Шарлотка

Ох уж эти люди, так и не дают старой женщине сдохнуть спокойно, в беззвестности, под яблонькой, покрытой весенним цветом. Тащат прочь от покоя и уныния, вовлекают в битву с давним врагом, еще и справиться с ним не могут. Эгвин хмурится: Лорена и ее воины не справятся со Змолдором, тот слишком силен, на его стороне извращенные колдуны. Не Саргерас, конечно, всего лишь низший демон, но даже низший демон сильнее обычного человека без оберегов. Сильнее даже Джайны, этой ранней-молодой звездочки, - понимает Эгвин, когда глупую девочку связывают по рукам и ногам, как овечку на заклание. Честное слово, чему только учат нынешних волшебников? Конечно, можно сделать скидку на то, что девочка борется и со Змолдором, и с его колдунами, но это не оправдание. Пылающий Легион всегда возвращается. Если люди будут так слабы, то... Эгвин сама слаба. Осознавать это больнее всего. О, она выживает каждый раз, но от могущественного Хранителя Тирисфаля осталась только пустая оболочка. Впрочем, не только. Эгвин кидает во врага заклинания, смотрит на золотые волосы, рассыпавшиеся по плечам, изогнутую шею и рот, открытый в безмолвном крике. Стоит ли эта чужая девочка последнего, что осталось у Эгвин? Умирать страшно. Во рту вяжет, как от зеленого чая, дрожат колени и тянет пустотой в желудке. Эгвин находит тысячу и одну причину, почему должна остаться в живых, отметает все из них, кроме прощения Медива: она до сих пор не дождалась его. Девочка кричит в голос, по ее щекам текут красные густые слезы. Эгвин клацает зубами и отрекается от своего эгоизма: разве он к чему-нибудь ее привел? Какая ирония, в глупом ребенке больше Хранителя, чем в самом Хранителе. Эгвин продолжает кидать заклинания, но смотрит только на Джайну, вплетает в ее нить жизни свою, отдает все силы, капля за каплей, крупинка за крупинкой. Все припрятанное - груз прожитых лет наваливается на Эгвин. Все накопленное - жадность и благоразумие заходятся в дурном крике. Все жизненно необходимое. Эгвин закачивает силу в Джайну и криво улыбается: колдуны Змолдора падают на колени, кричат от боли, прижимают руки к кровоточащим ушам. Джайна - чистая, гневная, в сполохах карающего Света - лишает их воли к сопротивлению, а затем и жизни. Эгвин знает, что сделала правильный выбор. Уверена в этом и когда падает на колени, на живот, на лицо, прижимается щекой ко влажному мху и не может вдохнуть еще хотя бы раз. Джайна спасет своих людей и сохранит хрупкое перемирие с орками. Никто не посмеет упрекнуть Хранителя Тирисфаля, что она манкировала своими обязанностями. Эгвин летит сквозь бесконечную пустоту, падает, падает, падает - в разные стороны одновременно. Демоны вгрызаются в ее плоть зубами-иглами, обгладывают кости, утробно урчат. Ветер пустыни выдувает на ее скелете стон тирисфальских лесов, под кожей разливается пламя скверны - зеленое, тухлое, холодное, как вьюга в Нордсколе. Эгвин выгибается дугой, упирается пятками и затылком в твердое облако, вопит. Из ее рта льется поток насекомых, царапает лапками-крылышками горло и щеки изнутри. Эгвин рыдает, кислота бежит по лицу, палит волосы, оставляет на коже гнойные дорожки. Внутри, там, где разлагается сердце, пульсирует мысль о том, что надо закрыть рот и остановить катастрофу, пока та не стала катаклизмом. Змолдор рядом хохочет, держится за живот и похрюкивает: - Какая наглая магичка. Причина катаклизма, ха-ха-ха. Эгвин вытягивается в гневе, заносит руку, но глиняные ноги подводят ее, сохнут под пламенем Медива, покрываются трещинами и рассыпаются