Ясный во мраке

И мы с тобой как в смеркшейся стране*, Огнем и лязгом сметены туда, Где бьется насмерть темная орда. Matthew Arnold Dover Beach

*** Замок скрипит зимой, но ему скорее нравится этот звук. Ветер наказывает любого, кто либо заходит, либо покидает его стены. Ты поворачиваешь за угол в пустой коридор, и ледяной порыв захватывает в плен твое сердце. Открываешь окно и превращаешься в камень. *** Она снова без спроса ответила на уроке, но на отработку пришла вовремя. Решительная и покорная одновременно, Гермиона Грейнджер переступает порог его кабинета с глазами, слегка темноватыми из-за недосыпания. Это последняя зима, которую она проведет в Хогвартсе, и он практически чувствует ее нетерпение; нетерпение всех семикурсников, которые настолько близки к свободе, что могут буквально чувствовать ее на вкус. Девушка осторожно опускает школьную сумку на пол возле стула. - Присаживайтесь, мисс Грейнджер. Кажется, впервые ее вечное состояние «сна на ходу» прекращается. Гермиона сосредоточена. Профессор Снейп редко просит ее присесть. Как правило, он указывает на дверь возле письменного стола, на ту, которая ведет в его личную кладовую. Там она отсортировывает и аккуратно раскладывает ингредиенты, убирается, а на следующей отработке начинает делать то же самое. Не секрет, что Снейп назначает ей отработки специально. Не из вредности, хотя Гермиона более чем уверена, что он ее и не уважает, но потому что она – единственная, кто может сделать это правильно, кто может внести порядок в его хаос. - Мне повторить еще раз? – спрашивает он в привычном нравоучительном тоне. Зельевар как раз проверял домашние задания. Стороннему зрителю показалось бы, что мужчина едва ли бросил на нее взгляд, но на самом деле он пристально наблюдает за каждым ее движением, прикрывшись фасадом небрежности. Он чувствует ее неохотность и хмурит брови, выражая тем свое неудовольствие. Гермиона в конце концов подчиняется и садится напротив него, потом перемещает взгляд на бумаги на столе. - Вот, - говорит он, толкнув стопку бумажек в ее сторону. – Перо справа от вас. Мокните его в красную чернильницу и начинайте. Грейнджер напугана, но не слишком удивлена. Профессор часто пользовался ее навыками во время отработок, но никогда на таком уровне. Она не могла до конца поверить, что Снейп был готов доверить ей задание подобного рода. Это ведь не его личное задание, а дело публичное. Ее руки дрожат, но девушка все же поднимает перо, лениво возлежащее на краю стола, и держит его в пальцах, пока новый вес не становиться неощутимым. - Ну? Ей приходится макнуть перо в его чернильницу. Жест кажется в каком-то смысле кощунственным. Гермиона не может вспомнить, делила ли она хоть когда-то с кем-либо свою чернильницу. Она не слишком щедра в этом плане, и Рон и Гарри это прекрасно знают. Но ее лицо ничего не выражает – внутренние подозрения остаются незаметными внешнему наблюдателю. Ощущение формальности такого порядка вещей возвращается с мыслью о практичности, когда ее взгляд падает на эссе о свойствах бадьяна, написанное каким-то третьегодкой. Девушка уже успела заметить колоссальную ошибку в первом же предложении. Ученик написал, что бадьян исцеляет раненую кожу, что абсолютно неверно; бадьян только заставит кожу срастись поверх ранения, но никоим образом не уменьшит или не продезинфицирует сам порез. Перо резко скрипит по пергаменту, когда она наконец-то начинает усердно строчить. Снейп замечает, как ее ловкие пальцы держат перо, все время водя им по бумаге и ни разу не останавливаясь, чтобы отдохнуть. Гермиона пишет с яростью, удовлетворением, и делает это тихо. Ее острый ум разливается на странице в быстрой последовательности имен, чисел и измерений. Сейчас она отделяет себе от того, что происходит за пределами пергамента, и он узнает в ее выражении лица ту отчужденность, которая неизменно сопровождает любую интеллектуальную деятельность с ее стороны. Лицо Грейнджер чрезвычайно сосредоточено. А потом, внезапно, ее лик смягчается. Она смеется: - Ох, Мерлин! Смех поглощается в зимний вечер, но его последствия болезненны. Девушка забыла, где находилась. А иначе ни за что бы не позволила этому звуку покинуть ее губы. Поднимает голову, в глазах ужас. Такое нарушение случилось в первый раз. Она никогда, ни единого раза, даже и не улыбнулась на отработке. Профессор Снейп просто смотрит на нее, ни поощряя такое поведение, ни осуждая. - Что стало причиной вашего веселья, мисс Грейнджер? - Я… простите, профессор. Я