Нэва эва

Ходжун обычно никогда не напивался. И то, что он проснулся черти где - а нет, секундочку, это спальня родителей - с грозящимся разойтись по швам черепом, было впервые и случайно; наверное, у Сехёка на вписке был дерьмовый алкоголь. День у Чона не задался вчера с самого утра, так что можно было один раз простить себе путешествие во все тяжкие и торжественно поздравить с посвящением. Ходжун обычно не заигрывал с друзьями, друзьями друзей, друзьями друзей друзей, в общем, он вообще ни с кем не заигрывал, считал себя выше этого и чувствовал себя вполне самодостаточно. Но сейчас что-то шумно сопело ему в шею, а на животе ощущалась тяжесть чьей-то конечности, и Ходжуна хватило только на то, чтобы сквозь ватную толщу пульсирующей в висках боли подумать "ну, блять, ну, с кем не бывает". С ним не бывает – в том-то и дело. Обычно. Парень облизал пересохшие губы, пока не рискуя открывать глаза, и попытался встать, но это оказалось очень непросто - тело предпочитало делать вид, что оно ему вообще не принадлежит, одеяло запуталось вокруг него и сопящего субъекта рядом так, что, того гляди, рисковало удушить обоих, а ручища на его животе будто налилась свинцом. Кстати, об этом. Ходжун, конечно, понимал, что ничего особо похвального в том, чтобы таким способом заводить новые знакомства, не было, но лучше уж это будет новое знакомство, чем какое-то из старых. Вот уж что было бы неловко, так это узреть сейчас знакомую рожу рядом с собой – и, пожалуй, стоило бы проверить, так как по весу и комплекции тело смахивало на Донсона, а that's no no, перспектива быть задушенным Тэяновскими четками ему совсем не улыбалась. Собрав всю силу Вселенной в кулак, Ходжун вывернул шею, насколько ему позволяло положение, тут же ощущая новую волну отвратительной боли в голове, и покосился на тело, выхватывая зрением взъерошенные пряди ядовито-синего цвета. Это точно был не Донсон, Донсон бы так не ебанулся. Вздохнув с облегчением, Ходжун попытался найти взглядом свой телефон, но в досягаемой близости его не обнаружил. В комнате было отвратительно светло – интересно, а который час? – и отвратительно жарко, еще и этот дышал ему в загривок, и, потупив еще минут десять в потолок, давая глазам форы окончательно открыться, Ходжун сделал еще один контр-рывок, с грехом пополам таки высвобождаясь из душного плена и вываливаясь на спасительно холодный пол. Первым делом Чон прошатался на кухню, нашел в холодильнике бутылку воды и опустошил половину в один присест, тут же закидываясь анальгетиком и закуривая, присаживаясь на край стола. Курение располагало к анализу произошедших событий, но пока всё вспоминалось очень постепенно. На третьей сигарете он уже смог точно сказать, что синеволосый подцепил его на кухне Сехёка, при чем тем, что нёс какую-то несусветную, но на тот момент очень смешную чушь. Очки Ходжун, по ходу, забыл у Сехёка. Почему они поехали именно к Ходжуну, память пока умалчивала, но зато отлично воспроизводила эпизоды с чуть не провалившимися в шахту лифта ключами от дверей, дебильным хихиканьем нового знакомого по этому поводу и его заевшей ширинкой – заевшей из-за попавших в молнию волос Ходжуна, на минуточку. Чон зажмурился, силясь вспомнить имя парня, но вспоминался только последний слог, «Хо», а первый наотрез не хотел идти в и без того туго работавшую голову. - Хуйхо, - буркнул себе под нос Ходжун, тут же закашливаясь дымом четвертой сигареты и бросая взгляд на часы. Стрелки на циферблате показывали пятнадцать минут второго. Будь сегодня суббота, с тоской подумал он, через пятнадцать минут приехали бы родители, а еще через час он бы уже лакомился маминым пирогом… Парень почувствовал, как у него внезапно немеют пальцы, а с и без того бледного лица сходит последняя краска. Вчера же, мать его, была