***
- Мам, пап... Они оба отрываются от своих дел и внимательно смотрят на своего сына. Тот сидит, несколько побледневший, и замирает, будто боится сказать что-то очень-очень плохое. - Что случилось, родной? - Ана немного встревоженно смотрит на Яна. - Я не уверен, но... Мне нехорошо, - сообщает он и замолкает. Странно. Обычно он так не разговаривает, будто что-то недоговаривает. Это заставляет напрячься их обоих. Вот тогда-то они и замечают, что его чуть-чуть потрясывает. У Яна же в горле образуется липкий и противный ком, потому что оставаться наедине с этим - все больше проваливаться в пучину отчаянного страха и нарастающей тревоги, когда просто не знаешь, что делать. Не знаешь, где искать и как с этим справиться. А одному ему точно не справиться. Но говорить родителям - тоже страшно. Он даже слегка вздрагивает, когда на его лоб ложится чуть теплая ладонь мамы. - Температуры нет, - озабоченно сообщает Ана Велигду. Тот, слегка нахмуриваясь, проводит привычное заклинание диагностики. Но, естественно, не обнаруживает никаких заболеваний. Да и не обнаружит. Дело-то совсем в другом. Но сказать... Язык словно прирастает к небу. Напуганный, потерянный и абсолютно один. Вот так сейчас чувствует себя Ян, и ему очень страшно, потому что глазами, умоляющим взглядом он тянется и просит о помощи. "Мама, папа, вы мне очень нужны". А могильный холод за спиной только нарастает, ему кажется, что его затягивает, словно потоки энергии ледяными пальцами берут его душу и зовут за собой. Будто он уже принадлежит им. Зловещее дыхание смерти. Вот что это такое. Ему очень-очень страшно. Он даже не обращает внимание на то, что начинает дрожать еще сильнее. Не слышит, как переговариваются между собой мама и папа. Как пытаются понять, что случилось. В себя чуть-чуть приходит, только когда его заворачивают в теплое одеяло, но согреться не получается, потому что астрал, он зовет за собой. Он где-то там, сзади, стоит, поджидает, пока все взрослые, умные и знающие, как можно помочь, уйдут и оставят Яна один на один с потусторонним миром. Астрал умеет выжидать. Но снова встречаться с ним у Яна нет никакого желания. Он по-прежнему дрожит и избегает смотреть в глаза явно напуганным родителям, которые не понимают, что происходит. Только один раз случайно встречается взглядом с папой, у которого глаза слегка суживаются. - Милая, - задумчиво смотрит Велигд на Ану, - можешь выйти, пожалуйста, на пару минут? Ана кивает, по-прежнему со страхом в глазах смотря на собственного сына, и выходит из комнаты, потому что знает, что иногда Велигд лучше выходит на контакт с Яном, чем она. И это нормально, потому что они невероятно похожи. Когда они остаются только вдвоем, Велигд, вздохнув, притягивает дрожащего Яна к себе, который, почувствовав тепло человеческого тела, сильно прижимается к нему в слабых попытках согреться. И просто почувствовать поддержку. Потому что когда папа рядом, немного легче. Оказывается, в таком деле очень страшно быть одному и не иметь возможность никому рассказать. Велигд же внимательно смотрит на Яна, смотрит на его реакцию и говорит только одно: - Рассказывай. К этому времени Ян напуган до такой степени, что и сам уже не против этой идеи. Но сначала он судорожно выдыхает: - Мне страшно. - Родной мой, я с тобой, - Велигд только крепче обнимает его. - Тише. Что случилось? - Я выходил в астрал, - слабым голосом произносит Ян, а брови Велигда медленно поднимаются вверх. - Я сварил Барсакское зелье для отделения души от тела. И выходил в астрал пять раз. И замолкает. Но потом, собираясь с мыслями, выдает и все остальное: - Я просто... Вы рассказывали, что перед тем, как вообще планировать мое рождение, я приходил к маме во сне, вы тогда и решили. И я подумал, что... А если... Если временные петли неразрывны, если я не приду из будущего, то есть из нашего времени, к маме в прошлое, не сообщу все это, вдруг я... Просто никогда не появлюсь на свет. И перестану существовать, - заканчивает