Предназначенные

Не то чтобы за двенадцать лет жизни с проявившейся меткой Джерард не привык, но, тем не менее, порой он просто ненавидел свою половинку за ее эмоциональность. И это при всем при том, что они еще даже не встретились. А ему было уже двадцать пять. Нет, конечно, едва у него проскальзывали мысли о его «отрицательном» отношении к родственной душе, Джерард быстро отметал ее, потому что сложно, просто нельзя ненавидеть того, кто предназначен тебе судьбой, тем более за такие глупости, но когда в очередной раз к глазам подступают слезы или неизвестно откуда взявшийся смех, ему хочется ударить парня по имени «Фрэнк» как можно сильнее. Это началось еще с тех пор, когда надпись, написанная тонкими красными буквами, только появилась на его теле — на указательном пальце правой руки, прямо на внутренней стороне, на подушечках, благодаря чему парень, не желающий афишировать всему миру имя мальчика, предназначенного для него, постоянно заклеивал его пластырем. Фрэнк Айеро. Это произошло, едва ему исполнилось тринадцать лет. Уже тогда жизнь парня разделилась на «до и после» того, как он узнал имя своей родственной души. Наверное, тот парень, с которым ему предстояло рано или поздно встретиться, и не подозревал, как изменил жизнь Джерарда. Если начинать с самого начала, то тот и не подозревал, что может быть геем, хотя даже спустя годы он никому не позволял лепить на себя эту тупую «этикетку». В принципе, Джерард вообще не задумывался о своей ориентации в этом возрасте, и даже пол родственной души мало повлиял на его мнение. Всю свою жизнь он был «колючим» мальчиком. Редко смеялся, улыбался, редко показывал свои эмоции. Он был очень серьезным, несколько бесчувственным и безразличным. Обычно на его лице было слегка хмурое и недовольное выражение, и единственное, что люди от него слышали, был вечный сарказм и грубые замечания. Друзей у него практически не было, и большую часть времени он проводил в одиночестве или с младшим братом — Майки, которому едва исполнилось четыре, а маме требовалась помощь, чтобы следить за малышом. Появление на руке имени родственной души должно было стать праздником для него, но даже здесь все пошло наперекосяк. В первый же день, когда метка выступила полностью, мальчик... расплакался. Обычно хмурый и безэмоциональный Джерард начал плакать прямо на уроке, сам не понимая, почему это происходит. Слезы текли по его пухлым щекам, глаза слегка пощипывало, а Уэй продолжал хмуриться, потирать метку на пальце, которая, кажется, просто горела огнем, периодически всхлипывая, вытирая незваные слезы рукавом своей темной водолазки и злобно шипя на одноклассников, когда те хихикали над ним. Он медленно начинал понимать почему это происходит, так как не раз слышал рассказы о том, что метка — это небольшой портал, благодаря которому ты можешь чувствовать то, что в этот момент испытывает твоя родственная душа, но, так как у всех это проявлялось по-разному, большинство просто ощущали это внутри себя. Не повторяли эмоций родного человека снаружи, это точно. В мире действительно не так часто встречались родственные души с настолько сильной связью, и, будем честными, мало кто мог начать рыдать только из-за того, что где-то там, за тысячи километров, плачет кто-то другой. Случай Джерарда был редким, и учительница, поймав на себе взгляд его сердитых покрасневших от слез глаз, лишь сочувствующе улыбнулась ему, позволив выйти из класса, пока это не закончится. Оказавшись в коридоре, Джерард снова всхлипнул, впился ногтями в написанное имя и пробормотал что-то вроде «чертов педик» сам не зная, себя он так назвал или того самого парня. Сидя на подоконнике в туалете, он снова и снова всхлипывал, не в силах успокоиться, и вдруг вспомнил слова мамы о том, что если сосредоточиться, то он сможет понять причину слез Фрэнка. Но, как парень ни пытался, причину страданий ему определить не удавалось. Он пытался понять, правда пытался, но в голове всплывали лишь отдельные картинки из детства, ощущение словно... Как будто он просто обиженный ребенок, который просто плачет, сам не зная определенной причины. Наконец слезы слегка поутихли, и Джерард облегченно вздохнул, ликуя, что теперь он не ноет как девчонка, а еще в глубине души радуясь тому, что его половинка больше не плачет, по какой бы причине это не происходило, и, если повезет, вообще чувствует себя хорошо. Покачав головой, он подошел к раковине, умылся и взглянул на себя в зеркало. На него смотрел парень с опухшим от слез лицом и слегка нахмуренными бровями. Задумавшись, мальчик слегка