битым кувшином по Круговерти Пустоты. Эгвин замирает, память подводит ее. Нет пути, которым смертный может попасть в Круговерь. Или есть? Или мертвый? Эгвин трет лоб ладонью, кожа трескается, повисает лоскутами, но лицо обдает приятной влажной прохладой. Зрение проясняется, туман стягивается в одно целое, в девочку с золотыми волосами, которая виновна в смерти Эгвин. Сухое горло каркает смехом, туман зовет медово: - Вернись ко мне, вернись. Кожу опаляет миллионом ядовитых поцелуев, Эгвин подхватывает юбки, поворачивается и бежит прочь от тумана. Спотыкается, падает, падает, падает. Ее руки покрываются черными перьями, кости лица трещат, ломаются, складываются заново. - Я - ворона? - Нет, - говорит ворон-маг, разрывает грудную клетку Эгвин, достает горячее, парное сердце и сжимает его в руке. - Еще рано. Эгвин смотрит на синюю кровь на его руках, откидывает голову и с надрывом хохочет. После всего, что он сделал... - Вернись ко мне, вернись. Губы набухают травяным вкусом, сладкая вода бежит по пищеводу, звонко каплет в сухой желудок, Эгвин хмурится и пристально смотрит на Джайну. - Ребенок, - говорит она. - Капризный ребенок, - уточняет она. - Глупый ребенок, - пытается обидеть она. - Это ты меня убила. Попадает в цель: лицо Джайны искривляется, на нем проступают красные пятна, ресницы стыдливо прячут глаза. Попадает в цель, но не чувствует себя лучше. Наоборот - словно в болоте вывалялась, и снаружи, и изнутри. Злая-злая Эгвин. - Вернись ко мне, вернись. Добрая-добрая Джайна. Эгвин просыпается, открывает глаза и поворачивает голову налево, к источнику света и шелесту страниц. Тело ломит от слабости и жажды движения. Джайна сидит в кресле, читает - маленькую, карманного формата, точно не о магии - легкомысленную книгу. - Что читаешь? - голос скрипит, как старое колесо. - «Эгвин и Драконья Охота». Джайна закладывает книгу птичьим пером, кладет ее на резной столик и поднимается. - Как себя чувствуешь? - Как будто умерла, но не до конца. Либо меня спасли, либо подняли из мертвых. Джайна кривится, ее пальцы дрожат, на глазах набухают слезы. Эгвин хвалит себя, она совсем молодец, ткнула в больное место девочки и радуется. Кому тут за шесть сотен лет перевалило? - В любом случае, опыт интересный. В прошлый раз иллюзии были не столь... материальными. Кажется, я могла застрять в том жутком мире. Спасибо. Щеки Джайны розовеют, она прячет руки в складках длинных рукавов и отводит взгляд. Эгвин тихо фыркает, но признает, что не зря дала девочке шанс. Еще и сама жива осталась. Эгвин тянется к своей нити жизни, изучает ее, следует за ней до Джайны и устало вздыхает: вот, значит, как. Поймала на крючок, взяла в оборот, привязала к себе - не сбежать больше? Эгвин трет лоб основанием ладони и не знает, смеяться или плакать. Как же далеко завел ее эгоизм, приклеил к молоденькой девочке. Неужели Азерот не отпустит Хранителя Тирисфаля? Скудные капли магии перекатываются в Эгвин, шепчут «нет» и щекочут смехом. - Ванна готова, - говорит Джайна, подходит к кровати Эгвин, поднимает на руки. - Почему не используешь магию? Горячая вода мягко обволакивает тело, густая пена трещит пузырьками, тепло забирается все глубже. Кожа скрипит под мочалкой, по стылым мышцам разбегается кровь, грудь стягивает желанием - Джайна дышит прямо на шею, трет и дышит, трет и дышит. Эгвин поджимает пальцы ног, закрывает глаза и сглатывает густую слюну. - Не знаю, - отвечает Джайна. - Некоторые вещи приятнее делать руками. Эгвин проживает ее прикосновения целиком, от начала и до