Ян. Велигд же очень честно пытается держать себя в руках. "И я подумал..." Дракон, ему даже представлять страшно, что этот тринадцатилетний ребенок надумал еще. Не надо, не надо было говорить. Но его опасения понятны, он боялся, что просто исчезнет, как будто его никогда и не было, и сделал все это... Никому ничего не сказав! И самое главное, что доподлинно-то неизвестно, нужны или не нужны были все эти жертвы, может, оно действительно повлияло на то прошлое, которое привело к событиям настоящего. В любом случае, разбираться с этим уже поздно. Но Дракон, только этот... Только этот слишком думающий ребенок мог додуматься до такого. Может, его и стоило бы отчитать, Велигд не знает, но видит только, что Ян очень напуган. Что уж скрывать, его самого тоже гложет тревожное чувство, но это все - дела второстепенной важности. Главное, сейчас успокоить Яна. - Пап, не уходи никуда... Пожалуйста, - сдавленно произносит Ян, тем самым вырывая Велигда из лихорадочно бегающих мыслей. - Золотой мой, я никуда не уйду. Я здесь, - вздохнув, произносит он. Ну как можно сердиться на этого ребенка? Но поговорить придется. И попросить, чтобы больше таких экспериментов не ставил, тоже. Иначе они тут все втроем поседеют раньше времени. - Не отпускай, мне очень... Холодно. - Не отпущу, обещаю. Я никуда не уйду. Буду сидеть здесь. Тише, я все понимаю. Я с тобой, я не оставлю тебя одного. Эти слова так здорово слушать. Ян просто не может представить, что делал бы без своих родителей. Потому что они... Они все знают, они всегда подскажут, все проблемы вдруг становятся решаемыми. И не такими страшными. Успокоят, поддержат и просто дадут понять, что любят. Да, Яну по-прежнему страшно. Но если папа сказал, что никуда не отпустит и не уйдет, значит, так и будет. Велигд же зовет Ану и тихо объясняет ей, что к чему, по-прежнему крепко прижимая к себе Яна. Мама чуть ли не отшатывается, резко бледнея, но папа молодец, он подбирает нейтральные слова, обрисовывая ситуацию не в таком страшном ключе. Мама же более импульсивная, чем они, она может здорово испугаться. Но она искренне пытается держать себя в руках. - Вызывай Камиллу, - тихо произносит Велигд, и Ана кивает. Плевать, что сейчас уже ночь, плевать, что так внезапно, но друзья на то и друзья, чтобы отзываться на просьбы о помощи. При упоминании Камиллы Ян чуть-чуть расслабляется. Это единственная ведьма, которую он знает. Она совсем не страшная, добрая и спокойная, специалист по всяким мистическим штучкам. У нее есть два сына-близнеца, чуть младше самого Яна. И с ними он в хороших отношениях. Камилла появляется минут через десять. Просто телепортируется к нему в комнату, выходит именно такой, какой он всегда ее и представлял, со своей знаменитой косой на плече. Здоровается с Аной, перекидывается парой слов, а затем присаживается напротив Яна, с явным интересом и дружелюбием смотря ему в глаза. Он пытается слабо улыбнуться, но его по-прежнему колотит от холода, страха, так что получается не очень. - Доброй ночи, профессор, - усмехается Камилла, а затем обращается к Яну. - Ну, что случилось? Однако вместо Яна говорит Велигд и обрисовывает ведьме крови всю ситуацию. - Хороший ребенок у вас растет, - кивает Камилла, а затем начинает объяснять, что происходит. Почему его так трясет, почему везде мерещится астрал и кажется, что его вот прямо сейчас туда утащат. Если неподготовленная душа шастает в астрал, то последний так просто не отпускает. Чем больше шастаешь, тем сильнее астрал присасывается к тебе, зовет и тянет обратно. В итоге у души просто формируется некая связь, и потусторонний мир постепенно начинает вытягивать энергию, потому что подобные путешествия без последствий просто не обходятся. - Но в целом это явление нормальное, - продолжает Камилла, - обычно подобная связь у сильных душ проходит сама собой. Душ послабже, наоборот, затягивает. Меня больше удивляет другое: тебе всего тринадцать и у тебя так мало последствий. - Лучше