Марионетки

Саки улыбалась, беря под руку парня, лукаво и уверенно, испытующе заглядывала в глаза и спрашивала «а ты меня любишь?», не настаивала, но ждала ответа. А Икебукуро продолжал жить обычной жизнью: вереница прохожих, привычно отгородившихся от окружающего мира любимой музыкой в наушниках, изредка пестрела желтой арафаткой или же синей банданой, на которые сегодня Кида внимания не обращал, лишь изредка кивая своим знакомым в знак приветствия. Особо нервные водители сигналили и тихо чертыхались себе под нос, не отводя взгляда от красного сигнала на светофоре, витрины магазинов пестрели разнообразием товаров и яркими вывесками, молодая девушка, стоя возле перекрестка, раздавала рекламные листовки, а маленький ребенок заливисто смеялся, выбегая из дверей кафе за матерью и размахивая бумажным флажком. Масаоми не нервничал, просто чаще поправлял свой желтый платок на шее, якобы спасая больное горло от поднявшегося ветра. Он не шутил, лишь старался поддержать разговор, иногда же вовсе замолкая и прикусывая кончик языка, сосредотачиваясь, чтобы, забывшись, случайно не выдать все то, что его волновало. А еще чувство, что его испытывают и проверяют, наблюдают со стороны и изучают, никуда не делось. И беседа решительно не клеилась. — И даже бы если он попросил прыгнуть тебя с моста и умереть, прыгнула бы? — Да, наверное. — Странная ты, — косой взгляд в сторону, — А что ты вообще забыла с таким, как я? — А ты мне нравишься, Кида, — девушка не обращала внимания на вопросы, просто отвечала, почти не задумываясь, улыбалась, смеялась в кулак и то и дело на ходу поворачивалась к Масаоми лицом, доверяясь ему, зная, что тот не даст ей упасть или на кого-нибудь наткнуться. — Это потому, что он так сказал, да? — Сначала так и было. Но ты классный! И симпатичный. Кида был счастлив. Просто и почти без причин счастлив, искренне и даже немного по-детски. И ему совершенно незачем было знать, что за ними все это время наблюдали. Осторожно, но, впрочем, не прилагая особого труда к тому, чтобы спрятаться. Брюнет сидел в кафе на противоположной стороне улицы и изредка кидал взгляды на лидера «Желтых платков» и его спутницу, ухмылялся и задумчиво обводил пальцем бежевый ободок на чашке с кофе. И кажется, на данный момент его все устраивало. *** Изая ухмылялся широко и открыто, с издевкой, с вызовом. Одной из составляющих успеха Орихара считал самоуверенность, и считал так по праву. И дело было даже не в лезвии ножа, приставленном к горлу главаря какой-то шайки наркоманов, а скорее в том, что он всегда чувствовал себя королем положения и добивался всего, чего он хочет. А результат проявится позже, это лишь вопрос времени. Пока что все идет как нельзя лучше. Время выбора новой марионетки пришло, и ситуация очень к этому располагает. Иметь при себе верного человека, готового сделать ради тебя что угодно, разве это не прекрасно? Втереться в доверие и приручить, а затем потерять интерес и сломать когда-то любимую и податливую игрушку. Сломать, но не отпустить. Из принципа. Наслаждаться эмоциями, отчаянием и потерянностью, подталкивать к мысли, что это виноват в этом никто иной как сам этот человек. Дать смутную надежду на то, что он все же до сих пор ему, Изае, нужен, тепло улыбаться и трепать по волосам, глядя на огонек бесконечной преданности и благодарности в его глазах, а после сломать еще раз. Выдержит — игра будет еще интереснее, но выдерживали немногие. Орихара с детства любил наблюдать за людьми, даже еще когда был пятилетним ребенком, пытался анализировать, запоминать, манипулировать. Детская привычка не исчезла до сих пор, а скорее наоборот усугубилась. Только игры приобрели более масштабный характер. — Эй, Акира-тян, девочку-то отпусти. «Радуйся, малышка, тебе достается такая роль в этой игре, ты должна быть счастлива! Взамен не требуется практически ничего, только лишь любить меня в ответ. Скоро придет твое время, время появиться на моем игровом