Инстинкты

Это подобно вспышке – яркой, сбивающей с ног. Вот он стоит, опершись на дверной косяк, смотрит с нежностью на играющего с Марком Дженсена, втягивает носом плотный воздух с тлеющим в нем чужим запахом. А вот его внезапно, с пугающей силой накрывает волной чего-то животного, дикого, первобытного… Он не помнит, как глухо зарычал, как едва не обратился, как синий океан глаз поглотила темнеющая с каждой секундой пелена возбуждения. Но Дженсен видел, ощущал сладкий, густой аромат альфы, такой знакомый запах его возбуждения. Он вздрогнул, видя, что Миша едва ли сдерживает себя, лишь благодаря играющему на ковре малышу, но тут же, приведя мысли в порядок, подхватил трехгодовалого сына и отнес его в детскую, к тихо сопящему новорожденному Иэну. Его ноги дрожали от предвкушения, он чувствовал, что еще немного – и он потеряет голову, как и Миша. Вернувшись в гостиную, где альфа уже зарылся носом в подушки, в окружении которых мгновение назад сидел Дженсен, омега ласково дотронулся до его плеча. Проведя пальцами вверх, по шее, пригладив темные, вьющиеся на концах пряди волос альфы, он сладко мурлыкнул: - Миш… Он не успел закончить предложение, как крепкие руки мгновенно схватили его за пушистые рыжие уши на макушке и потянули назад, обнажая шею. Звериное рычание лишь подтвердило то, что рядом с ним обезумевшее от инстинктов животное, что стальной, несокрушимый самоконтроль Миши полетел к чертям. Дженсена нюхали, вылизывали, жалобно, просяще тыкались лицом ему в грудь, задевая носом набухшие от недавнего кормления влажные соски, царапали кожу мгновенно отросшими когтями. Его вновь делали своим, вновь оставляли яркие метки, вновь указывали на его место в иерархии семьи. Внутренний зверь Дженсена так и норовил завалиться на спину, раздвинуть ноги и подставиться под умелые ласки. Внизу все сводило от возбуждения, от неутолимого желания, сравнимого по силе с периодом течки. Ему хотелось, чтобы его ласкали, любили, шептали сентиментальные признания, одновременно похабно вдалбливая в кровать, пол, стену душевой кабинки, землю – неважно. Этого хотел омега, животное, не он сам… Желание поддаваться зверю, растворяться в его инстинктах так велико, что Дженсен едва сдерживал себя, яростно стуча пушистым хвостом по ноге, выражая бессилие и неспособность сопротивляться дурманящему аромату альфы. Миша тяжело дышал, его влажный шершавый язык ненасытно скользил по доверительно открывшейся шее омеги, и отросшие клыки царапали чувствительную кожу. Его внутренний волк был счастлив. Он дорвался до своей пары, до того, кто подарил ему семью. Но кроме удовольствия, Миша испытывал злость. Он чувствовал тяжелый, чужой запах другого альфы на своем партнере и несмотря на то, что он знал, что никто не смеет посягнуть на чужого омегу, это раздражало, бесило, выводило из себя. Дженсен – кот, свободолюбивый, падкий до похвалы и ласки, он нуждался в жестком контроле, сильном партнере. В том, кто будет удерживать его рядом, давать то, в чем тот так оттчаяно нуждался. И сейчас инстинкты Миши вопили о желании пометить свою пару, заклеймить вновь, смыть грязный чужой запах. Опустив ладони на бедра Дженсена, он сильно толкнулся вперед, потираясь пахом о член омеги, вырывая из груди сиплый стон. Ногти царапали ткань домашних штанов, задевали худые узкие бедра. А запах… Дивный запах течного омеги, его молока дурманил разум, окончательно спуская зверя с поводка, и Миша рычал, вжимал постыдно скулящего омегу в себя, и целовал, целовал, целовал... Громкий, просящий стон и надрывное «Миш-а!» рывком вытаскивают человека на поверхность сознания, и он недоуменно оглядывается вокруг. Он слышал голос своего омеги. Жалостливый, просящий голос. Просящий о чем? В чем нуждается его пара? Слегка приглушенный свет в комнате, сладкий, сводящий с ума запах. Знакомый, родной, который