так, - цедит сквозь зубы Велигд. - Да не переживайте, профессор, а то уж совсем извелись, Дракон, - качает головой Камилла, - все поправимо. Эта связь бы прошла сама, но мы немного процесс ускорим. - Точно все будет хорошо? - с тревогой спрашивает Ана. - Да, все нормально, - убеждает обоих Камилла, затем шепчет какое-то заклинание и резко - Ян даже зажмуривает глаза - рубит воздух прямо у него перед носом. И в этот же момент ему становится намного легче, пусть слабость еще и не покинула тело. - Вот и все. Так что не переживайте. Всего доброго, хороших снов, а ты таких экспериментов больше не повторяй, - улыбается Камилла, подмигивая Яну, и исчезает. После этого ослабевший, но уже явно оставшийся вне опасности Ян кочует из папиных рук в мамины, и теперь уже она сидит с ним, теперь она уже говорит: лихорадочно, долго, а Ян пытается вставить хоть что-нибудь, чтобы ее успокоить, потому что мама может поднять кипиш из-за сущих пустяков, она тревожится едва ли не больше их с папой вместе взятых, а значит, нужно быть очень внимательным. И в то же время он успокаивается сам, потому что мамины объятия словно обладают исцеляющей силой, ее теплые руки, которые тихонько гладят его по волосам, можно положить голову ей на плечо, прикрыть глаза и улыбнуться, слушая, как сильно она за него волновалась. Ян заверяет маму, что больше так делать не будет, что очень-очень сильно ее любит и она может спать спокойно. Мама еще что-то долго говорит, а потом целует его в лоб и желает спокойной ночи. И только потом выходит из комнаты. Но сразу так успокоиться Ян не может, потому что теперь, когда все страсти улеглись, его просто распирает от желания поделиться... Впрочем, папа уже понимающе присел на краешек кровати, посмотрел на Яна и кивнул, качая головой. - Ну рассказывай, родной мой. Как ты вообще это зелье нашел и как сварил. И Ян сияет. Потому что знает, что оно очень сложное, да, его могут варить любые люди, не получавшие специальное образование зельеваров, а обладающие только базовыми навыками. Потому что видел, как приподнимались брови папы, когда он упомянул, что именно приготовил. И Ян рассказывает. Потому что на самом деле это самое важное, чем ему хочется поделиться. Что рассказать. Его глаза загораются, он подробно комментирует процесс, и папа даже задает вопросы, чем больше он спрашивает, тем сильнее распаляется Ян. И замолкает только тогда, когда власть выговаривается. А затем выжидающе уставляется на папу. Потому что Яну очень важно, как все это оценит именно он. - Ты молодец, - ни интонации, ни взгляд не лгут, а уж то, что папа улыбается, говорит красноречивее любых слов. - И я тобой очень горжусь, - Ян чувствует, что внутри что-то очень сильно взлетает вверх. - Сварить что-то подобное в твоем возрасте, без специального образования. Боюсь, даже не все студенты старших курсов моего университета могли бы осилить подобное. Но, золотой мой. Я тебя очень прошу, давай ты больше не будешь устраивать таких экспериментов. - Пап, мне хватило, я больше туда ни на ногой, - заверяет его Ян. - За это я тебя и люблю. А теперь ложись спать. - Это точно, хотя перед школой уже вряд ли успею выспаться. - Нет, родной, завтра ты никуда не пойдешь, - качает головой Велигд, - и в ближайшие пару дней никуда мы тебя не выпустим. Спокойной ночи, хороший мой, - он чуть приобнимает Яна, и тот прижимается к папе, теперь уже совершенно ничего не боясь, так как опасность полностью миновала. Они сидят так совсем немного, а потом папа уходит, выключая свет, и Ян остается один, но на душе у него хорошо и спокойно, потому что в очередной раз он убеждается, что у него самые лучшие родители. И он бы не хотел никаких других.***
