***
Люку снова снился сон. Этот сон был столь редок и странен, что он ни с кем им не делился, никогда. Это была его тайна. Он шёл по привычному песку, направляясь к широкоплечей высокой фигуре в тёмном плаще, которая неподвижно стояла у надгробий бабушки Шми и Клиггса Ларса – мужа бабушки. Этот человек всегда был там, но сегодня Люку хотелось с ним поговорить. – Вам грустно? – неуверенно спросил мальчишка странного посетителя могил, отдалённо воспринимая его чувства. Мужчина тут же повернулся к нему лицом, чуть удивлённый: – Мне всегда грустно, – тихо ответил он, смотря на мальчишку сверху вниз пронзительной синевой глаз. Сердце мальчика затрепетало: ответили, ему ответили, не проигнорировали! Улыбка мужчины стала более явственной, его ладонь на миг зависла над детским плечом, но всё же легла на одежду: – Я вижу, уроки не прошли для тебя даром, но только встреч со мной не ищи, Люк. Я сам к тебе приду. – Скоро? – голубые глаза мальчишки распахнулись в восторге. И снова в глазах незнакомца тоска, вот точно такая же как у мамы, когда она думала, что Люк и Лея не видели ее. – Как смогу, Люк. Сестре привет передай и маму береги, она у вас хорошая. Мне пора. И, когда он перешагнул границу силового поля, непонятно как пройдя сквозь него, Люк сорвался следом, резко затормозив, только почувствовал, что поле всё ещё включено, и закричал: – Имя! Ваше имя... Скажите мне его! Мужчина рукой в чёрной перчатке отвёл полу плаща, оборачиваясь с сомнением на лице, но позже негромко произнёс: – Энакин, моё имя Энакин. Открыв глаза, Люк ещё несколько мгновений слышал этот тёплый голос, после он пропал, оставив воспоминание и желание вновь встретиться с этим печальным человеком. Накинув одежду, мальчик тихонько, чтобы не потревожить чуткий сон сестры, выбрался прочь из купола, уверенно держа направление к могилам. Только–только встающие солнца скользнули по камням, тут же отразившись в чём–то ярком и стеклянном, резанув по глазам. Прищурившись, Люк приблизился и протянул руку. Продолговатые камешки, вроде стекла, лежали на сбитой ветрами и песком каменной плите, заключённые в верёвочную сеточку с шнурком для ношения. Подняв глаза от подарка, ребёнок с ожиданием оглядел горизонт: пусто. Просто сон? Или реальность? Маленькие пальцы стиснулись в кулак, скрыв кристаллы. И, задействовав уже непроизвольно Силу, Люк бросил в никуда: "Спасибо! Я буду ждать!" От этого послания в Силе вздрогнул и передёрнулся садившийся в истребитель бывший джедай Скайуокер, сжавшись на сидении и замерев в противостоянии своему желанию: бросить всё к дьяволу и вернуться к жене и детям. Нельзя, вот просто нельзя – и всё! Потенциал у ребят таков, что Палпатин просто облизнётся, если он притащит их на Корусант. Он и так сейчас рисковал многим, не сдержав порыва и прилетев в канун день рождения малышей со своим своеобразным подарком: подрастут, поймут, где использовать эти "камушки". Он никак не думал, что у сына хватит возможностей связаться с ним посредством Силы во сне, что являлось своеобразной медитацией. Энакин и прежде контактировал с мальчишкой, но крайне редко, вскользь входя в его сны, просто напоминая себе, что там, на краю галактики, были искорки, что зажглись благодаря и ему тоже. С сыном такое срабатывало, а вот Лея словно была настроена на другую волну, никак не реагируя на попытки отца связаться с нею. О, да, он и в самом деле едва не погиб в том шторме Силы, что поднял, когда решил: они с Падме допустили просчёт и она погибла реально. Целый год он ходил как во сне, дела решал на автоматизме, а после был Мустафар, но, слава Силе, не Кеноби стал противником, иначе душа Энакина сгорела бы и остался один пепел. Но этого не случилось, то видение многолетней давности не сбылось, и он сумел пересилить апатию своего ранения и принять, что был обманут дважды: джедаи не смирились с вынужденным бездействием, а милейший Император оказался тем самым ситхом, за которым гонялся весь Орден в прошлом и при том безрезультатно. И вновь была протянутая к нему рука и призыв: "Ты со мной, Энакин?" И горькое осознание, что вот и он попал в ловушку ситха, так ловко расставленную Сидиусом, ответив тихо: "Да, Учитель!" И горькое осознание, что уже ни за что не бросит дело, которому он отдал не только свою семью, но теперь и подписался под этим новым именем: – Я нарекаю тебя ДАРТОМ ВЕЙДЕРОМ! Отныне и навек! И принять не только имя, но и суть: отныне и до смерти – ситх. Ирония Силы, не иначе!Один день из жизни.
18 ноября 2014 г. в 16:59
Когда все дела сделаны, и два солнца Татуина начали свой бег к горизонту, окрашивая небо в золотисто–алое покрывало, заставляя улыбаться такой игре красок, которых в палитре искусственных не найдёшь, можно и отдохнуть.
Как мало, оказывается, надо для домашнего тепла и уюта и как быстро привыкаешь к суровым условиям, если знаешь, что помощи ждать неоткуда и, если не справишься сама, никто руки не протянет. Жизнь на планете–пустыне сурова и бескомпромиссна: примешь её условия или просто твои кости будут белеть на бархане.