появляется только когда… Он не успевает ничего осознать, как пушистый, рыжий хвост с темными пятнышками обвивает его лодыжку, а Дженсен, голый, истекающий смазкой Дженсен беспомощно вскидывает бедра, безмолвно моля, прося большего. И Миша удивленно сглатывает, не видя ясной зеленой хвои – лишь черный, бездонный космос, в котором отражается желание. Постыдное, жгучее желание, подобное самым ярким звездам. Дженсен как-то обреченно поднимает вверх руки, кончиками пальцев касается скул Миши и скулит, жалостно, едва ли не хныча, словно у него течка, словно он обезумел, словно… - Миш…. Мне… Мне надо, надо… Дай! И Миша вспоминает. Вспоминает, как стягивал футболку с Дженсена, как не слушал его просьбы быть тише - «ведь наверху дети», - как спускался поцелуями к ключицам, как прихватывал губами чувствительные соски, слизывая выступающие капли молока, как… Боже, да он же перекинул Дженсена через плечо, шлепнув его по заду, и взметнулся ураганом в маленькую комнатку, когда-то бывшей кабинетом Миши. Они проходили через это и после рождения Марка – альфа терял контроль над своим зверем, подчиняясь звериным инстинктам. И тогда, и сейчас им движет желание быть рядом с омегой, делать его своим вновь и вновь. Это желание по своей силе сравнимо с гоном, а феромоны, вырабатываемые альфой, действуют на омегу как мощный афродизиак. - Миш… Голос, его голос, прикосновения, запах – они вновь выбивают из головы все мысли и Миша, наконец, осознает что послужило катализатором. Он накрывает своим телом Дженсена и усмехается, оставляя легкий, такой по-человечески нежный поцелуй у того под сердцем – чертовы животные инстинкты помечать, быть рядом, целовать недавно родившего омегу. Охранять свой дом, свою семью, показывать, что никто не имеет права на его мужа, кроме самого Миши. Дженсен в его объятиях податливый, вечно желанный, льнущий к нему, что-то сладко урчащий. Котяра, как есть настоящий котяра. Омега изгибается дугой, слепо шарит руками по груди Миши, бессмысленно, жаждуще наслаждаясь близостью альфы. Кожа омеги под прикосновениями Миши мягкая, она обжигает своим жаром и Дженс дрожит, шепчет как-то бессвязный бред - он всегда превращается в один чувствительный нерв, когда возбужден. Щеки горят стыдливым румянцем, чуть согнутые в коленях гладкие ноги широко разведены в стороны, тонкие пальцы с силой сжимают тонкие простыни, и эта картина – самое прекрасное, что Миша видел в своей жизни. Не медля, он срывает очередной голодный поцелуй с губ своего омеги, по-хозяйски сжимая ладонями его бедра. Он вылизывает, выцеловывает сладкий рот, ловит рваные стоны, нежно снимает их с мягких, киноваревых губ. Знает, как любит Дженсен наслаждение, граничащее с болью. И он кусает его за нижнюю губу, глухо зарычав, толкнувшись вперед, потираясь о пах омеги. В спальне душно, терпкий аромат возбуждения давит на сознание, проникает в него, а внизу живота закручивается сладкий узел жаркого наслаждения. Дженсен откидывает голову на подушки и тихо хнычет, елозя задницей по сбившейся простыне, оставляя на ней влажные следы – из него давно течет. Ему хочется ощутить в себе альфу, его узел, хочется насладиться долгими минутами сцепки. Только он знает, что Миша не так прост, что он не позволит ему получить сразу все. Миша – волк, он будет доводить свою добычу до изнеможения, до бессилия, чтобы после насладиться долгожданной победой. Ловкие пальцы касаются внутренней стороны бедер, намеренно обходя истекающий смазкой ровный, небольшой, как и у всех омег, член. Дразнящая, невесомая, нежная ласка – самая ненавистная часть в и так нелюбимой Дженсеном прелюдии, но Миша никогда не упускает шанса насладиться ей. Он щекочет гладко выбритые ноги омеги острыми когтями, царапает чувствительную кожу под коленкой и, наклонившись вперед, к губам Дженсена, с наслаждением ловит