Велигд Лайтмер. Талантливый зельевар, угробивший себя на учительском поприще - месте, которое ему совершенно не подходит. Впервые она увидела его на одной из конференций. Он выступал с докладом, сущий теоретик, но ей понравилось, как уверенно он держался. Вещал, словно невозмутимая статуя, без дрожи в голосе. Вряд ли он сам по себе такой каменный истукан. Очень и очень вряд ли. Но он привлек ее, и она захотела узнать о нем больше. Навести справки оказалось не так уж и сложно. Особенно, когда ты - Серверджина Миледжина Рафстер, наследница рода Рафстер, заноза эраклионской знати и ее больное место. К сожалению, со слишком хорошо укрепившимися позициями. Рафстеры пустили свои корни так глубоко, что теперь их не вырвать с этой сгибающейся под тяжестью драгоценных камней планеты. Эраклион сверкает, Эраклион подобен люстре, висящей в главном дворцовом зале, в котором закатывают пышные балы, не жалея государственной казны. Люстра - особое произведение искусства, на нее пошли лучшие алмазы из рудников, принадлежавших самым отъявленным богачам - кривому зеркалу этой планеты. Ограненные легендарными мастерами, переливающиеся в затейливой игре света, гроздями свисающие с потолка и звенящие в великолепных громадных цепях... Их слишком много, этой помпезности, этого блеска, и Серверджина с нетерпением ждет того дня, когда эта люстра просто упадет вниз под собственной тяжестью - символом алчности и загребущих рук. Король Эрендор, все ли ты смог взять, до чего смогли дотянуться руки? Сколько ты торговался, чтобы заполучить в свои руки лучшую невестку волшебного измерения? Чего тебе стоило заполучить Аватару и ее преданность своей планете, ведь теперь она блюдет твои интересы, не так ли? Доволен ли ты, успокоился? Или тебе все мало? Но все же Велигд Лайтмер. Она чувствовала в нем силу. Интерес, с которым он бросался в свои изыскания. Он был одним из тех, кто действительно жил своим делом, если бы мог, женился бы на всех научных талмудах, которые прочитал. Он мог часами скрупулезно изучать взаимодействие двух ингредиентов, чтобы подробнейшим образом расписать все побочные эффекты, все реакции и не упустить абсолютно ничего. Он был абсолютно двинутым. И тем редким случаем, когда его двинутость, там, на сцене, не смотрелась смешно и нелепо. Они все, почти все, эти ученые, у кого вся жизнь сосредоточилась в лабораториях и библиотеках, ученые, мимо которых стремительно проносилась жизнь и которые были просто никем (серой посредственностью) без своего ухода в науку... Они все вдохновленно что-то вещали, а когда замечали, что никому нет дела до их открытий кроме них самих, тушевались и выглядели не так бодро. Она всегда провожала таких презрительным взглядом. Велигда Лайтмера могли и не слушать - он держался так, словно ему нет до этого никакого дела. Словно ему без разницы, какая перед ним аудитория: величайшие зельевары, первый курс фей или просто пустые кресла. Велигд Лайтмер рассказывал в зал и одновременно для себя. И рассказывал стоящие вещи - возможно, порой слишком сильно углублялся в теорию, но не нес совершенно не нужную никому, кроме него самого, чушь. Сидя в первых рядах, Серверджина внимательно слушала и могла оценить все, что он говорит, с практической точки зрения. Да Дракон, она просто могла оценить это, в отличие от его девушки, Анастейши Ирантарёк, которая зелья разве что в школьной программе видела и наверняка не понимала, для чего вообще они изучали их. Велигд Лайтмер. Дотошный зельевар-теоретик с практичным подходом к жизни, любящий свой предмет, говорящий действительно толковые вещи и... Страдающий от собственной неполноценности. Серверджина всегда могла видеть немножечко больше, чем все остальные, единственное условие - человек должен быть ей интересен. Корысть - вот главный двигатель всех действий в этом мире. Серверджина имела корыстные побуждения - она могла читать Велигда Лайтмера от и до, словно открытую книгу. Она заглянула в него так глубоко, как не заглядывал еще ни один человек. Она знала все то, что он прятал даже от самого себя. И подсознательное чувство вины от того, что не оправдал надежд своих родителей, и боль, которая никуда не ушла, а лишь вгрызлась в него и стала частью его сути, эмоции, не пережитые вовремя, а потому