Зависимость

— Чистокровные не дерутся на кулаках, — строго говорит отец, а Люциус его совсем не слушает, потому что смотрит на Сириуса Блэка. Насмешливый дьявол, он даже сейчас еле заметно улыбается, утирая кровь со рта рукавом мягкого коричневого свитера. Один дикий взгляд из-под бровей, одна ухмылка-оскал, и Люциус уже не может себя сдерживать. Ударить, подчинить, унизить, показать превосходство — вот и все, чего желает Малфой-младший. Сириус хищно щурится. Вальбурга Блэк перехватывает взгляд сына и дает ему подзатыльник. То ли рука у женщины тяжелая, то ли Сириус просто не готов, но он на секунду даже отшатывается в сторону, рассеянно и как-то обиженно поглядывая на мать. Вот бы научиться так его мутузить, чтобы хоть на миг стереть насмешку, думает Люциус. — Ты меня понял? — настойчиво повторяет Абраксас, хватая сына за запястье, когда замечает, что тот не слушает. Запястье отзывается резкой болью, но у Люциуса хватает упрямства, чтобы даже не поморщиться. Не сейчас, не под пристальным взглядом Блэка. Почему мнение этого недоноска сейчас волнует его больше отцовского уважения? — Если ты лишишься значка старосты — будешь наказан. Мы Малфои, и я не потерплю, чтобы ты портил репутацию рода. Ты понял? Люциус нетерпеливо кивает, переступая с ноги на ногу. Драки с Сириусом Блэком ему нравятся, нет смысла себе врать. Боль прекрасно дополняет реальность, и когда хочется почувствовать себя вновь живым, теплым, горячим, ощутить стук сердца и пульсацию крови в висках, тогда он идет к нему, к этому Звездному Псу. Найти его легко, достаточно просто пройтись по Хогвартсу ночью и заглянуть в пустующие классы, на Астрономическую башню и в ниши... Да, это чертово наваждение и невероятная глупость — искать своего врага, чтобы он избил тебя, чтобы самому ощутить его кровь, густую и горячую на кулаках. Как сегодня. Альбус Дамблдор откашливается, добродушно кривя тонкие губы, почти скрытые под густой седеющей бородой. Впредь надо быть осторожнее и выбирать места поинтимнее, чем Большой Зал. А то Абраксас не переживет еще одного вызова в школу, прямо к директору. — Думаю, с воспитательными беседами можно закончить и мальчики впредь не совершат таких вопиющих ошибок. — Ответом старику становится молчание, хмурое и тяжелое, словно предгрозовой воздух. Ни черта они не учтут, не примут к сведению, а вопиющих ошибок совершат еще тысячу. Вальпурга и Абраксас хмуро переглядываются, а Люциус, думая о том, сколько еще раз за этот год можно будет застать Сириуса врасплох, чуть не дрожит от возбуждения. Это ненормально — так себя чувствовать, но он явно давным-давно свихнулся. Сглатывая слюну, чувствовать сталь на языке — так же необходимо, как дышать. Он бы оставил каждый шрам и каждую ссадину, но Малфои обязаны выглядеть безупречно, поэтому по утрам приходится залечивать отпечатки этих маленьких битв. — Вы можете идти, господа, а с вашими родителями я еще поговорю, — как же, однако, глупо отправлять двоих несдержанных психов вместе, да еще и без надзора в виде кого-то из учителей, думает Люциус, но вежливо кивает. Блэк выходит первым, раздраженно зыркнув на мать. Малфой-младший кабинет покидает следом. Шаги в тишине отдаются звонким эхом. В Хогвартсе уже отбой, что только на руку. Можно искоса поглядывать на Сириуса и на плоды своих трудов: разбитый нос, чуть распухший, запачканная кровью губа и заплывший левый глаз. Под густой волной черных как ночь волос этого не видно, но Люциус догадывается, что и ухо Блэка рассечено. Это приносит спокойное теплое удовлетворение. Сириус поворачивает голову и ловит внимательный взгляд. Глаза у него бесноватые в свете факелов и синие-синие. — Что смотришь? — усмехается Блэк. Иногда кажется, что он просто не умеет нормально разговаривать, что только с этим своим оскалом. Он вскидывает голову и останавливается, а потом передразнивает тонким голосом: — Мы Малфои, и я не потерплю, чтобы ты портил репутацию рода. Ты понял? Люциус до него ни с кем не дрался, да и в будущем экспериментировать не собирается. Он же не дурак, он — одержимый. Это что-то их личное, интимное, на грани сознания. Долбаная необходимость. Кулак сам по себе летит в острую, красивую