стыдливый тонкий скулеж; слизывает высокие, рваные стоны с похабного рта, приникая к нему ненасытным, животным, голодным поцелуем. Рыжие, вислоухие, с коротким мехом ушки Дженсена дергаются при каждом прикосновении Миши. Кот ощущает, как его давно потухшие инстинкты хищника вновь разгораются с прежней силой, вопя о приближении волка, соперника за территорию. Он невольно, подчиняясь внутреннему зверю, кусает острыми клыками губу Миши, озлобленно шипя, и тут же, противореча самому себе, призывно выгибается, оплетая хвостом лодыжку альфы. - Непослушный котик, - ехидно шепчет Миша и хватает Дженсена за уши, оттягивая их назад, запрокидывая голову омеги, вырывая из его груди недовольный мявк. Белесая капля тут же срывается с головки члена омеги к яйцам, смешиваясь с вытекающей из задницы смазкой. Миша с удовольствием проваливается в негу волчьих инстинктов, больше не нежничая, позволяя зверю грубо схватить недовольно зашипевшего Дженсена за бедра, и перевернуть его на живот. Чтобы знал свое место, чтобы не сопротивлялся и лишь послушно подставлялся ласкам своего альфы. Дженсен прекрасен. Даже в такой постыдной позе, с разъезжающимися коленями, с жадно пульсирующей алой дыркой, из которой полупрозрачной струйкой вытекает естественная смазка. Его щеки покрыты милым румянцем и мокрые длинные пряди назойливо лезут прямо в глаза. Вечно зеленые, подобно весенней, первой листве, глаза, которые сейчас подернуты сизой дымкой возбуждения, с ожиданием и укором смотрят на Мишу. Омега тяжело дышит, втягивая тяжелый, мускусный аромат альфы носом, впитывая его в себя, удостоверяясь в силе связи. Все как будто в первый раз. Ему трудно держать равновесие – его колотит, хвост ураганом взметается вверх, открывая вид на прекрасные, усыпанные бледными веснушками ягодицы. Миша тысячи раз пробовал, ласкал, удерживал рядом с собой Дженсена, но каждый раз ему словно стирали память. Руки по-хозяйски сминают подтянутый зад, оставляя на ягодицах красные следы от пальцев и метки-полумесяцы. Альфа легко шлепает Дженсена по бедру, после чего разводит его ягодицы в стороны, отозвавшись глухим рыком на предостерегающее шипение. Зубы волка мгновенно смыкаются на холке свободолюбивого котяры, оставляя свою собственническую метку, подтверждение того, кто на самом деле Дженсен. Они впиваются, царапают нежную кожу, но нет боли – ведь так до одури привычно, правильно ощущать звериные клыки на шее. Так до бешенно колотящегося сердца приятно знать, кому принадлежишь. И омега расслабляется, его зверь наконец принимает партнера. Узнает свою дурную, последствие пьяной судьбы, пару, и открывается перед ней. Миша облизывается и садится на пятки, продолжая сжимать руками бедра омеги, наслаждаясь видом расслабленной дырочки. Не отказывая себе в удовольствии, он грубо проводит по её краям большим пальцем, смачивая в смазке омеги. - Посмотри на себя, - завороженно шепчет альфа, накрывая своим телом Дженсена. – Ты весь течешь. Так обильно… Прямо, как в первый раз, помнишь? Ты тогда тоже сопротивлялся… А потом сам подставился, сам насадился, - Дженсен хнычет, бессмысленно, слепо, не понимая, где Миша, тянется руками вперед, ища альфу, его глаза увлажнились, покраснели от подступивших слез. - Ты был таким ласковым, податливым… И чертовски вкусным. Мгновение, и он уже на коленях позади своего омеги не нежничая проводит длинным шершавым языком влажную дорожку на правой ягодице, лижет мошонку, подхватывая губами полупрозрачные капли смазки. На вкус Дженсен терпко-сладкий; рот наполняется слюной, и с тихим рыком, альфа размашисто лижет его дырку, не торопясь скользнуть кончиком языка внутрь. Дженсен хнычет. Уткнувшись лицом в подушку, сжимая руками простыни, он не в силах контролировать себя, чувства, инстинкты… Виляя задницей, он толкается назад, желая насадится на язык, на