пятница. Просто, просто мать его, мать его за ногу. - Блять! – Ходжун остервенело воткнул едва начатый окурок в пепельницу, тут же распахивая окно и уносясь в туалет, смывая окурки в унитаз и пряча пепельницу куда-то за моющие средства. Это была чистой воды катастрофа. Влетев по кривоватой траектории в спальню, он схватил одеяло и рывком стянул его с безмятежно спящего гостя, тут же принимаясь трясти его за плечи. - Просыпайся! Просыпайся, блять, я тебя умоляю, вставай, нас обоих сейчас прикончат, если ты не встанешь! Синеволосый открыл глаза, потягиваясь и широко зевая, фокусируя взгляд на Ходжуне и расплываясь в жизнерадостной улыбке – ну у кого после попойки и при таком пробуждении может быть в лице хоть что-то жизнерадостное? Ходжун мысленно проклял все живое и стиснул пальцы на его плечах до побелевших костяшек, и улыбка на лице нового знакомого тут же сменилась гримасой боли. - Какого хрена, - сипло проскулил он, стараясь руками одновременно отпихнуть Чона и нашарить одеяло, но вместо этого получая оплеуху и громко вскрикивая. - Поднимай задницу, собирай свое барахло и проваливай в темпе вальса, у тебя десять минут до верной смерти, понял? – Ходжун лягнул его в бедро – для затравки и чтобы убедиться, что тот окончательно проснулся, и вылетел из комнаты. Надо было хоть немного привести в порядок квартиру и себя, иначе его ждет грандиознейший скандал, родители у него в этом деле мастера. Они не догадываются, что их сын шарится по тусовкам и употребляет алкоголь, и уж тем более совершенно не в курсе, что он по мальчикам, иначе его бы уже не было в живых. Кое-как создав поверхностную видимость порядка в доме, почистив зубы (три раза в усердии больно заехав себе по губе, щеке и носу) и кое-как расчесав гнездо на голове, Ходжун влетел в родительскую – выпроводить гостя и в рекордное время в три минуты прибраться в спальне так, будто в нее никто не заходил. Он даже протянул руку, чтобы схватить этого Хуйхо за рукав и великодушно самолично вывести за дверь, но его взору предстал вовсе не собранный, готовый послушно валить на все четыре стороны синеволосый хрен, а аккуратный одеяльный кокон посреди кровати, мерно вздымающийся в такт возобновившемуся сопению. Ходжун почувствовал, как панически потеют его ладони, а в груди поднимается волна ярости. - Ты совсем охренел?! – Чон обрушился на парня, откапывая его в ворохе одеяла и пытаясь схватить за руку, но не тут-то было – в мгновении ока тот заключил его в железную хватку и подмял под себя, вжимая в матрас. Ходжун почувствовал, как его начинает мутить – то ли от страха, то ли от навалившегося на него веса, то ли и от того, и от другого. - Прекрати орать, ты очень шумный, - пробормотал синеволосый, игнорируя – во всяком случае, очень стараясь – попытки Ходжуна сбросить его с себя. - Придурок, ты что, вообще не соображаешь?? – Младший чувствовал, как начинает задыхаться, а от ощущения внезапного горячего языка на своей шее ему вообще захотелось провалиться сквозь землю. С этим парнем явно были проблемы, он или был полным дебилом, или полным дебилом, о чём Ходжун поспешил ему сообщить, хотя вышло не убедительно – тот только рассмеялся ему в шею, посылая вибрации под кожу чуть выше левой ключицы и заставляя Ходжуна зло скулить. - Мои родители, понимаешь ты или нет, безмозглый кретин?! – Ходжун беспомощно вертелся под парнем, стараясь упереться ему руками в грудь, а в идеале – хорошенько заехать хуком справа. Домашние шорты, наспех натянутые пять минут назад, начинали съезжать, а еле приведенная в порядок голова снова походила на гнездо сороки. - Сейчас приедут мои родители, а я даже не знаю, как тебя зовут… - Даже так? Даже не знаешь имени субъекта, с которым занимаешься черти чем на нашей кровати? Синеволосый, наконец-то, замер, уставившись на Ходжуна широко