законсервированные в наглухо закрученной банке под названием сердце, понимание того, что он ото всех отличается, попытки принять себя в более позитивном ключе и отврательное, постоянно подавляемое осознание того, что это все напрасные усилия. И, наконец, проблема, которую он почти и не прятал, единственное, от чего он правда и не убежал. Осознание неправильности своих предпочтений, осознание неправильности своей отключки, однобокости, рамок, правил, в которые он загонял себя сам. Он, наверное, мог бы от этого избавиться - хороший психолог, и никаких тебе вторых состояний, проявляемых только во время жесткого секса. Но Велигд Лайтмер ничего не делал для избавления от своей проблемы, продолжая чувствовать внутреннюю неполноценность и понимать, что он не может дать Анастейше Ирантарёк всего того, чего она заслуживает, что мог бы дать другой, более нормальный человек. Разумеется, всего этого Анастейша Ирантарёк не знала и знать не могла. А потому, в отличие от Серверджины, просто не могла оценить в полной мере, насколько же потрясающий человек ей достался. В том, что они в конце концов расстались, для Серверджины не было ничего удивительного. То, что они вообще сошлись и умудрились продержаться так долго, и так было достойно уважения, но идти вместе по жизни дальше... Они бы просто не смогли. Слишком разные были. Каждый нуждался в партнере другого плана. Анастейша, имея ограниченный кругозор, просто не могла оценить важности того, что делал Велигд, для нее он оставался тем странным чуваком, который что-то там вечно пишет, читает и смешивает и которому лучше бы следовало заняться другими делами - пожить, например. А Велигд просто не мог влиться в тот темп жизни, в котором привыкла жить Анастейша. Они честно пытались и даже неплохо справлялись, когда еще в них обоих горели чувства, когда все еще было в новинку. А потом чувства прошли сами собой, страсть, имеющая привычку уходить, затухла... И оказалось, что они - разные люди, у которых общих интересов-то просто под ноль. Им элементарно не о чем даже было больше разговаривать. В середине второго курса Анастейши они расстались, и вскоре последняя нашла себе парня среди однокурсников - того, кто действительно ее понимал и с кем она оказалась на одной волне. Чувства, эмоции, все это закружило ее с головой. А Велигд... Велигд просто остался преподавать в Алфее и перестал быть кому-то интересен. Анастейше достался Рэй, а Серверджина наконец-то получила желаемое. Конечно, достучаться до Велигда Лайтмера просто так было бы довольно сложно. Заявиться к нему в Алфею было своего рода преступлением, поэтому Серверджина дождалась ежегодного апрельского конгресса зельеваров, проходившего в этом году на ее родном Эраклионе, и сама подошла к нему после его выступления на одной из многочисленных секций. От него так и веяло снобизмом. Этот его взгляд, прожигающий до самого нутра. Но Серверджина не была бы Рафстер, если бы не умела противостоять самым разным людям и выдерживать схватку "глаза в глаза" с любым противником. В тот день она показала ему, что не считает его странным, двинутым или ненормальным, как считал почти весь круг его общения, который Велигд Лайтмер определенно не умел подбирать. Серверджина наконец-то поговорила с ним так, как хотела всегда, - просто как с умным человеком, который понимает в зельеварении куда больше основной массы людей. И если он был чистым теоретиком, то она была потрясающим практиком - не изучавшим зельеварение как таковое слишком углубленно, а скорее наблюдая за процессом работы многочисленных предприятий, принадлежавших Рафстерам. Сколько статей она выбирала для публикации в журнале издательства, которым заведовали Рафстеры. Сколько ученых и будущих работников она заприметила для их дела. У Серверджины был зоркий глаз, который отец любил использовать. Мать, ударившаяся в салоны для светских дам и в благотворительность, немного находилась в стороне от основного занятия рода Рафстер. Поэтому, как