пальцы – на что угодно, лишь бы заполнить жаждущую пустоту внутри. Язык заплетается и из его рта вырываются лишь булькающие звуки, срывающиеся на жалобный скулеж, когда альфа присоединяет к языку три пальца, растягивая припухшие края его дырки. Пульс отбивает громкую дробь в голове и то, как выгибается перед ним Дженсен, как трется щекой о простыни, царапая матрац отросшими когтями, срывает с альфы последние оковы его контроля. Напоследок нежно, подобно бархатному обещанию, пощекотав дырочку Дженсена, Миша выпрямляется, толкаясь своим влажным, твердым членом меж ягодиц, упираясь крупной головкой в призывно раскрытую дырку. Желание дразнить, доводить до исступления так высоко, что он продолжает игнорировать требовательное шипение и постыдные просьбы мужа до тех пор, пока кончик его хвоста не бьет альфу по плечу. Это край, это против правил, это неуважение к хозяину территории! Зверь внутри Миши срывается с цепи, больно сжимает хвост у основания, оттягивая его к спине омеги и резким движением входит внутрь. Первый толчок сравним с оглушающим фейерверком – выбивает из колеи, смешивает мысли воедино, ослепляя своей феерической красотой. Но вместе с этим он приносит долгожданную негу блаженства, непоколебимую уверенность и секундный покой. Внутри мокро, влажно и до одури горячо. Растянутые, влажные края дырки мягким атласом обхватывают его. Дженсен уже не так узок, как когда-то, не сжимает член альфы до ослепляющих искр в глазах, но в нем по-прежнему чертовски хорошо. Со звериным рыком, Миша впивается пальцами в бедра омеги, толкаясь резко, грубо, прицельно задевая простату. Он не хочет доставить удовольствие себе или Дженсену – он хочет усмирить их инстинкты, удовлетворить те ощущения, что вспыхнули при виде расплывающегося мокрого пятна в районе сосков на футболке омеги и от присутствия чужого запаха на его паре. Колени омеги скользят по гладким простыням, разъезжаются в стороны и это бесит, нервирует зверя. Он как игрушку подхватывает Дженсена за бедра, приподнимая его над кроватью, отклоняется назад, снова садясь себе на пятки, и насаживает податливое тело на свой член до конца, до влажного шлепка плоти о плоть. Омега скулит, сипло стонет от такого отношения к себе и закатывает глаза от подступающего с каждым толчком удовольствия. Его член, истекающий густой смазкой, намеренно игнорируют и яйца сводит от напряжения, скручивающегося в животе тугим узлом. Миша движется резко, рвано, подбрасывает бедра вверх, сопровождая каждое движением утробным рыком. В его руках Дженсен подобен тряпичной куколке – идеальный, послушный, и такой же безвольный. Он целиком отдается своему альфе, запрокидывает голову назад, пытаясь поймать потемневший взгляд. Что-то хрипя, он выпускает из пальцев простыни, и, заведя руки за спину, разводит ягодицы в стороны, заскулив. Дженсен бы все отдал сейчас, чтобы увидеть скрывающийся в его дырке большой, толстый, идеальный член альфы. Вновь насладиться видом крупной, алой головки, скользящей по естественной смазке внутрь омеги. Но он не может этого видеть, может лишь подарить этот вид отклонившемуся назад Мише, своей паре, своему альфе… В глазах плывет, в груди все пылает, и Миша, поцеловав Дженсена в макушку, в последний раз окинув взглядом покрасневшую дырку, тянет омегу на себя, к своей груди, падая спиной на кровать. - Ми-иш… Ах, - тут же вскрикивает Дженсен, не ожидая резкой смены позы. Он теперь распластан на груди Миши, бессилен – альфа перехватывает его одной рукой поперек живота, другой гладит правый сосок. Резко сжимает его, одновременно продолжая вскидывать бедра, вбиваясь, вжимаясь яйцами в ягодицы Дженсена. Он трет ореолы, надавливает грубо на сосок, пока из него не вытекает пара белых, молочных капель. С тихим, довольным рычанием, Миша вылизывает свои пальцы, грубее, жестче толкаясь в