скулу, и они знают, что это нужно обоим. Глухой звук удара поет в ушах гипнотической музыкой. Сириус хватает Люциуса за ворот рубашки, разворачивает рывком — заплетаются ноги — и впечатывает в стену. Голова бьется о холодный камень, так что на несколько мгновений темнеет в глазах, а звон в голове доводит до исступления. Люциус не размыкает век, он ждет удара, но ответом ему служит лишь тишина, да горячие пальцы на шее, почти не грубые. Секунда, две, три... Время плавится и течет оловом по запястьям. До одури пахнет кровью, крапивой и возбуждением. Будто в коридор внесли огромную бочку с амортенцией, которая для него именно такова. Но зелья тут нет, а значит, он совершенно слетел с катушек, двинулся, идиот... Люциус открывает глаза. Сириус младше на год, ему всего шестнадцать, но он все равно шире в плечах и на три сантиметра выше. Его взгляд, синий, словно ты смотришь на солнце сквозь бесконечную толщу воды, говорит «тут все мое, и ты тоже принадлежишь мне исключительно». Его взгляд говорит «у тебя нет права выбора, нет и никогда не было». Его взгляд говорит «ты моя собственность, раздевайся». Неудивительно, что ему не отказывала ни одна девушка. Его дыхание слишком близкое, слишком откровенное, обжигающее щеку и уголок губ. Люциус чувствует себя побрякушкой, которую бросили в самое пекло. Ноги подкашиваются, а длинные пальцы почти деликатно сдавливают глотку. В их драках есть то, ради чего Люциус готов ходить хоть весь синий от гематом. И где-то хлопает дверь, где-то их родители идут вперед по коридору, но все это меркнет, потому что Сириус наклоняется к нему ближе и целует. Поцелуй этот злой, яростный, но томительный до того, что у Люциуса остается одна надежда на то, что от падения на пол его спасет стена. Блэк скользит пальцами по бледной шее. Руки у паршивца горячие и ласковые до одури. Зубами он прикусывает нижнюю губу Люциуса и дергает на себя, так что лопается кожа. Оба машинально слизывают кровь, языки их сталкиваются. Сириус замирает всего на секунду, после чего с новой силой впивается в истерзанный рот. Между телами не остается ни дюйма, и воздуха катастрофически не хватает. Малфой слышит будто отдаленно свой глухой стон, чувствует, как теряет от возбуждения равновесие. Сириус подхватывает его за плечи. Совсем недалеко, за углом, доносятся голоса. Блэк отрывается от Малфоя и воровато оглядывается. — Я давно хотел показать своей матери, что поступаю так, как пожелаю, — выдыхает он в самое малфоевское ухо. Люциус уже плохо понимает, что происходит, но на глаза отца в таком состоянии попасть точно не хочет. Поэтому хватает ослабшей рукой Блэка за подбородок и шипит: — Мой отец... меня... — слова выходят хриплыми и неубедительными. — Мой отец меня убьет. — Сириус смотрит исподлобья, будто сейчас набросится и горло перегрызет зубами, и огни факелов бросают на его лицо дьявольский танец теней. — Блэк... Этот ненормальный рычит, совсем по-животному, и, яростно оглянувшись, хватает Люциуса за ворот рубашки. Малфоя куда-то тащат, и ему не хочется сопротивляться, ему даже нравится. Сириус вволакивает его в нишу и снова бросает на стену. Приходит мысль о сотрясении, но тут же уходит, потому что Блэк — вопиюще, странно, неправильно! — опускается перед ним на колени. Широкие ладони властно ложатся на ширинку, и Люциус вскрикивает, прикусив щеку. Гребаный, гребаный, гребаный дьявол! — Я буду очень тихим, Люц, — слова еле слышны сквозь звон в ушах, сквозь шум пульсирующей в висках крови, сквозь звук расстегиваемой молнии и шорох брюк. Сейчас, вот сейчас можно умереть. — А заметят нас или нет, зависит от тебя. Холодный воздух заставляет нетерпеливо вздрогнуть, член Люциуса напряжен до предела, и если от возбуждения сходят с ума, то это происходит сейчас. Руки Сириуса ласкают его достоинство по всей длине; мучительно медленно останавливаясь у конца, большим пальцем Блэк обводит головку. Ближе. Люциус толкается в сжатый кулак. Сильнее. Привычным движением свободной руки Сириус утирает с разбитого недавно носа кровь. Когда это было? Пять минут назад или целый век? Шаги и голоса родителей совсем близко, еще около полутора футов. Ничего не имеет значения. Ближе. Еще