поле» Тем же летом Маиру подарила информатору шарнирную куклу, как будто зная, что тот оценит весь смысл этого подарка. И пусть она будет сидеть на полке, свесив ноги вниз и опершись спиной о коллекцию произведений Шекспира, она была уверена, что Орихаре та будет нужна. И она не ошиблась — кому, как не сестре, знать истинную сущность своего брата или же хотя бы просто о ней догадываться. — Нравится? — Ага, — Изая посадил кукольное тельце себе на колени и со скрытым восторгом во взгляде сгибал и разгибал игрушечные руки, наклонял вбок голову, поворачивал, крутил, смотрел, насколько кукла может выгнуться, какое положение принять. — И как же назовешь? — Саки. *** — А ты сегодня опоздала. — Простите, Изая-сан, — девушка виновато улыбнулась, садясь за столик напротив информатора. – Просто у меня… Уголки губ Изаи медленно ползут вверх. За полтора года знакомства она ничуть не изменилась, все та же привычка не смотреть в глаза и складывать салфетку, все та же неумелая манера врать. Ложь Орихара распознает сразу, даже не надо долго думать. Слишком неубедительно звучит, особенно сегодня. Влюбленные люди такие смешные. Но и интересные в то же время, они не дают соскучиться, раз за разом выкидывая что-то новое и преподнося все свои душевные терзания информатору на блюдечке, сами того даже не осознавая. — Ничего страшного, я понимаю, — брюнет снисходительно кивает и улыбается, конечно же, он не сердится, даже наоборот, — только вот твое мороженое немного подтаяло. — Извините, — Саки улыбается тоже, уже более уверенно и подвигает к себе вазочку со сливочным лакомством. – Так о чем Вы мне хотели рассказать, Изая-сан? — Не совсем так, не рассказать. Помнишь, я рассказывал тебе про мой план? — Да, но… Я не совсем понимаю, еще же рано уходить! — Икебукуро, Синдзюку… Мне мало одного Токио, понимаешь? – Орихара лениво подпер голову рукой, повернулся к окну и с задумчивым видом начал провожать взглядом одну за другой проезжающие мимо машины. – Я хочу большего. Да нет же, это не означает, что я совсем отсюда уеду, не смотри на меня так! – информатор картинно удивился, вскинул брови вверх и повернулся к собеседнице лицом. На мгновение в его взгляде появилась тень самодовольной усмешки — ничто так не веселит, как человеческий страх. Страх что-либо испортить, страх перед смертью, неизбежностью, выбором. Боязнь кого-то потерять. – Просто у меня есть на примете один человек, который в будущем, возможно, сможет занять мой пост. Но для этого с ним нужно немного поработать. Ты догадываешься, о ком я? — Масаоми? – как бы невзначай бросает Саки, облизывая ложечку с мороженным, показывая всем своим видом, что ей абсолютно все равно. — Бинго! Кида. Знаешь, он интересный мальчик, многообещающий. Только его нужно перекроить, немного переделать, иначе, он даже лидером своих «платков» долго быть не сможет. Ты поможешь мне? — Ты же никогда не ошибаешься, Изая-сан. Вместе мы справимся, можешь рассчитывать на меня. *** Она знала, что это больше похоже на одержимость, знала и пыталась всеми силами с этим справиться. Тем более что она теперь не одна, Кида обещал помочь исправить этот недостаток, это помешательство и слепую преданность. От этого становилось чуточку легче, ровно настолько, чтобы судорожно вдохнуть еще один раз, а потом снова согнуться пополам в беззвучных рыданиях. От осознания собственной слабости и ненужной привязанности, от понимания того, что она всего лишь марионетка в ловких руках кукольника. «Так ты понимаешь, что это недостаток? Мы справимся, Саки, я не могу позволить столь прекрасной леди проживать свою жизнь по надуманным кем-то правилам!» И снова становилось на мгновение легче, и снова сил хватало на один всхлип и несколько шагов. Как при приступе астмы человек рефлекторно хватается за горло, оттягивает ворот душащего свитера, расстегивает пуговицы рубашки, силясь обеспечить себе хотя бы видимость облегчения, спастись от царапающего изнутри