распахнутыми испуганными глазами, явно наконец догнав, о чем ему толковали последние пару минут, и Чон моментально оттолкнул его от себя, рывком поднимаясь и встречаясь глазами с матерью, чувствуя, как его внутренности проваливаются куда-то в черную дыру. За ее спиной маячил отец, и его скулы явно были слишком напряжены, а взгляд выражал такой спектр эмоций, что парню захотелось выпрыгнуть в окно, пока он еще не до конца осознал всё буйство их красок. Пожалуй, подумалось ему, этот момент отправится в копилку воспоминаний как самый стрёмный момент в его жизни. Если, конечно, он выживет после этого. +++ Хансоль сосредоточенно помешивал лапшу, очень стараясь не ржать, но Ходжун прекрасно видел, как подрагивают уголки его губ и как он усиленно прячет взгляд за челкой, изображая чрезмерный интерес к составу своего рамёна, который жрал по пять раз в неделю. Старший раздраженно вздохнул, вяло копаясь в своей порции ужина. Ему просто повезло, что родители Хансоля опять уехали в какое-то ебанутое путешествие на какое-то Гоа – изучать птичек и рисовать паучков. Во имя науки. Дома Чона теперь не ждали, даже настоятельно посоветовали и носа не совать, пока не вылечит гомосятскую язву в мозгу, как выразился его отец. И поскольку лечить ее он был не намерен, на него навалилась масса новых забот, начиная поисками жилья и заканчивая банальным пропитанием – готовить он не особо умел, Хансоль тоже, поэтому имеем, что имеем. Лапшичку быстрого приготовления. Это после пирогов-то всяких и наваристых супчиков мамы. Последний, правда, чуть не прилетел ему с кастрюлей в голову, так что он пока не сильно по ним скорбил. - Так вы с ним больше не это? – Хансоль таки рискнул поднять на Ходжуна любопытный взгляд, благо рот у него был занят едой и это, видимо, помогало ему сдерживать смех. Что конкретно младший вложил в «не это», Ходжун не знал, но он предпочитал любое «это» с гребаным синеволосым Хуйхо отныне пресекать на корню. - Да пошел он. – Чон злобно ткнул палочкой плавающий в бульоне кусочек какого-то консервированного овоща. - Ты бы видел его ебло довольное, когда я пытался его разбудить. Ни стыда, блять, ни совести. Хансоль таки расфыркался, давясь в результате своей лапшой – очень непредсказуемо – и старший швырнул в него рулоном кухонных салфеток, больше желая попасть ему в лоб, чем помочь вытереться. - Ладно, короче. Живи пока у меня, не проблема. – Откашлявшись окончательно, Хансоль расплылся в самодовольной коварной улыбке. – Но ты же помнишь, что взамен ты позовешь меня завтра на свою работу и познакомишь с тем миленьким баристой. Ходжуну было немного жаль Бёнджу, - он-то знал, на что его обрекает, но выбора у него не оставалось. +++ Чон вышел на задний дворик, бросил караулившему внезапные подачки коту кусок ветчины, который уронил, когда делал сендвичи, и подкурил, слегка поежившись от прохладного вечернего ветра. Три дня самостоятельной жизни были весьма терпимыми, хоть и приходилось больше тратиться на еду, чем обычно. Но к Хансолю даже привыкаешь, если научиться моментами от него абстрагироваться - или просто затыкать уши наушниками, так что жить можно было. В кармане внезапно завибрировал прихваченный с собой телефон, и Ходжун еще раз затянулся, прежде чем выудить мобильный из кармана и, слегка нахмурившись, посмотреть на неизвестный номер. Бёнджу, например, принципиально не берет трубку с чужих номеров, даже после того, как однажды по этой причине пропустил пересдачу и две недели бегал за оскорбленным преподом, чтобы ему таки разрешили пересдать хвост. Ходжун таким не страдал, поэтому, легко проведя подушечкой большого пальца по экрану, он принял звонок и поднес телефон к уху. - Ходжун? Привет! – Голос по ту сторону аппарата был бодрым и самодовольным, и Чон сдвинул брови сильнее. - Эм, привет? Это