расслабился. Морщинки на лбу исчезли, и Джерард мысленно отметил, что так он выглядит намного симпатичней. Он попытался представить, как выглядит его родственная душа? Сколько ему лет? Имя «Фрэнк» проступило уже давно, а вот фамилия нарисовалась только сегодня, но он уже успел привыкнуть к осознанию того, что его половинка — парень. Ему было интересно, понравится ли он Фрэнку, когда они встретятся? Ведь, так часто, когда он пускал колкие шутки в сторону девчонок в их школе, ему говорили, что такой человек, как он, никогда не сможет кому-нибудь понравиться. Ведь, правда, кому может понравиться полненький мальчик, который, к тому же, еще и вечно злой на весь мир? Иногда Джерард боялся остаться один до конца своей жизни. Грустно вздохнув, он стер последнюю слезинку и, сгорбившись, пошел в класс. А где-то там, в другом конце города, четырехлетний малыш Фрэнки довольно поедал конфету, которую всунула ему мама, чтобы он успокоился. На его теле, на нежной коже за ухом, буквально сегодня до конца выступило имя «Джерард Уэй». * Сегодня из-за Фрэнка произошла одна из тех ситуаций, которая, как сначала подумал Джерард, в очередной раз испортила ему жизнь. Конечно, их и без того было немало, ведь за прошедшие двенадцать лет, Фрэнк не раз подводил его в самый неподходящий момент: начинал плакать, когда Джерард впервые занимался сексом, и сводил этим первую «ночь любви» Джерарда к тому, что испуганная девушка, не понимая, что происходит, успокаивала его остаток ночи, или же истерически смеялся, даже не пытаясь прекратить этот чертов беспредел, пока Джерард защищал свой проект перед огромной аудиторий, заполненной людьми. Уэй думал, что этот парень делает его жизнь адом. Он проходил очередное собеседование на работу, и все шло довольно неплохо, до тех пор, пока он вдруг не испытал резкое чувство панического страха, боли и отчаяния. А потом начал задыхаться, словно в бреду. Ему казалось, что каждая клеточка на его теле нестерпимо болит, потихоньку отмирая. Он с трудом удерживался от того, чтобы закричать, и злился, боже, как же он тогда злился на Фрэнка, когда истерически дергаясь, вскрикивая и матерясь сквозь зубы, выбегал из кабинета удивленного работодателя. — Мистер Уэй, вы... — донеслось ему в след. Уже на улице он подумал, что лучше бы у него никогда и не было родственной души, и тело в очередной раз прожгла сильнейшая вспышка боли, а парень сполз по стене, с силой натирая свой палец, прижимая его к губам и жмурясь, так как из глаз вновь полились слезы. На лбу выступили крупные капли пота, он тяжело дышал и старался не двигаться лишний раз. И сейчас, где-то там, впервые за двенадцать лет, у него в груди затаился страх за свою родственную душу. Он матерился, ругался, жалел, плакал и думал: «Где же ты, что с тобой происходит?». Но никто не отвечал. * Фрэнку было больно. Это был уже далеко не первый раз, когда к нему цеплялись эти местные ублюдки, называя его отбросом, педиком, недоноском и ничтожеством, но в этот раз это было действительно страшно. Эти ребята были на несколько лет старше него, и выглядели самыми настоящими уголовниками, со своими бритыми головами, широкими плечами и кожей, покрытой сомнительного происхождения шрамами; и их враждебные взгляды из-под нахмуренных бровей, поблескивающие отвращением зрачки и искривленные в усмешках губы не сулили ничего хорошего. Испуг охватывал его до кончиков пальцев ног, струился по венам, холодным воздухом заполнял легкие, и впервые в жизни он действительно задумался о смерти, потому что боль пронизывала тело так сильно, что становилось трудно дышать. И когда последний удар ботинком пришелся ему куда-то в живот, перед глазами окончательно потемнело, и задний двор школьного двора, небо, покрывающееся вечерним сумраком, ботинки пьяных и практически не соображающих старшеклассников и влажный асфальт покрылись темной пеленой и куда-то поплыли. Фрэнк закашлялся, от чего изо рта тонкой струйкой потекла кровь по поврежденному подбородку, и прикрыл глаза. Рядом с ним упала и покатилась бутылка пива. — Эй, он там жив вообще? Кто-то небрежно потыкал его ботинком в бок и перевернул. — Вроде дышит. Да что с ним станется? Засуньте его в бак, парни, там тепло, мягко, — хриплый смешок, — очухается и пойдет домой. Не впервой, наверное. В следующий момент мальчик почувствовал, как тело отрывается от земли, а в голове плывет легкий туман. * Неожиданно, ноги словно сами понесли Джерарда по улочкам города. Не замечая усталости, он проходил кварталы, петлял между домиков и торопился, все еще ощущая страх и тревогу, пока, наконец, не