сущий практик, она смогла очень наглядно рассказать о том, как в работе используется теория. И послушать, что по этому поводу думает Велигд Лайтмер. Резкость - вот что ей в нем нравилось. В нем напрочь отсутствовала бесхребетность и мягкотелость, свойственная многим ученым, увязшим слишком сильно в своем деле. Она чувствовала в нем характер, деловой подход, практичную серьезность и великолепную силу воли - качества, которыми обладала сама и которые так ценила в других. Но Велигд Лайтмер по-прежнему оставался непоколебимой глыбой, которую Серверджине отчаянно хотелось пошатнуть. Она разговаривала с ним тут и там все три дня, пока длился конгресс. Ровно до того момента, пока в самую последнюю ночь ей не удалось затащить его в постель. Что и можно было считать сомнительной точкой начала их отношений. Надо сказать, что страдающий от собственной неполноценности, равно как и от недотраха, поскольку постоянного секса он лишился, Велигд Лайтмер не очень сильно сопротивлялся. Стоя на коленях, делая ему глубокий минет и чувствуя его руку на своем горле, ловя адреналин от легкого удушения, Серверджина не могла скрыть победной улыбки. Всю ночь она раскрывала вторую сторону Велигда Лайтмера и предпочла раскрывать и дальше. Конечно, сдался он далеко не сразу, но для Серверджины, обладающей хваткой хищника, это представляло отдельный интерес. За все время она открыла в нем интересные качества: Велигд Лайтмер мог становиться нервным и дерганным рядом с сильной и решительной женщиной, потому что сам привык быть сильным и волевым. Доминант, вокруг которого вертится другой доминант? Но зато она знала и невероятнейшее чувство, охватывавшее его, когда она становилась перед ним на колени или он мог склонить ее, зажимая ее рот ладонью или заламывая ей за спиной руки. Абсолютнейший фетишист и почти гений, но Серверджине отчаянно хотелось обладать им более, чем полностью, поэтому она шла вперед, покоряя одну гору за другой. Она считала совершенно нерациональным тот факт, что он тратил свой талант на преподавание. К тому же таким бездарностям. Хочет заниматься наукой? Так почему нет, Рафстеры нуждаются в таких умах. Но на то, чтобы окончательно его переманить, ей потребовался почти целый год. Конечно, были и еще некоторые минусы, например, в некоторой нежности, которая готова была литься из него рекой. Порой Серверджина цепенела, но... Не нуждалась в этом так сильно, как его бывшая девушка, Анастейша Ирантарёк, о которой теперь вообще уже не было ничего слышно. Она пресекала его попытки на корню, и в конце концов ей почти удалось избавить Велигда от этой болезненной тяги. Да, ласка - тоже сильное, порой необходимое оружие, но далеко не всегда. А вот плюсом точно было то, что им всегда было о чем поговорить. Серверджина просто жалела о том времени, которое Велигд угробил на Анастейшу - человека, влюбленного именно в своего преподавателя, но так и не сумевшего оценить всю ту кладезь знаний, которой располагал Велигд. А вот Серверджина смогла. Они могли пошутить, они могли посмеяться, они понимали профессиональный юмор - они были намного, намного ближе друг другу, чем Велигд и Анастейша. Она даже заставила его называть себя сокращенным именем. Серверджина Миледжина Рафстер. Слишком длинно, слишком помпезно и слишком отдает пафосом. Он любил полные имена. Со слегка растянутыми интонациями называл ее Серверджиной. Сначала. Потом она сломала эту его привычку. От того, что ей в нем не нравилось, Серверджина предпочитала избавляться. Делала Велигда Лайтмера лучше, чем он есть и чем может быть. В этом был какой-то животрепещущий интерес - сломать, сломить его, видеть недовольство на его лице. Но заставить делать по-своему. Пошатнуть невозмутимую скалу, тронуть лед. Тот фасад, который она видела и которым восхищалась. И то, что знала изнутри. Знала и понимала. Серверджина чувствовала в Велигде Лайтмере родную душу. Сокрушать его... Это было сродни затяжке дорогой и качественной