кто? В трубке раздался смех и, кажется, какой-то лай. - Попробуй угадать. Ходжун озадаченно почесал не занятым сигаретой безымянным пальцем лоб, понимая, что голос действительно ему знаком, особенно легкая придурковатость в нём – она вообще вызывает какие-то ассоциации смешанного характера. Как будто хочется повторить и уебать одновременно. Пепел с забытой сигареты сам осыпался от собственной тяжести и попал прямиком на черные конверсы парня. - Послушай, я не мастер таких вещей. Если мы не знакомы..., - Ходжун наклонился, стряхнул пальцами пепел с любимой обуви и снова повел плечами от очередного порыва ветра. - Хёнхо же! Ходжун замер на пару секунд, так и не донеся сигарету до приоткрытого рта. Вот, значит, какой был первый слог у имени этого придурка. Чон, в общем-то, планировал как можно скорее забыть не то, что ошметки имени, а и рожу, и ядерный цвет шевелюры этого субъекта, но нет – он откуда-то выкопал его номер, и, да, собственно, откуда? - Где ты взял мой номер? – Выдавил он тут же то, что пришло ему в голову. Ему нужно было знать, кому он завтра поедет сворачивать шею. - Я? Мне Се… а что? Ты имеешь что-то против? – Растерянность в голосе парня по ту сторону просто поражала и вызывала у Чона нестерпимое желание взвыть. Он стиснул телефон в руке почти до треска в корпусе и швырнул окурок на землю, остервенело вдавливая его в асфальт носком кеда, представляя на его месте синеволосую башку. - Конечно я, блять, имею что-то против! Не звони мне, ясно? Никогда. Нэва эва! – Последние два слова Чон почти прорычал, дрожащими от гнева пальцами сбрасывая вызов и залетая обратно в помещение. Бёнджу стоял у кофе-машины, готовя эспрессо, явно чем-то смущенный – хотя угадать, чем, было не сложно, так как тут же, облокотившись о стойку, торчал Хансоль, потягивавший через трубочку свой коктейль и не сводивший с него мечтательного взгляда – правда, Ходжун назвал бы его плотоядным. - Я убью чертового Пак Сехёка, - процедил Чон сквозь зубы, отшвыривая снова завибрировавший телефон за кассу, благо посетителей сейчас было в кофейне мало. Хансоль оторвался от созерцания предмета своего обожания и перевесился через стойку, пытаясь разглядеть, кто названивает старшему. - Ты не будешь брать трубку? – Бёнджу неуверенно покосился сначала на телефон Ходжуна, а потом на его обладателя, уже отработанным до автоматизма движением потянувшись за маленькой чашкой. - Нет, не буду, - отчеканил Ходжун, включая воду в раковине и заглушая все возможные ответные реплики кого-либо из друзей. Завтра у него был выходной, и он в любом случае собирался заехать к Сехёку за очками – заодно устоит ему грандиозную головомойку, вот уж этому родители его научили на ура. Выходя вечером из кофейни, Ходжун запер дверь и почти активировал сигнализацию, когда вспомнил, что забыл мобильный возле кассового аппарата. На экране высвечивалось 11 пропущенных, и Чон уже было занес палец над опцией удаления последних звонков из журнала, но, поразмыслив, добавил номер в телефонную книжку под именем «Хуйхо» (так было уже куда привычнее) - чтобы с этого номера звонки уж точно не принимать. Нэва эва. +++ Сехёк открыл только после третьей трели дверного звонка, и Ходжун уже думал, что тот похерил их договоренность встретиться и куда-то свалил. Выражение лица младшего явно не говорило Паку совершенно ни о чём, и он добродушно улыбнулся, впуская его внутрь. - Чай, кофе, чего покрепче? – Ходжун стянул с себя кроссовки, неряшливо наступая на задники, - не черные же конверсы - и последовал за Сехёком на кухню. - Я больше у тебя дома не пью, это чревато. Сэхёк фыркнул. - А по-моему, всё отлично закончилось в последний раз. Чон сделал глубокий вдох, ступая на темную плитку кухни и собираясь разразиться тирадой по поводу того, что он думает о последствиях последней