конца, но не выдает себя. Она расслаблена, как младенец в материнской утробе, глубоко и ровно дышит, подчиняется коротким приказам: наклоняется вперед, назад, в стороны. Снова падает, но на этот раз не одна. Джайна дважды меняет воду с помощью магии. Эгвин наконец понимает, что никогда не умирала, и пытается встать без посторонней помощи. Опирается руками на бортики тяжелой ванны, отрывает попу от дна, ноги тут же разъезжаются в разные стороны, как у исходящего паром теленка. - И это я ребенок? - смеется Джайна, успевает подхватить Эгвин, прижимает спиной к своей груди. - И это ты ребенок. Эгвин горит, мучительно и болезненно, хуже, чем от пламени скверны, но принимает помощь. Джайна укладывает ее на свежезастеленную кровать, накрывает толстым одеялом и разворачивается, явно, чтобы уйти. - Останься со мной, - тихо просит Эгвин. - Мне... мне холодно. Могла бы соврать про «страшно», но вряд ли Джайна позволит себе поверить в такое. - Хорошо, - кивает та. Платье медленно стекает на пол, обнажает светлую кожу, волосы рассыпаются по плечам, гаснет свет. Эгвин закрывает глаза - спокойная снаружи, бурлящая внутри. Она ни за что себя не выдаст. Кровать скрипит под двойной тяжестью. Джайна кормит Эгвин с ложечки. Это уже двадцатая чашка бульона с пробуждения, Эгвин могла бы есть самостоятельно, но упорно притворяется слабой и больной. Джайна хмурится, бормочет себе под нос и проверяет целительные заклинания, а потом - садится рядом и кормит. Калимдор полыхает осенью и пахнет яблоками. Эгвин жмурится, открывает рот - ложка стучит по зубам - и проглатывает жирный бульон. Пожалуй, пора признаваться, если не в обмане, так хоть в здоровье, но капризная девочка требует больше ухода, больше близости, больше любви. - Ты же знаешь, что я уже в порядке, - торопливо говорит Эгвин, вглядываясь в Джайну. - Знаю, - кивает та. - Тогда почему? - Не знаю. Просто некоторые вещи приятно делать. Руками. Эгвин принимает ответ и пожатие плеч, откидывается на пышные подушки, сыто облизывает губы и думает, чем отплатить Джайне. А та некстати исчезает, уезжает куда-то по делам. Эгвин в одиночестве бродит по огромному дому, юбки гулко шуршат, пустое тело пытается собрать в себя худые капли магии мира. Эгвин выходит в сад, втягивает в себя солнечный свет и ежится под прохладным ветерком, прижимается лбом к яблоне и часто-часто дышит. А через пару секунд потирает макушку. - И что я тебе сделала? - ворчит Эгвин. Яблоня кидает в нее еще одним яблоком. Эгвин поднимает его, отирает о рукав и впивается зубами. По подбородку течет кисло-сладкий сок, щелкают пальцы - конечно, именно так, домашним уютом и отблагодарить. Эгвин собирает плоды в юбку, вприпрыжку бежит на кухню, растапливает печь - все приходится делать руками, но так даже интересней. Джайна возвращается к ужину, словно по заказу. Заходит в дом, втягивает в себя аромат печеных яблок, улыбается и оправляет юбку, лишь бы занять руки. Эгвин смотрит на нее и улыбается. - Мы тебя заждались, - говорит она. - Мы? - Я и моя шарлотка. - Теперь это так называется? - фыркает Джайна, и Эгвин мучительно краснеет. Девочка, а не взрослая, умудренная жизнью женщина: от одной фразы смутиться, заполыхать. Они ведь даже не обнялись еще. Джайна подходит, прижимается щекой к щеке, оглаживает пальцами запястье Эгвин, разгоняет ее сердце до шума в ушах, снова фыркает и садится за стол. Эгвин улыбается, берет лопатку-нож и разрезает пирог. Не такая уж она и старая. И шарлотка у нее еще о-го-го. Она еще покажет этой девчонке и посмотрит сама.