Идеальный мужчина

Синяки — меньшее, чего следует ожидать, раз уж связался с Аниссиной. Гвендаль давно это знал, тем не менее, жизнь его ничему не учила. Иначе он ни за что позволил бы себе стать жертвой очередного эксперимента. — Я собираюсь сотворить идеального мужчину, — помнится, сказала она немногим раньше. — Вырастить в пробирке испытательный образец. Мое изобретение сможет осчастливить всех женщин мира! А ты нужен мне как прототип. На памяти Гвендаля более бредовой идеи у Аниссины еще не возникало. «Прототипом» он быть, естественно, не собирался, как и вообще принимать участие в этой затее, но его никто и не спрашивал. А воевать с Аниссиной на полном серьезе было небезопасно. Гвендаль с младых ногтей боялся как-нибудь нечаянно ее покалечить. Неутомимая Аниссина на деле была очень хрупкой. Однажды он уже причинил ей боль. — Сначала я думала, что его величество больше подойдет на эту роль, — оживленно говорила Аниссина, подволакивая к своей лаборатории уже смирившегося Гвендаля, — он ведь — настоящий идеал красоты! Но его так и тянет к мужчинам, вряд ли какая-либо женщина может обрести с ним настоящее счастье… А если и сможет, твои братья живо от нее избавятся. Гвендаль не особо вслушивался в увлеченные разглагольствования Аниссины. Он прикидывал пути к отступлению и, как обычно, никакого выхода не видел. — Они, кстати, тоже были бы неплохим вариантом, — Аниссина продолжала размышлять вслух. — Но Конрат всегда отказывается принимать участие в моих экспериментах под тем предлогом, что у него нет мареку… Я вот подумала, может, идеальный мужчина — это тот, который без мареку? Гвендаль против собственной воли подумал, что ничего идеального в Конрате нет. Идеал там и не ночевал: более вредного в общении мазоку попросту не существовало. Вольфрам по сравнению с Конратом был сущим ангелом. Хотя и бездельником. Но Вольфрама, во всяком случае, всегда можно переубедить, да и характером он отходчив. Если сразу не испепелит — то есть шанс подружиться, как на личном опыте убедился король Юури. А что на него не во всем можно положиться — так лет ему еще маловато. Подрастет, станет надежнее. Кроме того, он всегда непосредственно проявляет эмоции, не прячет их за десятком щитов, как Конрат. Соответственно, куда меньше мучается и других не мучает. Может, потому Конрат и был так привязан к своему младшему брату — тот являлся полной ему противоположностью. Частенько братья сходились и в чувствах, которые испытывали; Вольфрам высказывал их за обоих, Конрат же чаще всего делал то, что хотели сделать оба. Их удивительно гармоничные братские отношения были предметом тайной зависти Гвендаля. Он не мог похвастаться таким взаимопониманием ни с одним из своих братьев. Впрочем, и болезненных ссор длиною в невесть сколько лет между ним и братьями никогда не случалось. А вот Вольфрам и Конрат очень любили ссориться. Притом чьей вины в этом больше, Гвендаль сказать не мог. Виноваты были оба. Конрат — потому что эгоистично думал, будто все в мире должны стоять на земле так же твердо, как он, и не понимал чужой слабости, полагая ее намеренной издевкой. Вольфрам — потому что проявлял свою слабость в открытую, хотя ее, в отличие от других чувств, можно было и замолчать иногда. Ради Конрата, который совсем не идеал, что бы там ни говорила Аниссина. Не иначе как короля Юури наслушалась. Этот вообще всех идеальными считает и, что удивительно, именно такими они в его обществе становятся. — Но как же он сможет быстро убраться по дому, если не владеет мареку? — продолжала Аниссина. — Конрат почему-то отказался показывать мне, насколько быстро он убирается… У тебя удивительно вредный брат, Гвендаль! Весь в тебя! Гвендаль счел за лучшее промолчать. — Тогда я подумала о Гюнтере, — Аниссина завела Гвендаля в свою лабораторию. Дверь за ними захлопнулась с угрожающим грохотом. Гвендаль нервно вздрогнул. — Он очень красив, отлично сражается и умеет искренне любить. Правда, насчет убираться я тоже не знаю… Но у него, в общем-то, мягкий характер, его легко заставить! Гвендаль вспомнил, как предполагаемый обладатель «мягкого» характера реагировал на не сданные вовремя домашние задания и как у него даже известный своей неуживчивостью Конрат по струнке ходил. М-да. Едва ли Гюнтера можно заставить убираться, если он этого не хочет. Пусть Аниссина не питает напрасных надежд. И вязать он, между прочим, не умеет. Поселишься с таким — никакого уюта в доме не будет. Какая же женщина такому обрадуется? Разве что жена Гюнтера, мать Гизелы. То была совершенно исключительная женщина, во всяком случае, по слухам. Говорили, что рядом с ней, как с нынешним мао, все преображались, показывая свои самые лучшие стороны. Может, потому теперь Гюнтер так лелеял свое восхищение королем Юури — видел нечто общее. — Но он влюблен в мао, — Аниссина будто мысли Гвендаля читала. — Такой идеальный