бессвязно лепечущего Дженсена. - Вкусный, - жарко шепчет он ему на ухо, зарываясь носом в мягкие русые пряди на висках. - Мой… Только мой… Моя сучка… Дженсен широко распахивает глаза, шерсть на ушках встает дыбом и хвост начинает колотить Мишу по бедру. Внутри все скручивается в крепкий, сладкий узел, чувства обостряются – пальцы альфы на груди, ладонь, сжимающая его бок, толстый член, бьющий по простате. Этого много. Нестерпимо много и его выгибает дугой от удовольствия, от близости своего партнера. Голова кружится от калейдоскопа эмоций, и, выплескиваясь белесыми каплями себе на живот, он постыдно хнычет, запрокинув руки назад, сжав волосы Миши: - Дай… Альфа… Мой… Миша… Мне надо... Не хватает… Нет… Миша чувствует, как его омега расслабляется, растекается расслабленно на нем, продолжая тихо поскуливать, отзываться на каждый грубый толчок в растянутый зад. В бархатный, восхитительный жар. Шумно втянув в себя аромат омеги – домашнего уюта, тепла, семьи, он не в силах отказать мольбе самому дорогому на свете. Последний толчок, и Дженсен вскрикивает, широко распахнув глаза, ощущая как теплая сперма наполняет его изнутри и узел тяжело проскальзывает внутрь, затыкая дырку. Он зажмуривается и сладко урчит в предчувствии сцепки. Тягучая посторгазменная нега поглотила его настолько, что в голове нет ни единой мысли, кроме жгущей, вышибающей разум радости от ощущения узла.  Это именно то, в чем они оба так отчаянно нуждались. Узел Миши набухает внутри Дженсена, заполняя его идеально, до счастливых слез. Член альфы все сильнее продолжает растягивать чувствительные стеночки Дженсена, давит изнутри, и тот тихо всхлипывает от ощущений. Постепенно они становятся все более и более болезненными. Сейчас, как и тысячи раз до, ему кажется, что он не выдержит той ослепительной, разрывающей изнутри боли. Но грань между мукой и наслаждением тонка, контролировать это совершенно невозможно - омега теряется в этом. Продолжая тихо всхлипывать от боли, он сильнее вжимается в грудь Миши, ища заветного успокоения. Их связь всегда сопровождается слезами Дженсена и ворчливым рыком Миши – они кот и волк. Двое, не предназначенные друг для друга, но отчего-то установившие самую сильную связь. Вместе с болью всегда приходит и томительное, срывающие все грани, удовольствие. Оно растекается сладкой, тягучей патокой, медленно заполняя омегу, позволяя чувствовать себя в безопасности, дома, рядом с партнером. На краю сознания Дженсена вспыхивает паническая мысль о забытом противозачаточном, но она тут же тает – в ближайшие месяцы они могут позволить себе эту слабость, пока организм Дженсена не восстановился после родов. Сейчас Миша довольно выдыхает, целует Дженсена в мохнатое ухо, проводя подушечками пальцев по его груди. В нем не осталось ничего от обезумевшего волка – он вновь ласковый, верный своей наглой, шкодливой, фривольной паре. - Я скучал, - шепчет тихо, едва слышно. Он знает, что Дженсен сейчас улыбается несмотря на влажные дорожки на щеках. Он чувствует эту улыбку - мягкую, ослепительно прекрасную - и в груди становится так тепло, что он не выдерживает и тихо, счастливо скулит, лизнув мужа в висок. Омега звонко, искренне смеется, устраиваясь на груди Миши поудобнее, несмотря ни на что, наслаждаясь ощущением внутри себя плотного, крупного узла и тем, как он раздвигает чувствительные стеночки, мысленно завидуя самому себе – ведь никто больше из его породы не может ощутить такого. - Дети выматывают, - в ответ урчит он, запуская пальцы в темные, мягкие пряди Миши. Альфа отзывается довольным рыком и еле ощутимым укусом в беззащитно открытую шею. В груди растекается теплое олово удовольствия, и он крепко сжимает Дженсена, чуть подбросив бедра. И тихий смех Дженсена, практически сразу сменивший недовольное шипение – лучший ответ на едва слышное «люблю тебя».