нашла абсурдную ошибку в одном из эссе. Мои извинения… - Все же поделитесь, - тон его голоса сообщает, что ему все равно, что она там скажет, но ответить все равно придется. Девушка колеблется. В горле пересохло. - Ну, кто-то перепутал термины безоар и… бизон. Уголок его губ, кажется, содрогнулся и слегка приподнялся. Она видела его усмешки и до этого. И ядовитые, и самодовольные. Но эту классифицировать так и не смогла. - Без сомнения гриффиндорец. Гермиона опускает взгляд на бумагу и морщится. И действительною, из Гриффиндора. - Заставляет задуматься… - начинает он в той чарующей мелодичной манере перепрыгивания с темы на тему, которую зельевар обычно использует, объясняя слишком трудноуловимый материал своим ученикам. Мысль не кончает, и девушка терпеливо ждет продолжения, но мужчина просто возвращается к работе. Она делает то же самое. Мертвая тишина, воцарившаяся в подземельях, обычно неприятна, но она никогда не достигала кабинета Снейпа, даже если они оба не роняли ни звука. Никогда Гермиона не понимала этого в настолько полной мере, как этим вечером. *** Скоро холод сковывает ее пальцы, и ей нужно приложить усилия, чтобы писать дальше. Девушка не хочет лишать четверокурсника из Хаффлопаффа такого нужного ему объяснения о правильных контр-эффектах зелья чистотела крошечного. Это ее моральная обязанность. Но она дрожит, и эта дрожь, кажется, переместилась и на чернильницу, которая грохочет, если она опускает в нее перо. Профессор Снейп издает звук неудовольствия. Он поднимается достаточно внезапно, но и не слишком, так как все его движения кажутся полу замедленными. Направляется к противоположному концу комнаты, где в тени спит пустой очаг. Один щелчок палочки – и огонь начинает трещать сквозь серый холод. Грейнджер не осмеливается обернуться и взглянуть на пламя. Ей бы поблагодарить его или хотя бы пробормотать что-то в знак того, что жест она заметила, но девушка находится в ловушке своего вежливого, но незатейливого формализма. Не слышит, как он возвращается к столу. Кажется, мужчина созерцает огонь, но опять же, посмотреть и убедиться, так ли это, она не может. Может только строить догадки, отвлекающие ее от основного задания. Гермиона не знает, почему она все время так послушна, так полезна, так, к чертовом матери, идеальна в его присутствии. Каждая отработка одинакова. Она никогда не перечит. Какое бы задание Снейп ей не дал, она исполнит его со вкусом и виртуозностью. И никогда со слишком большой увлеченностью, ибо это стало бы ошибкой. Грейнджер показывает только правильную порцию доброй воли, должное количество осознания того, что время отработки ей не принадлежит, и свободно пользоваться им она не может. Она не наслаждается этими моментами, но и не ненавидит их. Но эта ночь, что ж, она немного отличается. Не то чтобы профессор никогда не давал ей ничего интересного для исследования. Вообще-то, проверка домашних заданий может стать монотонной после того, как ты мысленно просчитал все возможные комбинации ошибок, до которых может додуматься ученик. Но все равно кажется, будто это другой класс, тип работы, потому что он ломает их тихое и ворчливое партнерство, при котором девушка работает для него и только для него. Теперь она работает для школы. Если взять все факты во внимание, объяснение ее поведению довольно простое. Гермиона жаждет его одобрение, потому что никогда не добьется его, а потому стремится к этим отработкам по причине того, что они даже важнее его настоящих уроков. Но до окончания Ховартса и, возможно, никогда не возвращения в его стены всего каких-то пару месяцев. Почему она все еще хочет доказать Снейпу что-то, было выше ее понимания. Девушка думала, что пережила эту фазу на пятом курсе, что приняла факт того, что учитель никогда не будет доволен ею; но, кажется, некоторые привычки имеют на человека влияние даже после того, как основная их цель уже забыта. Грейнджер поглощена двумя ипостасями: Зельем и Зельеваром. Она не чувствует и не видит фигуры за своей спиной. Мужчина кладет руку на спинку ее стула. Она слышит его плавный низкий голос, который будто падает водопадом по ее плечах и тянет вниз, но никогда не тушит огонь. - Тепло, мисс Грейнджер? Гермиона почувствовала, как у нее невольно подогнулись пальчики в простых черных ботинках, царапая нежную кожу о грубый материал. Этот вопрос – уже второе нарушение. Она пытается понять, что происходит, но не может поместить все в привычный шаблон. Это должно было