оказался на заднем дворе какой-то государственной школы и не услышал негромкие всхлипы. Сердце забилось сильнее. Дальше он пошел медленней, пытаясь понять, откуда раздаются всхлипы, пока не набрел на небольшой мусорный бак в конце захламленного дворика. Темно-зеленая металлическая коробка была невысокой — около метра. Парень закусил губу, уже не сомневаясь, что его половинка находится сейчас именно там. Да, думал он, идеальное место для встречи своей судьбы. Но тут же откинул идиотские мысли, желая дать себе в лицо за столь неуместный сейчас сарказм. Фрэнку плохо, и ему требуется помощь. Мусорный бак был прикрыт крышкой, и Джерард, откашлявшись, постучался, а потом, снова закатив глаза и вздохнув над своей тупостью, он, поборов отвращение, приподнял крышку, отодвинув ее в сторону и открыв себе обзор на небольшое тельце, свернувшееся в клубочек и негромко поскуливающее. В этот момент все стало каким-то несущественным и не важным, все отрицательные эмоции, которые он когда-либо испытывал к своей родственной душе, словно испарились, оставив вместо себя лишь бесконечную любовь и нежность. Все сорванные прогулки, свидания, важные мероприятия, идиотские ситуации и даже потерянная работа потеряли свой смысл, а мальчик, который лежал среди цветных мусорных пакетов, светился особенным светом, словно согревая Джерарда. Метка на его пальце вспыхнула огнем. Парень глубоко вздохнул и выдохнул, прикрыв глаза, а потом, откашлявшись, хрипло выдавил: — Эй?.. Фрэнк, вздрогнув, сжался еще сильнее, что-то невнятно простонал и затих. Одежда на нем была потрепанной и грязной, волосы взъерошены, а где-то на ухе виднелась кровь. — Пришли добить? — наконец, послышалось от него, а затем последовал истеричный смешок. — Ну, валяйте. Все равно терять нечего. — Фрэнки... — неуверенно пробормотал Джерард, чувствуя, как тяжело становится у него в груди. Он слегка наклонился, касаясь рукой плеча мальчика, и по их телам прошла электрическая вспышка. Уэй аккуратно перевернул парня, ужасаясь его побитому лицу, и слегка потянул его на себя, безуспешно пытаясь вытащить из мусорки, пока ошалевший мальчик, все еще морщась от боли, ведь плечо, казалось, было вывихнуто, не мог отвести взгляда от темноволосого парня, который кряхтел над ним. — Давай, Фрэнки, сделай что-нибудь, помоги мне, — сказал Джерард, и Фрэнк, наконец, тихо застонав, поднялся на ноги, и, не удержавшись, повис на Уэе, цепляясь руками за его плечи и утыкаясь носом в шею, от чего оба парня снова почувствовали наполняющее их тепло. Поднапрягшись, Джерард все же вытащил худенького мальчика из бака и поставил на асфальт, отходя на шаг назад и окидывая его внимательным взглядом. Коленки Фрэнка подкосились, и он рухнул на асфальт. Его тело снова начало содрогаться в едва сдерживаемых рыданиях, хотя большие карие глаза, вокруг одного из которых уже начинал проступать огромный синяк, продолжали жадно впиваться в Джерарда, заставляя тело старшего покрываться дрожью. — Ты... ты... это ты, — всхлипнул он. — Это я, — выдохнул Джерард, опускаясь на колени на грязный асфальт и садясь рядом с Фрэнком, прижимая его к своей груди и чувствуя невероятное чувство спокойствия. — Это я, Фрэнки. Мальчик что-то прошептал, а потом сполз вниз, ложась головой на колени Джерарда, а телом на грязный асфальт около бака, на который опирался спиной старший парень. — Это ты, Джерард Уэй, — счастливо выдохнул он, не отрывая взгляда от лица своей родственной души, а потом по его лицу потекли слезы, смешиваясь с кровью из ранок. — Я ждал. — Я тоже ждал. — Потянувшись, Джерард очертил пальцем разбитую губу мальчика, провел по его спутанным грязным волосам и погладил ухо, заводя за него прядку темно-каштановых волос и вздрагивая, когда его указательный палец соприкоснулся с тонкой кожицей. Фрэнк улыбнулся сквозь слезы, а Джерард и сам почувствовал, как глаза начинает пощипывать. Он наклонился, слегка загибая ухо, и улыбнулся, увидев вычерченное имя, а потом потянулся и прикоснулся к надписи губами. — Это оно. — Ага. И Фрэнк потянулся выше, слепо тыкаясь губами в лицо парня, пока не коснулся мягких горячих губ и не почувствовал себя так, словно внутри у него взрываются фейерверки и расцветают цветы, наполняя его изнутри невообразимым теплом. Сейчас они чувствовали себя наполненными этими чувствами и эмоциями, наполненными присутствием рядом самого важного на свете человека. Казалось, вся вселенная сейчас застыла, пока они разделяли между собой нежный поцелуй, чувствуя себя найденными, чувствуя себя так, словно они нашли свое место в этом мире.