Но странное дело: тут Падме–Лита ощущала себя дома. После более чем напряжённой и энергичной, порой опасной жизни политика Татуин поражал своей тишиной и монотонностью дней. Было трудно приспособиться: хорошо, что на первых порах ей помог Оуэн и Беру, приветив беглянку с двумя годовалыми детьми. Целый год провела Амидала на Набу, скрываясь под выдуманным именем, занимаясь детьми. План был уже придуман, но кто бы знал, как тяжело ей было видеть в редко просматриваемых новостях сумрачное лицо мужа и слышать его достижения в статусе помощника Императора. Ей это всегда приносило боль, но отдалённую, уже не резавшую, словно бритва, по душе: ну, да, был такой человек в её жизни, был и... она ушла. Точка.
Решение улететь на родину мужа было принято спустя сутки после информации, что первый лорд Империи пал от рук террористов, которые успешно провели акт по ликвидации важной фигуры на планете Мустафар. У неё случилось помутнение сознания, впоследствии она не смогла точно восстановить этот день: что делала, как детей кормила и что вообще творила. Сон, один день, как сон. На другое утро зеркало показало, что прежде каштановые волосы стали белыми, как снег.
А после Татуин и почти полная информационная блокада. Может, и к лучшему? Это не позволяло ей рвать душу: а может, если бы она осталась...
Падме перестала оглядываться назад, живя настоящим.
Вечерняя относительная прохлада освежала, и именно сейчас было самое хорошее время для занятий Оби–Вана с детьми. Лита поглядывала на их сосредоточенные мордашки и не могла сдержать улыбки: ради этих моментов и стоило жить. Она вновь соскользнула к прошлому, что не вовремя заявляло свои права на место в её жизни. Встряхнув головой, Лита услышала, как Лея что–то недовольно выговаривала Люку, в голоске дочери звенела обида, что не могло не насторожить: милая девочка очень не любила, когда её в чём–то опережал братец.
– Лея! В чём дело? – Лита шагнула через порог, приняв свой самый неуступчивый вид: с дочерью приходилось быть жёстче, чем с Люком. Разница характеров сказывалась: где на Люка можно было повлиять уговором, Лею приходилось строжить, осторожно указывая на её нетерпеливость.
– Не получается у меня ничего! – зло сверкнула девочка глазами, в которых иной раз мелькал дикий и необузданный огонёк непокорства. Взгляд на Кеноби – и увидеть в его взгляде на Лею тоску: вновь он вспомнил Энакина! "Не надо, Бен! Мне и так тяжело". Набуанка прислонилась к песчаной стене купола, чуть улыбаясь и наблюдая за начинавшим темнеть небом:
– Лея, а на эопи ты сразу научилась ездить?
– А при чём тут... – заикнулась было девочка и осеклась, щеки медленно налились румянцем, ладонь непроизвольно потёрла пятую точку. А потом было произнесено тихое: – Ма, я поняла.
– Вот и хорошо, – мать потрепала детей по волосам, наградив улыбкой. – Внимательнее слушайте пояснения Бена, если что–то не получается, надо только найти нужный подход. Так ведь, Оби–Ван? – лучистые глаза обратились на джедая, отчего–то смутившегося, но Лита уже вновь исчезла в жилом куполе: вечерняя трапеза не за горами, а у детей после этих занятий аппетит разыгрывался дикий.
Бен обошёл периметр, оглядывая окрестности и прислушиваясь к фону пустыни в Силе на предмет нахождения тускенов: тишина. Значит им хватило и единого намёка, что ферма семейства Крит находилась под защитой джедая. Тускенов почему–то обратил в бегство один вид активированного клинка, только на следующий день выяснилась банальная и страшная причина, поразившая Кеноби в самое сердце. Как же он, оказывается, был слеп, если пусть и видел, что ученика что–то угнетало после той эскапады на Джеонозисе, но не решился лезть в душу Энакина. Вот идиот!!! В тот раз Бен ушёл в пустыню, как он сам выразился, "подумать" и отсутствовал до рассвета. Лита только взглянула в его лицо, молча погладив по плечу, и вновь ушла.
С момента его прилёта прошло всего–то семь месяцев, а дети Энакина стали ему родными: он уже не смог бы столь же безлично оставить ребят, если пришлось бы. Менялся джедай, приобретая друзей и близких, вот и дети уже тянулись к нему, ища одобрения мужчины. Учить их, порой показывая на примере использования Силы в благих целях (например, как убраться в комнате, чтобы мама не ругалась очередному разброду в спальне детей). Лея быстро нашла применение такой полезной штуке, как передвижение предметов с помощью Силы в обычной жизни, только с уговором, что посторонние такого не увидят.
– Лита, всё в порядке, можешь включать периметр. Я завтра улечу в Мос–Айсли, если ты не против, – произнёс джедай, отхлёбывая из кружки виски, что Лита выставляла на стол после напряжённого дня. Сама она предпочитала крепкий и ароматный чай с Набу, который ей поставляли контрабандисты специально по заказу.
– За подарком? – понимающе улыбнулась она, пригубляя напиток. Серо–голубые глаза сверкнули усмешкой: вот нравились ему её подколки, если честно!
– А то как же! Вот только подарок будет своеобразный, если ты не против.
Карие глаза блеснули пониманием идеи джедая:
– Ну, Бен!.. Если ребята разнесут мне дом, сам будешь ремонтом заниматься!
– Не разнесут, – уверенно проговорил он, усмехаясь.
– Я вообще–то сама намереваюсь покинуть утречком периметр. Вот ты, как джедай, и закроешь за нами дверь, чтобы дети были в безопасности. Договорились? – самодовольная усмешка заиграла на её губах.
– Как была ты интриганкой, так и осталась!