вписки, но его прервал радостный собачий лай – к его ногам подбежал золотистый ретривер, с бешеной радостью виляя хвостом, явно выражая восторг от появления нового человека. Ходжун наклонился и почесал пса за ухом, улыбнувшись. Ему очень нравились такие собаки, но у матери была аллергия на всякого рода шерсть, поэтому всё, что мог себе позволить парень – это черепашку, которая его совершенно не интересовала. - Ты купил собаку? - Нет, это мой. Его зовут Крендель, - Ходжун почувствовал, как от прозвучавшего голоса у него скрипнули резко стиснувшиеся зубы – разве что не закрошились. Он медленно поднял голову, отрываясь от счастливо суетящейся у его ног собаки, и уткнулся взглядом в вышедшего из-за холодильника и вытирающего полотенцем руки парня. Теперь он мог его разглядеть лучше, чем в то утро – ядреный цвет волос уже не казался таким ядреным (а может, просто тоника вымылась), выбритые виски, дурацкая улыбка на пол-лица, темные линзы (боже, нахера?), клетчатая рубашка и поблескивающая в ухе сережка. Наверное, взгляд у Ходжуна был настолько неприветливым, что Хёнхо неосознанно попятился, неуклюже врезаясь в стол. Чон не понял, что именно им двигало, но, увидев его отступление, он воспользовался этим шансом, резко развернулся и без лишних слов вылетел из квартиры Сехёка, забыв про очки и про головомойку, сбегая по лестнице вниз и нещадно сминая многострадальные задники кое-как одетых кроссовок. Будь он проклят, этот Хуйхо. А Сэхёк вообще будет гореть в аду. +++ Последующие несколько дней после встречи с Хёнхо Ходжун пребывал в отвратительном расположении духа. Он не понимал, что его бесило больше – то, что по вине придурка его выгнали из дому, или то, что он стал понимать, почему чертов придурок ему тем вечером понравился. Или, может, потому что придурок был придурком? Это бесило Ходжуна в кубе. Что характерно, это его состояние выпало на особо нежно-фиалочный влюбленный период в жизни Хансоля, и потому находиться в одном помещении им стало проблематично – Хансоль ныл о Бёнджу, не переставая, и когда Ходжун не выдерживал и начинал орать на него, Хансоль неизменно, но отлаженной схеме, верещал в ответ что-то о черствости и хуёвых друзьях, что-нибудь швырял или переворачивал и закрывался в своей комнате, хлопая дверью, а это только добавляло стресса и желания кого-нибудь пришить голыми руками. Доставалось и Бёнджу, из-за бестолковости которого, по мнению Ходжуна, пиздострадал Хансоль и доебывал его и так побитую судьбой персону. Бёнджу, в свою очередь, не понимал совершенно ничего и предпочитал просто максимально избегать прямых контактов что с одним, что со вторым носителем не характерного их полу, но явно подающего симптомы пмс. Сехёк же подозрительно вечно был занят мифическими делами и избегал любых разговоров с Ходжуном, не беря трубку или бросая ее спустя пять секунд с деланно напряженным «я занят, потом», но тот мог поставить пять баксов на то, что Пак просто пятой точкой чувствовал нехилую угрозу для своей жизни. Впрочем, не смотря на жажду мести и желание выместить напряжение хоть на ком-то причастном, наведываться к нему в гости Чон больше не рисковал. Среда всегда была каким-то ненасыщенным на клиентуру днём, они уже успели вывести эту странную закономерность всем персоналом. Ходжун скучал и ходил мрачнее самой мрачной тучи – работа хотя бы отвлекала его, а тут среда, голяк, застой и еще и совсем скисший Бёнджу, протирающий в сотый раз уже почти до дыр отполированные чайные ложечки. Старший бросил взгляд на телефон – ни одного пропущенного. Отлично же. Он превращал уже седьмую салфетку в мелкое конфетти, и прилавок вокруг него был завален мусором, но ему было плевать – всё равно почти никого в кофейне не было. Звякнул дверной колокольчик, и Бёнджу, будто очнувшись, побросал свои