удушья. Ситуация действительно напоминала болезнь, очень тяжелую и почти неизлечимую, но при должном уходе и соблюдении простых правил, способную пусть не пройти совсем, но угаснуть, не беспокоя больше болезненными ощущениями. «Справимся…» — Это в последний раз, Кида, я тебе обещаю. Я разрешу тебе помочь… Саки никогда не могла дать точный и определенный ответ на вопрос, какие чувства она испытывает к информатору. Бесконечная благодарность за то, что тот когда-то спас ей жизнь, уважение — Изая ведь помогает Масаоми, хочет сделать его сильнее, пусть и немного странными способами. Доверие и уверенность в нем. Орихара же никогда не ошибается, не так ли? Любовь. Девушка всегда хотела иметь нормальную семью, с любящими родителями, тихим, семейным счастьем, поездками в парк развлечений на выходных. Где можно весь день есть сладкую вату, кормить рыбок в фонтане, уговаривать отца прокатиться на американских горках, пытаться выиграть в лотерее большого плюшевого медведя, чтобы потом назвать его Тэдди младшим и, вернувшись домой, посадить его в изголовье кровати к другим плюшевым собратьям. Чтобы ходить изредка в кино всей семьей, и там кидаться попкорном, как маленькие дети, а потом слушать поучительные наставления матери и, виновато опустив взгляд, ковырять носом лакированной туфельки выбоину в полу кинотеатра. Но она перестала верить в сказки после своего десятого дня рождения. Слишком бессмысленно было тешить себя надеждами, что мать похвалит за хорошие оценки в школе, а отец оторвется от своего бизнеса хотя бы в воскресенье. Понимать её было некому. Зато у Саки были другие привилегии – элитные учителя, модная одежда, много денег и даже собственная машина в гараже, которую можно будет брать, стукни ей хотя бы семнадцать. Но почему-то это не очень радовало. А позже появился Изая и, назвавшись опекуном, вторгся в её жизнь и стал подстраивать там все под себя. И Микаджима не сопротивлялась, позволяла читать себя, словно раскрытую книгу, радовалась, когда Орихара водил её в кафе или же просто рассказывал о своей работе. Информатор стал первым человеком, который помог понять, что такое жизнь, как нужно себя вести. К нему можно было всегда обратиться за помощью и советом, не боясь отказа. И только теперь Саки поняла, насколько сильно она стала от него зависимой. Сжимая в руках скомканный листочек с адресом, девушка, держась одной рукой за стену, направлялась к подземной стоянке, где её уже — она была уверена – ждали. *** — Молодец, ты была просто умницей, — Изая убрал со лба своей подопечной прилипшие пряди челки, – Хорошо держалась, и очень меня порадовала. А знаешь… Я ожидал, что ты пойдешь туда и дашь «голубым квадратам» себя схватить, но представь, то, что ты сделала это только потому, что я тебе сказал! Разве это не великолепно? – Орихара откинулся на спинку стула и зашелся заливистым смехом, — Ой, мы же в больнице, верно… Жаль отпускать из театра такую актрису, как ты, но думаю, что мне придется это сделать. Белый потолок в темноте казался грязно-серым, таким же, как и больничная одежда, ширма, закрывающая эту кровать от множества других. Ночью здесь было серым все, даже запах лекарств и монотонные попискивания датчиков, считывающих пульс, и тихое жужжание аппарата искусственной вентиляции легких, имели цвет. Пора рвать все те связи, которые их когда-либо связывали. Игра на этом поле стала казаться скучной. — Что же, твоя взяла, Масаоми. Если ты, Саки, конечно же, выживешь. И сейчас информатор был действительно счастлив. Каким-то своим, безумным счастьем, известным только ему одному. Играть с людьми бывает так весело! Доверие, любовь… Какие глупости. Всего лишь средство, невидимые нити, за которые можно дергать, заставляя человека исполнять свою роль, нужно лишь только выбрать момент. Но самую долгожданную партию еще предстоит исполнить. — Борьба трех сторон, особенно когда их лидеры тесно связаны… Все билеты проданы, представление начинается!