сигарой, бокалу вина, произведенного лучшими виноделами в годы хороших урожаев, окружению себя красивыми, изысканными людьми. Комфорт, возможность приобрести любую блажь за деньги... Она не видела в этом ничего плохого. Люди любят красиво жить. Все без исключения. Кому-то везет, кому-то нет. Кто-то добивается, кто-то остается у разбитого корыта. Серверджина всегда добивалась своих целей. Поэтому она знала, что настанет день, когда Велигд Лайтмер, скорчив недовольное лицо, назовет ее Раф. Или Миленой. Так ее сокращали чаще всего. Постоянного короткого имени не было. Каждый был горазд на собственные изобретения. Она позволила ему выбрать из того, что имелось. У них все отлично складывалось. Самым наилучшим образом. Анастейша Ирантарёк осталась позади, Алфея тоже, а Велигд Лайтмер, которого она впервые увидела выступающим с очередным научным докладом, принадлежал ей более чем полностью. Все было идеально. Более чем полностью. Серверджина открывает глаза резко. Вырывается из сна не сразу, он слишком тяжелый. Пару минут позволяет себе полежать, что перекочевать из реальности в реальность. Все тело будто свинцом налито. Нет ощущения, что она спала. Очередной провал. Закрыла глаза - открыла. Время проносится в одну секунду, даже в один миг. Здесь пробегает много часов, пока Серверджина просыпает свою жизнь, находясь в другом месте. Кто-то бы назвал это техникой осознанных снов. Ничего подобного. Серверджине не требовалось никаких дополнительных приготовлений или специальных ритуалов и практик. Только сильное желание и - как в случае чтения людей - личная заинтересованность. Моделированные сны. Вот чем это было. Собственная магия шла Серверджине навстречу, с радостью помогая ей моделировать более интересную реальность. Зачем Серверджине вообще все это нужно? Когда ты принадлежишь к такому роду, как Рафстер, необходимо своя отдушина. Серверджина не жаловалась на свою жизнь. Никогда. С детства (которого, как такового, и не было) ее воспитывали в традициях ее рода. Воспитывали в лучших традициях эраклионской аристократии. Такими, как она, рождаются. Рождаются и затачиваются долгие годы, с самых малых лет. Династия должна выдавать достойных наследников. Серверджина все понимала, принимала и относилась к жизни с некоторым высокомерием, поскольку в силу своего происхождения имела на это полное право. И старалась оправдать свое происхождение всеми силами. Каждый день и каждую минуту. Но от такого режима можно просто сойти с ума. Кто-то находил спасение в алкоголе. Кто-то - в успокоительных, под видом которых принимались самые отчаянные наркотики синтетического происхождения. Серверджина нашла свое спасение во снах. Чтобы восстановить справедливость, она в разные периоды своей жизни уходила в моделирование снов и строила свою реальность, черпая в ней силы. Очередной такой повод наступил, когда она увидела Велигда Лайтмера. Только в настоящем мире ему было под шестьдесят, а самой Серверджине - двадцать три года. Ее глаза, холодные и сдержанные, вспыхнули на краткий миг, и дар вступил в действие: она прочитала его, поглотила и в конечном итоге знала о нем больше всех его родных и близких. И даже него самого. А ночью после очередной конференции зельеваров, где она и увидела его, выступающим на сцене, Серверджина смоделировала свой первый сон, представив, как развивались бы события, родись она на несколько десятков лет раньше и будь почти ровесницей Велигда Лайтмера. Она не могла заполучить его в реальности - он слишком сильно любил свою жену. А моделировать сны... Этим она упивалась. Но в какой-то момент и они заходят в тупик. Потому что снов ей становится мало. И тогда Серверджина решает обратить внимание на того, кого ей завоевать будет напорядок проще. Кто доступнее. И кто очень сильно похож на Велигда Лайтмера. Ведь очень кстати на Рафстеров работает Ян Лайтмер, его сын, абсолютно свободный и едва ли искушенный. Именно за него Серверджина и решает взяться самым серьезным образом.