ложки и радостно подался к стойке, готовый обслужить клиента. Ходжун смел покромсанные почти в пыль салфетки в мусорный бак и клацнул кнопку на кофе-машине, чувствуя себя не в настроении даже развернуться к посетителю лицом – это, конечно, было неправильно, и ему бы сейчас хорошенько досталось, но менеджера сегодня не было, так что можно было избежать лишних телодвижений. - Я Вас слушаю, - прозвучал за спиной доброжелательный голос Бёнджу. - Добрый вечер, шоколадный латте, пожалуйста, - палец Ходжуна соскользнул с рычажка, и он таки развернулся, не веря своим ушам. Не смотря на то, что обслуживал его Бёнджу, Хёнхо смотрел прямо на него и самодовольно лыбился. - Что-то еще? – Хёнхо отрицательно мотнул головой, все еще не сводя взгляда с Ходжуна, и сережка-крестик в его ухе заболталась, отблескивая светом ламп. - Спасибо, подождите немного, ваш заказ готовится, - Бёнджу захлопнул кассовый аппарат, и, обернувшись и увидев Ходжуна за кофе-машиной, шепнул ему еще раз «шоколадный латте» и скрылся в подсобке, оставляя старшего один на один со своей головной и душевной болью. - Я убью Сехёка, - тихо пробормотал себе под нос Ходжун, заливая в питчер молоко. Этот гад, явно сдавший место его работы, уже проштрафился столько раз, что теперь его прикончить будет совсем не стыдно. - Эй, привет. – Спустя минуту Хёнхо, наконец, решился подать голос, но Чон не повел и ухом, делая вид, что без его сверлящего взгляда кофе-машина не сможет полноценно работать. – Ты работаешь в кофейне, это клёво. Я люблю кофе, - Ходжун наклонился и достал с полочки шоколадный сироп, взбалтывая его и чуть не отрывая ему крышечку. – Поэтому ты так приятно пахнешь, наверное. Я еще в первый раз заметил. Ходжун сжал губы в тонкую побелевшую полоску, чувствуя, как к щекам приливает румянец и от этого ненавидя себя сильнее, но больше всего - Хёнхо. Накалякав на стаканчике непослушной от плохо скрываемой злости рукой вместо имени «Уёбывай», он заполнил его шоколадным латте и поставил на выдаче, тут же решительно разворачиваясь к Паку спиной и направляясь в подсобку, планируя выпереть оттуда застрявшего там Бёнджу и просидеть в ней до тех пор, пока Хёнхо не свалит из кофейни к чертовой матери. Когда ощущавшаяся бесконечной смена приблизилась к концу, Чон был уже окончательно изведен и полноценно готов убивать и четвертовать, потому, как только стрелка достигла девяти вечера, Бёнджу издал дрогнувший вздох невероятного облегчения. - Я сам уберу, - как можно миролюбивее произнес он, на всякий случай, в целях обороны, сжимая швабру в руках покрепче. - Сам все сделаю, только уходи, пожалуйста, я сру кирпичами от одного твоего взгляда и мои нервы, если честно, уже начинают сдавать. Быстро сменив одежду, Ходжун побросал вещи в сумку и, не в состоянии выдавить из себя даже «пока», вывалился на улицу через вход для посетителей. Ему очень, очень хотелось домой, даже если там сейчас правит ранимая истеричка Хансоль под аккомпанемент какого-нибудь «Титаника», и это было его единственное не уголовно наказуемое желание. Он перебежал дорогу на красный свет, показал средний палец посигналившему водителю, протиснулся сквозь толпу в тихий переулок, планируя сократить путь и не видеть ненавистных человеческих лиц. И все могло пройти гладко, если бы не одно но. - Я не помню, чтобы когда-либо тебе так представлялся, но по пьяни все могло быть, – Ходжун дернулся от неожиданности и развернулся, ошалело глядя на невесть откуда вновь свалившегося на его голову Хёнхо, озадаченно разглядывающего картонку со стакана с оставленным ходжуновской рукой посланием. Он поднял на Ходжуна явно старательно оттренированный жалобный взгляд в темных линзах, делающих его еще милее и жалобнее, но Ходжун, не долго думая, со всего размаху заехал ему сумкой по плечу, искренне целясь