Ее улыбки, ладошки, глаза

Его никто никогда не ждал. Точнее, ждали, но не мальчика, а будущую невесту дракона, что продолжит величайший род Таргариенов, выйдя замуж за своего старшего брата, наследника короля, Рейегара. Новорожденный — слабый, кричащий мальчишка-ящер — стал семейным разочарованием, еще даже не открыв глаза. Его нарекли Визерисом, именем без ужасающего для других людей сочетания «ейе». Природа и судьба даровали ему клеймо бракованной замены могучего дракона Рейегара, не одарив крыльями и драконьей чешуей. У наследников Рейгера кровь дракона текла лишь наполовину, а отец зачал еще одного ребенка. Бабки и ведьмы видели во чреве матери девочку, будущую невесту дракона, и скорее всего она тоже досталась бы Рейегеру по вхождению в брачный возраст — все всегда доставалось Рейегеру: талант, сила, любовь окружающих, в конце концов, драконья чешуя. — Я назову свою дочь Дейенерис, — улыбалась мать. Ее, Дейенерис, ждали. И желали наречь именем с ужасающим сочетанием «ейе». До ее рождения Визерис завидовал ей, после — еще и возненавидел: она забрала жизнь его матери, когда ему едва исполнилось семь. Он был жалким ящером, жившим в гонениях. Смерть всегда дышала ему в спину — не ИМ, не ЕЙ, ему: он почему-то всегда стоял позади нее, ненавистной младшей сестренки, прикрывая от дыхания смерти ее спинку. Дейенерис… Маленькая девочка с молочной кожей и алым румянцем на щеках, хрупкая принцесса с солнечной улыбкой, драгоценной, потому что редкой. Когда-нибудь за ее спинкой проросли бы гигантские драконьи крылья. Она звала его братом, держала за руку и во всем доверялась. Он делил с ней последний кусок хлеба и сжимал маленькую ладошку, чтобы не смела теряться. Она — единственная, что у него было. Дейенерис… Он звал ее ласково Дени. Она прикасалась маленькой ладошкой к костру, который ему кое-как удалось разжечь, чтобы они согрелись в очередной холодной ночи бегства от узурпатора. Он завидовал ей — родители даровали ей ужасающее сочетание «ейе» в имени, а природа и судьба — драконью кожу. «Береги ее, Визерис», — постоянно вспоминались последние слова матери, словно она знала, что девочка заберет ее жизнь при родах. Вспоминались также уроки мейстеров, рассказы о величии Таргариенов — драконы не смешивали кровь с простолюдинами... От величия Таргариенов остались только они: он, ящер, бракованная замена старшего брата, и она, хрупкая девочка, за которой нужно постоянно присматривать. Дейенерис была рождена, чтобы лечь когда-нибудь под Рейегара или другого дракона — пусть будет просто: под Таргариена. Дени выросла в прекрасную девушку, и меж ее ног текла кровь в доказательство того, что она вошла в брачный возраст. Визерис знал, что она предназначена ему. Природой, судьбой, богами, кровью… Он любовался ее телом, лаская мягкую маленькую грудь. Широко распахнутые глаза Дени, полные чистоты и невинности, смотрели на брата с доверием и любовью, ведь он — единственное, что у нее было. Визерис не был драконом, не был ее прекрасным рыцарем и спасителем, но хотел вернуться домой, взойти на железный трон, взять ее в жены и возродить великий клан. И плевать, что в его имени не было ужасающего «ейе», и плевать, что у него не было драконьей чешуи. Годы гонений окончательно превратили его в ползучую тварь, научили приспосабливаться, а не приспосабливать, как остальных Таргариенов. Дени должна была когда-нибудь лечь под него, раздвинуть ноги и затем подарить детей-драконов. Он знал это, поэтому с ничего не значащим поцелуем в лоб продал свою собственность дикарю, чтобы получить взамен войско. Все это для нее, разве нет? С этим войском он вернет себе трон, вернет величие их семьи, и Дени наконец не нужно будет бояться, она будет дома, с ним или под ним, неважно. И она будет улыбаться своей редкой, драгоценной, солнечной улыбкой. Он не питал к ней мужской страсти, хоть и понимал, насколько красивой женщиной она росла, — он считал ее своей собственностью, которую можно будет взять в более подходящее время. Зато к ней питал страсть этот дикарь… и сир Джорах, и еще многие наверняка. Ну и пусть, она все равно полноправно принадлежит только ему, Визерису. Только на него смотрят ее широко распахнутые глазки с любовью и доверием. Ведь он — единственное, что есть у нее, да? Оказалось, он ошибался. Дени тоже училась приспосабливаться, и ее начинали любить дикари. Но самое ужасное — она сама начинала любить их. Его, этого урода-жеребца! Она начинала смотреть с любовью и доверием и на кхала Дрого. В какой-то момент Визериса осенило — он теряет все права на нее, если уже не потерял. К ней питал страсть этот дикарь, и сир Джорах, и наверняка другие. Шлюха... Так стал называть он свою маленькую Дени. — Я назову своего сына Рейего, — улыбалась она, и ей в ответ улыбались тысячи людей. Он видел, что — по праву — ЕГО войско тянется к ней, а не к нему, к этой девчонке, за которой он присматривал больше тринадцати лет. И вот ее благодарность — отнять у него все, что он нажил. И уйти самой, а ведь когда-то они были единственными друг для друга. Она научилась улыбаться сама, без его помощи. Правда, теперь эта улыбка казалась Визерису грязной — не той солнечной и драгоценной, как когда-то. Она решила назвать сына в честь старшего брата, только другого — того, кому и так все доставалось, даже после смерти. Спустя почти четырнадцать лет его призрак все еще преследовал Визериса — как иронично. Рейегар отнимал у него все… Теперь на пару с Дени. Дени, Дени… Визерис звал ее, молил о пощаде, но натыкался лишь на холодный взгляд лиловых глаз. Он знал, что природа и боги не одарили его драконьей чешуей — как иронично с их стороны было убить его огнем. Он смотрел в глаза своей маленькой Дени — когда-то широко распахнутые, любящие и доверяющие, а теперь надменные, проверяющие и холодные. Он хотел счастья для нее, своей маленькой невесты, чью спинку прикрывал почти четырнадцать лет — и вот ее ответ… Перед тем, как его голову облили расплавленным, почти кипящим золотом, Визерис наблюдал за огромными ужасающими тенями за спиной Дейенерис. В конце концов, он взрастил ее крылья…