Лишь на полях осталось место написать...

Более прочего меня озадачивает в человеческих существах то осознанное усилие, какое они прикладывают, чтобы связать себя с объектом своих влечений, даже если это медленно убивает их изнутри. Зигмунд Фрейд Они знакомятся, когда ей одиннадцать. Вполне обычным, разве что ненормально жарким апрельским днем, в первый день шестого школьного года; по дороге в класс она ненароком налетает в вестибюле на какую-то девочку. «Извините!» — выпаливает Сиори, наклоняясь, чтобы помочь этой девочке подобрать книги. Их руки встречаются над учебником математики, пальцы соприкасаются едва ли на секунду дольше, чем нужно. Сиори поднимает взгляд и вдруг понимает, что уставилась в самые голубые глаза, какие только видела в жизни. Голубые глаза, обрамленные тугими, золотисто-рыжими локонами, ниспадающими по обе стороны лица девочки до самого подбородка. Она вздрагивает, подбирается, отодвигается назад, выпрямляется. «Извините», — повторяет она, на этот раз тише, наклонив голову. Её щёки горят; она надеется, что не так уж сильно краснеет. «Всё в порядке», — говорит эта девочка. Ее голос немного ниже, чем ожидала Сиори — странно, что она вообще чего-нибудь ожидала от совершеннейшей незнакомки. Девочка указывает на классную комнату 1-B, чуть дальше по коридору. «Я как раз собираюсь на урок, вон туда. А впрочем, времени еще хватит». Она оглядывает Сиори с ног до головы. «Кажется, я не видела тебя раньше. В каком ты классе?» «В шестом, — отвечает Сиори, а спустя мгновение добавляет: — Собственно, мы одноклассницы». Рот девочки расплывается в широкой улыбке. «Да, правда?» — и похоже, будто она довольна. * Ей не хватает их прежней дружбы. Не то чтобы сейчас они не подруги. Наоборот. И всё-таки... Ведь в то же самое время они никогда не были всего лишь подругами, правда? Они всегда были чем-то большим, даже будучи младше... хотя смутную суть этих слов — «нечто большее» — она не знала, как передать; между ними всегда оставалось что-то. Некое... неравенство. Даже спустя несколько лет Сиори всё еще может вызвать в памяти их первую случайную встречу — и ту крохотную искру между их столкнувшимися ладонями. Пока она шла за Дзюри дальше по коридору, она думала: «Кто же такая, всё-таки, эта девочка?». От Дзюри уже тогда веяло изяществом — и еще чем-то недосягаемым. Она очаровала Сиори в одно мгновение. (Дзюри сидит у окна, тонет в солнечном свете, ловит ее взгляд через класс, кокетливо усмехается). (у Сиори сердце подпрыгивает к горлу). Но это изменилось со временем. Она могла довольно ясно припомнить: тот самый день, когда всё начало меняться. Седьмой класс; она глядит, как Дзюри фехтует — как берет верх над каждым противником в стремительной и умелой последовательности выпадов. Капитан команды объявляет перерыв, и Дзюри стягивает с лица защитную маску. Ее волосы свободно рассыпаются по плечам, напряжение пятнает щеки прелестно-розовой краской румянца. Стоило Сиори увидеть Дзюри такой, что-то вспыхнуло у нее внутри: зависть и восхищение, слившиеся в одно. Чувство пустило корни и проросло, становясь всё сильней и сильнее, пока не стало единственным, о чем она только могла думать. Дзюри была лучше нее. Их дружба не была настоящей — просто Дзюри поддерживала это подобие из своеобразной жалости к Сиори; жалости к такому невзрачному, безликому ничтожеству, как она. Всё это правда, не так ли? — думает она про себя. По сравнению с Дзюри она просто ужасающе жалкая. Такая, как Дзюри — одаренная, великолепная, всеми любимая Дзюри — ни за что не заинтересовалась бы ей. Их дружба была лишь еще одним сентиментальным жестом из длинного списка добрых дел Дзюри; рыцарственным поступком, достойным принца. Она ненавидит Дзюри. * (но нет, всё это не то) (это не вполне верно) * Они всегда были чем-то большим, чем просто подругами. Ей было известно даже тогда, но теперь она знает. Дзюри всегда... Нет. Невозможно и подумать об этом. Но теперь всё ясно. Теперь-то точно, окончательно ясно: она лучше, чем Дзюри. Всегда была лучше Дзюри. Именно она всегда была у руля. Именно ей — единственной — прекрасная, сияющая Дзюри не могла обладать. Сиори знает: всё это должно её радовать. Но...