изначально в голову. - Ты что, читать не умеешь, - Он снова замахнулся почтальонкой, планируя на этот раз верно рассчитать траекторию. – Или тебе перечислить синонимы слова «уёбывай»?! Хёнхо заметался по переулку, и Ходжун заметался за ним следом, колошматя его уже по чему получится. В нем бурлила такая ярость, которой он давно не испытывал – а может, и никогда не испытывал. И она не то чтобы была очень сильной, она скорее была очень странной, и в какой-то момент Ходжун словил парня за рубашку и с силой дернул к себе, краем уха улавливая жалобный хруст ткани, оставляя между их лицами считанные миллиметры. - Из-за тебя меня выгнали из дому, кретин, - дрожащим шепотом выдавил младший, чувствуя, как пальцы немеют от неистовой хватки. Снова это двоякое чувство – повторить или уебать, вот откуда оно бралось? Возможно, опять придурковатый голос чертового Хуйхо навеял, отвратительного, невыносимого, идеального Хуйхо с идеальной собакой, идеальной уютной медвежьей хваткой и идеальным «я-ебал-это-всё-и-даже-твою-ненависть». Стало почему-то так обидно, что будь Ходжун девчонкой (или Хансолем), он бы расплакался, но вместо этого он только снова дернул ворот рубашки старшего, окончательно сокращая между ними расстояние, и уткнулся лицом в изгиб его шеи, тут же ощущая теплые руки на талии и тихий добродушный смех у уха. +++ - Шоколадный латте, пожалуйста, - Ходжун закусил губу, вбивая заказ, стараясь не отвлекаться от работы, хотя он прекрасно ощущал на себе взгляд Хёнхо – но где-то в зале маячил менеджер и получить нагоняй хотелось сейчас меньше всего. - Что-то еще? - Нет, спасибо, - Ходжун придвинул к Паку терминал для расчета карточкой и наклонился, доставая новенькую стопку салфеток. - Хотя нет, есть кое-что, - Чон вскинул голову, вопросительно глядя на Хёнхо, который копался в рюкзаке, а когда, наконец, выудил оттуда очки в круглой оправе, самодовольно водрузил их на нос младшего, отбиваясь от его рук и «да дай, я сам», заставляя его краснеть как рак от создавшейся дебильной сахарноватной ситуации на глазах у посторонних. - Просто заходил с утра к Сехёку и вспомнил. Ходжун фыркнул, отворачиваясь к кофе-машинам и игнорируя дальнейшие дурацкие и неоднозначные шутки про Поттера и волшебные палочки, хотя в душе он, конечно, был Хёнхо благодарен, так как всю неделю все было, как в тумане. Сейчас же он даже смог разглядеть сквозь витрину ковыляющего по лужам Хансоля и его недовольно опущенные уголки губ. - Доброе утро, - его временный сосед сразу свернул от кассы к краю стойки у кофейных машин, стягивая с головы капюшон и вздыхая, тут же тоскливо косясь на взбивающего сливки Бёнджу. Ходжун еле сдержался, чтобы не закатить глаза. Это становилось уже невыносимо. - Ты разве не должен быть на парах? Хансоль только отмахнулся от старшего, ежась и засовывая руки в карманы куртки, хотя в кофейне было тепло. Ходжун влил в латте сироп и, подписав его «Хуйхо», протянул его своему уже ожидавшему на выдаче парню. Пока тот не заметил подвоха, он быстро ретировался к раковине помыть питчер, по пути легко пихая Бёнджу в бок и кивая в сторону выводящего что-то на своем смартфоне Хансоля. - Привет, - младший робко улыбнулся, и Хансоль тут же оторвался от своего занятия, засовывая телефон в карман, правда, попадая в него только с третьей попытки. - Привет, Бибиджу. – У Ходжуна свело скулы от этого прозвища, но он постарался сохранить невозмутимое выражение лица, тем более что сам Бёнджу заулыбался до ушей. - Сделать тебе коктейль? - Пригласи его лучше на свидание, потому что его унылое ебло всех уже достало, - Бёнджу так и замер с застывшей на лице улыбкой, а Чон невозмутимо накорябал на картонке для кофе на вынос номер его телефона и вручил ее пунцовому Хансолю. Кто-то же должен в этих отношениях проявить себя, как мужик.