толчок. Когда Вальпурга под руку с Абраксасом равняется с их нишей, Люциус пытается задержать дыхание. — Ты же Малфой, мой хороший? — Это не шепот, это шелест. — Ты справишься? Сириус облизывается и неожиданно, без объявления войны, как чертов желанный предатель, обхватывает его член ртом. Это мучительно, когда тебя накрывает безумием, когда мысли о том, чтобы их не застали, живы в голове одним чудом. Люциус тихо стонет, в следующую секунду уже готовый убиться головой о стену. Замолкают голоса. Вальбурга и Абраксас явно слышали. «Гори оно все огнем!» — кричит похоть. Второй круг ада настигнет Люциуса после смерти, он это понял давным-давно. Но здравый смысл пищит из закоулков памяти: «Держись, Люциус, держись...» — Показалось... — наконец доносится из коридора. Сириус двигается быстрее, сужая целый мир до размеров одного жаркого рта. Люциус отчаянно кусает ребро ладони, ногтями впиваясь в каменную кладку до стертой кожи подушечек пальцев. Никогда раньше Малфой так не ненавидел отца, идущего слишком медленно, продлевающего эту пытку. Хочется скулить и плакать, хочется забыть про осторожность, хочется... Шаги затихают вдалеке, и у Люциуса сносит крышу. Вцепившись в черную густую шевелюру Блэка, пахнущую безумием и крапивой, он, наконец, может позволить себе насаживаться, вколачиваться в этот горячий, умелый рот. Пускай, сначала Сириус давится, так ему и надо, дьяволу. Звонкие рычащие стоны слышны, наверное, на весь Хогвартс. Пускай. Ничего больше не имеет значения. Быстрее. Желанная разрядка приходит взрывом оргазма, Люциуса трясет, волосы в его кулаке стиснуты настолько, что Сириусу, наверное, жутко больно. Но он не дает Блэку отстраниться, он хочет, чтобы тот глотал сперму, чтобы был переполнен семенем... Силы покидают тело спустя какую-то минуту, и Малфой блаженно сползает по стене. Блэк опускается рядом, легко улыбаясь в сторону. Дыхание обоих сбито. Сириус откуда-то достает и закуривает от палочки. Тишина больше не давит, она обволакивает и ласкает, растекаясь в голове упоительным успокоением. — Зачем... все это? — Язык не слушается, а голос хрипит, сорванный к Мерлиновой матери. Блэк поворачивает к нему голову и странно усмехается. Открывает рот и закрывает его тут же. — Я хочу попробовать все, — выдает он наконец. И отворачивается. Люциус видит ложь лет с двенадцати. Густой сигаретный дым дурманит сознание, сердце колотится в коробке ребер с сумасшедшей скоростью. Сириус встает, ни разу не покачнувшись и не оступившись. Он немного раздражен, а потому, перед тем как уйти, наклоняется к Люциусу, так что лица их почти соприкасаются, и говорит: — Не забудь надеть штаны, малышка. Смешок, привычный оскал, и он исчезает в темноте коридоров, оставляя Малфоя приходить в себя в унизительном одиночестве. * * * Проскользнуть под дезилюминационными чарами в гриффиндорскую гостиную, за Поттером и Люпином прокрасться в спальню шестого курса, спрятаться под кроватью Блэка... Да, он определенно дебил. Люциус ни за что бы не сделал такого ни с кем другим, но он хочет вернуть должок. Когда Сириус влетает к себе в комнату, через голову стягивая футболку и отправляя ее куда-то в угол, Джеймс в душе, а Петтигрю и Люпин еще занимаются трансфигурацией с Лили. Люциус выкатывается из-под кровати, вскакивает с поразительной быстротой и бьет опешившего Блека в нос, ощущая почти детский восторг. Сириус отшатывается, все еще дезориентированный. Малфой пользуется этим и с силой толкает придурка на кровать, вжимая в матрас крепкие запястья. — Сири, у тебя там все нормально? — доносится из душа. Малфой смотрит в синие глаза многозначительно и победно улыбается. — Да... — чуть помедлив, отвечает Блэк. — Я просто... — Ухмылка снова играет на его губах. — Я спать лягу пораньше. Завтра матч. Я задерну полог, ты не беспокой меня. Малфой удовлетворенно кивает, наклоняется ниже и слизывает тонкую струйку крови, натекшую из разбитого носа на верхнюю губу. — Я буду очень тихим. А вот узнают ли о нас твои друзья или нет, зависит от тебя... Малфои всегда возвращают долги, думает Люциус, седлая блэковские бедра и ощущая задницей возбужденный член под брюками. Его зверь хищно улыбается.