чувствоваться странным, как и многие другие вопросы, заданные им раньше, но Грейнджер внезапно ломается из-за природы вопроса, ведь это не требование, а почти дружеский интерес. Она не знает, почему. Если бы девушка повернулась прямо в тот момент и взглянула на него, то мужчина показался бы ей таким же спокойным и невеселым, как и раньше. Ей не нужно оборачиваться. Снейп возвращается назад к креслу в той же полу замедленной манере. Когда он, наконец, садится, Гермиона подсовывает к себе стопку пергаментов и делает вид, что хочет достать чернильницу. Одновременно пытается рассмотреть его выражение лица. В его глазах сквозит насмешливое безразличие, как будто говорящее «огонь разведен сугубо для меня, но и вы можете им воспользоваться, если уж на то пошло». Ей даже становится интересно, действительно ли он поднимался, или это был все лишь плод ее воображения. Но теперь профессор подтягивает рукава и трет запястья. Она заторможено понимает, что тоже чувствует тупую боль в ладонях из-за беспощадного письма, которую она, однако, до этого момента полностью игнорировала. Грейнджер осторожно кладет перо на стол, а потом тоже подтягивает рукава. Северус наблюдает затем, как она разминает кожу пальцами, крутя и поворачивая, заставляя хрящи пусто хрустеть. Она – зеркало его движений, только ее пропитаны уверенностью в том, что своего собственного отражения она не найдет ни в ком. Когда он останавливается, останавливается и Гермиона. Они смотрят друг на друга с почти одинаковым выражением лица: у него – настороженное снисхождение, у нее – холодная доброжелательность. - Заставляет задуматься, - начинает Снейп опять, заканчивая мысль, не завершенную раньше, - почему вы распределены туда. Он ожидает, что девушка мгновенно поймет, о чем он говорит, и она понимает, так как диалоги между ними настолько редкостны, что его прошлая ремарка о гриффиндорцах торчит, как обгрызенный ноготь. Грейнджер смотрит вниз на эссе, покрытое ею красными чернилами, и говорит, как ни в чем не бывало, будто беседует с привычным знакомым: - Не думаю, что я на самом деле распределена куда-то. Третье нарушение, из-за которого все становится понятным – эта отработка не похожа ни на одну другую. Она боится, что бесповоротно испортила те моменты, когда она была просто ученицей, а он – очередным жестоким профессором. Но это он подстрекал ее, он вызвал нарушение. Ее ответ, в конце концов, не принадлежит к этой реальности, а потому, как и положено, игнорируется Снейпом. Возможно, до него дошло, что это была его ошибка. - Можете уходить. Не опаздывайте до комендантского часа, мисс Грейнджер. Будучи старостой девочек, она может игнорировать комендантский час. И он это знает. Но она все равно кладет перо на то самое место, откуда его и взяла. Он наблюдает за каждым ее движением. Девушка слепо поднимает свою сумку, после чего бредет к выходу и берется за дверную ручку. - Завтрашний вечер в то же время, - инструктирует зельевар. Она не помнит, как кивнула, но уверена, что сделала это, так как все ее тело возражает, когда Гермиона вырывается из теплоты кабинета в ледяной коридор. Только тогда, когда она уже поднимается по лестнице к гриффиндорской башне, до нее доходит, что ее отработка не должна была продлиться на еще один вечер. Но, очевидно, у профессора есть право сделать это. Грейнджер подозревает, что завтра на уроке он будет особенно злобным. *** - Скажите мне, мисс Грейнджер, критическое мышление хоть раз помогало вам понять, что информация, на использовании которой вы так настаиваете, ни в коей мере не подходит к данной теме? Гермиона морщится. Она использовала книги, которых не было в его рекомендательном списке. Теперь Снейп в ярости. - Или вы неспособны определить, где есть тезис, а где всего лишь теория? - Я не говорила… - Нет, вы брали постулаты с источником, которые не есть проверенными, и, что еще важнее, которые просто нелепы. Двадцать баллов с Гриффиндора. И еще десять за нарушение субординации. Она в подвешенном состоянии из-за гнева и смирения одновременно. Пальчики в простых черных ботинках подворачиваются. - И так как вы поделились этими бесполезными книгами с мистером Поттером и мистером Уизли, таким образом нарушая учебную среду, то мы увидимся с вами на отработке. Это заявление и вправду было лишним. Он уже сказал ей это прошлым вечером. Он сказал ей, что она придет снова. Она была права. Гермиона макает перо в свою чернильницу и размышляет о том, как бы макнуть это перо в его собственную.