мужчина мне не нужен. Представляешь тысячи клонов Гюнтера, которые ходили бы за мао сплошной толпой? Гвендаль содрогнулся. Как ни странно, в такое ему верилось с легкостью. Гюнтер неизменно влипал в самые опасные эксперименты Аниссины. Правда, сумасшедшая изобретательница всегда могла побороть то, что из Гюнтера в итоге получалось. Но тысячи Гюнтеров… с антикварными вазами, расставленными по замку в самых неподходящих местах, уж точно можно попрощаться. — Кроме того, — Аниссина мыслила в схожем направлении, — Гюнтер очень неуклюж. Он постоянно все роняет и разбивает. Если с таким жить, то вскоре придется переходить на бумажную посуду. А ее даже в стены во время скандалов швырять неудобно. Швырять посуду в стены Аниссина и вправду любила, особенно если большинство изобретений за последнюю неделю оказывались неудачными. Вазы, к примеру, она била куда чаще того же Гюнтера, довольно редкого гостя в поместье фон Вальде. Зато, перебив определенное количество, успокаивалась и шла изобретать дальше. Это было в порядке вещей; Гвендаль уже давно сотрудничал с поставщиком вот такого «антикварного» добра, ко всеобщему удовольствию. Неизвестно, замечала ли Аниссина, что количество ваз не уменьшается, сколько бы она их ни била, но, во всяком случае, она больше не врывалась в комнату Гвендаля посреди ночи, со слезами на глазах и жалобами на собственную бездарность. Двери, впрочем, Гвендаль на всякий случай запирал. Во избежание. — Я перебрала столько вариантов, — Аниссина печально вздохнула. — Например, Адальберт фон Гранц — что-то же Джулия в нем находила… брат Джулии, примерный семьянин… Йозак, с которым можно пообщаться как с подругой по душам… — Ты общалась с Йозаком? — уточнил Гвендаль. — Ага, — Аниссина с заметным трудом приподняла объемный круглый прибор. — Теперь не шевелись, пожалуйста… — И о чем вы говорили? — Он пытался высказать восхищение моими изобретательскими талантами и предлагал какое-то платье, — рассеянно сказала Аниссина. — Я же сказала, не шевелись! — Какое платье? — Которое бы лучше подчеркнуло мои прелести… какие прелести, я ж из лаборатории не выхожу. Ну вот, опять! Так трудно постоять спокой… — Я дам ему задание в самом удаленном уголке мира, — пообещал Гвендаль. Аниссина посмотрела на Гвендаля, перевела взгляд на его руку, которой он удерживал ее за запястье, и попросила: — Отпусти, пожалуйста. — Извини, — Гвендаль смутился. Он не собирался хватать Аниссину за руку и даже не понял, как такое могло произойти. Когда-то в прошлом он тоже не понял. Он мог причинить ей боль и сейчас. Он мог… Излишне торопливо убирая руку, Гвендаль по случайности зацепил рычажок на приборе. В следующее мгновение в лаборатории произошел взрыв. *** — Слезь с меня, — приглушенно попросила Аниссина. Гвендаль отодвинулся, убрал рукав от носа и надрывно раскашлялся. Дым, которого в лаборатории все еще хватало, был на диво едким. Когда дым немного рассеялся, Гвендаль наконец смог рассмотреть изобретательницу. Судя по ее вполне бодрому виду, Аниссина нисколько не пострадала. Вот только ее платье куда-то исчезло, а белая нижняя рубашка отчаянно просвечивала. Отвернувшись, Гвендаль принялся расстегивать мундир. Когда-то давно, когда они были гораздо младше, ему, кажется, и семидесяти лет не исполнилось, — когда-то Аниссина пришла к нему ночью. На ней была точно такая же нижняя рубашка, а на лице в лунном свете блестели дорожки слез. Очередное великое изобретение себя не оправдало, и пожаловаться было, наверное, совсем уж некому. Недолго думая, Аниссина залезла к Гвендалю под одеяло, заставив его потесниться, как поступала, когда они были совсем детьми. Гвендаль не очень хорошо помнил, что было дальше. Начиная с подросткового возраста он слишком часто мечтал о том, как Аниссина вот так придет к нему посреди ночи, и до него не сразу дошло, что мечты его не вполне соответствуют действительности. Он очнулся от криков Аниссины. Ей было больно. По счастью, он успел только разорвать на ней нижнюю рубашку и впиться поцелуем-укусом в шею. Дальше дело не зашло, но и этого было достаточно. Немедленно отпустив Аниссину, Гвендаль поспешил выйти из спальни. Его пошатывало, он где-то потерял ночной колпак и даже этого не заметил. Наутро Аниссина сделала вид, будто ничего не случилось. — Вот, — Гвендаль не глядя протянул мундир — и столкнулся с Аниссиной пальцами. Не удержавшись от взгляда, он уже не смог этот взгляд отвести. — Спасибо, — Аниссина казалась смущенной. — Знаешь, я тут подумала… Не хочу я никого выращивать в пробирках. Тем более кого-то, похожего на тебя. Осчастливить всех женщин — это прекрасно… Но я же сойду с ума от ревности. — Ты хочешь сказать, что я — идеальный мужчина? — недоверчиво уточнил Гвендаль. — Естественно, — Аниссина закуталась в его мундир и самодовольно улыбнулась, — я же — идеальная женщина. На это Гвендалю было нечего возразить.