Лучший друг - мертвый

Давай, кто-то из нас двоих будет мертвым, и от этого самым любимым? Потому что по какой-то глупой закономерности у нас мертвых любят больше всего, даже создают их культы. Особенно в этой стране любят мёртвых поэтов. Пока они живут – они говно, они бездари, а вот когда они умирают, оказывается, что они были гениями, голосами эпохи и вообще охуенно много не успели. Над их гробом толкают речи, фанаты рыдают, кончают с собой. Оооо! Как же я люблю эти трагедии! У них всегда привкус крови, железа, таблеток, машинного масла и какой-то неразгаданной тайны. Эту тайну долго-долго смакуют, а потом бросают, ибо на Руси поэты умирают с неебической скоростью и охуенной частотой, и нужно смаковать уже новую тайну. А вообще, Вад, главный прикол мёртвых друзей в том, что они ну ооочень удобные: не звонят тебе в три часа ночи, не берут деньги взаймы, не просятся переночевать. А хочешь самую главную тайну? Они не предают. НИ-КОГ-ДА. Кроме шуток. Они тупо не могут этого сделать. Здорово, да? Ведь если пораскинуть твоими прококаиненными мозгами, то, скажем, я или Глеб или Саня, мы же можем кинуть тебя в любой момент. А вот если кто-то из нас умрет, то ты с пиететом так сможешь сказать: «А он ведь меня ни разу в жизни не предал!». Даже при желании можно будет себя пяткой в грудь ударить. Или кулаком. Это если тебе не хватит акробатических данных. А давай сдохнем вместе? Прикинь, в каком ахуе будут те, кто обнаружит два наших трупешника рядом, а? Куча крови, дерьма, требухи, мозгов, в зависимости от того, как мы с тобой решим перейти в мир иной, и мы. Такие гордые – мы ж все равно не увидим эти «прелести» смерти, и будем уже не здесь, а может и здесь, но в другом качестве. И все будут строить догадки: отчего мы так рано ушли, почему ушли вместе... А мы? А мы будем смеяться над этими придурками, потому что настоящую причину не будет знать никто, кроме нас. Для запутывания следов можно даже предсмертную записку оставить. Я вот только не могу тебя понять: почему ты боишься? Духу не хватает или боишься замазать говном свои любимые кожаные штанишки, или еще что-то? Блять, ну почему ты такой мелкий? Смерть – это же БЛАГО! Ты освобождаешь место для кого-то нового, освобождаешь других от обязанности быть верными тебе, жить с тобой, переносить тебя – не все же такие идиоты, как я, тебя любят безоговорочно. Глеб? Да ладно тебе! Ему же просто нужна широкая спина, за которую можно спрятаться после того, как он где-нибудь кому-нибудь нагадит. Да таких широких спин он себе найдет до хуя! Ибо хуи сосать он умеет и любит. Вадик, просто сознайся, что ты трус, что тебе стремно. Ну неужели тебе не хочется стать Богом? Смотреть на этих людишек сверху, наблюдать за тем, как они бухают, вмазываются, трахаются в туалетах каких-нибудь рыгаловок, потом размножаются, плодя идиотов и уродов, взъябывают в поте лица, чтобы купить себе очередную хуйню, бегают по одному маршруту; а ты, блять, смотришь на них, и тебе весело, потому что ты не такой, потому что ты сумел оборвать все эти причинно-следственные связи, в просторечии называемые жизнью. Ты вылетаешь просто из этой Системы. Потому что жизнь – это и есть самая ебучая Система в мире. И из нее выходят только самые сильные, потому что осознают это и умирают. А потом становятся Богами, или на крайняк святыми. А ты боишься. И я тебе могу сказать, почему. Мне не страшно, потому что я – поэт. И я, блять, знаю, что мне суждено рано сдохнуть. Неважно от чего, но рано. А ты – БЫВШИЙ поэт. Ты уже не можешь представить, что есть что-то вне этой Системы. Потому что ты пусть и рокер, но в душе у тебя уже поселился «хомячок», который в один прекрасный день схомячит в тебе рокера, превратив тебя в одного из этих мелких людишек. А настоящий поэт – он мертвый. Живые – просто подделки и бледные копии «ушедших в вечность». Пафосно, да? А что я сделаю, если оно так? Ты все-таки не хочешь умереть? Нет, ну не прямо сейчас. Можно сходить домой, переодеться, пожрать в последний раз, трахнуть кого-нибудь, ты можешь даже вмазаться, чтоб не было страшно. А потом сдохнуть. Не хочешь? Мое дело предложить. Да, уже ухожу. Когда встретимся? Слушай, Самойлов, даже не знаю. С твоими наклонностями лет через сорок, хотя если ты дознешься, то возможно и раньше. Я вполне серьезно. Я же тебе сказал, что собираюсь сдохнуть. Вот и буду никогда тебя не предавшим и самым любимым другом. Потом всем расскажешь, что ты был последним, кто меня видел. Слезки на моей могиле попускаешь. Я тебе разрешаю. Я пошел! Бывай!