, скрывающейся за белизной шрама. К своему стыду, Энди сбежал. Он не понимал, что делать с открывшимся перед ним знанием, и уже выкручивал руль внедорожника, вскрыть который не составило труда, когда его озарило: Хёбу все знал! Не мог не знать — Энди помнил, с каким интересом взгляд холодных, словно льдинки, глаз изучал выглядывающий из-за расстегнутого ворота рубашки краешек метки. Двух похожих меток не существовало — особенно таких специфических, как у них. Значит, он понял все с самого начала. В душе злость мешалась с виной, и Энди со всей силы крутанул руль, резко меняя свое решение. К тому времени, как он нашел Хёбу, на далеком горизонте, скрытом темными силуэтами деревьев, еще царила ночь. Энди видел одинокую фигуру, бредущую вдоль пустой дороги, и ту темноту, что ждала ее в конце пути. Он обогнал Хёбу и ударил по тормозам так, что они жалобно скрипнули. Кёске остановился. — У нас одинаковые метки. Почему ты ничего не сказал? Он молчал — все еще злился, но теперь в его молчании была толика растерянности. — Думал, не узнаю? Уж ты-то наверняка сразу заметил. Кёске опустил голову, прикрываясь легкомысленной ухмылкой. — Ага, заметил. Еще при первой нашей встрече. Только это все, — он дотронулся кончиками пальцев до того места у сердца, где темнела метка, — так не вовремя. Энди фыркнул. И зачем тогда было подпускать его близко? Мог бы попросту оставить в «Тупике», не морочить голову. Так нет же! Втянул, влюбил в себя, позволил все узнать, а теперь говорит такое! — Не вовремя, значит? — Энди глубоко вздохнул. Что ж, если у них одна душа на двоих, то терпения друг к другу следует проявлять побольше. — Ладно. Я хочу спасти Югири и вернуть должок БРЭП. Если ты со мной — садись. Разберемся с делами, а потом, — он развернулся на сиденье и поймал ошарашенный взгляд серых глаз, — будь так добр, найди для меня немножко времени. Энди почувствовал, как машина качнулась, принимая вес нового пассажира, и не смог сдержать улыбки. — Чего ухмыляешься? Трогай! И, кстати, это твое. В Энди полетел его ограничитель — тот самый, с оплавленной воронкой от пули по центру. Сжав его в руке, Энди почувствовал тепло. Он переключил скорость и нажал на газ. Где-то на горизонте забрезжил рассвет. Их путь — один на двоих — больше не скрывала тьма.