***
На Пасхальных каникулах отправляюсь в Коукворт. Во времена моего детства город уже умирал, но настолько запущенным не был. Дом, где жили Снейпы, нахожу после нескольких часов блуждания по замызганному району. Я бы и дальше бродила, но раскидистый вяз около лачуги, покрытый слабой зеленью, дал мне понять, что поиски окончены. Какое-то время оглядываю навешенные на лачугу Охранные Чары, но потом поднимаю руку и просто, по-маггловски, стучу в дверь, но ответа не получаю. Через пять минут стучу снова. А еще через пять минут, когда я собираюсь опять стучать, дверь распахивается, и на пороге возникает Северус Снейп. И только тогда я узнаю в нем того мальчика, что дружил с моей сестрой. Только постаревшего лет на… На восемнадцать лет. — Здравствуй, Северус, — говорю просто. — Добрый день, — в карих глазах — растерянность. Похоже, он не ожидал меня здесь увидеть. — Можно войти? — интересуюсь. — Да… — Северус поспешно отстраняется, и я вхожу в грязную кухоньку, которая давно просит Бытовых чар. — Еле нашла твой дом, — оглядываюсь. — Если бы не тот вяз, черта с два я бы сориентировалась. — Профессор Богдан? — Северус наконец-то меня узнает. — Что вам здесь надо? Но мне сейчас не нужно, чтобы он видел Эву Богдан. Мне нужно, чтобы он увидел кое-кого другого… — Вяз вырос, да, — смотрю сквозь мутное окошко. — А помнишь, как ты пытался поймать бабочку и сломал вон тот сук? Штаны еще ободрал. — Что вы имеете ввиду?! — осторожно спрашивает Северус. — Я еще смеялась над тобой… вот коза. Прости, кстати, за это. Лили потом рассказала, что тебе влетело за порванные штаны… — Вы о чем? — Северус, похоже, овладел собой. — Ты не узнаешь меня? — смотрю на замершего мужчину. — Впрочем, немудрено. Я тебя тоже сразу не узнала. Ну же, Северус! Ты мне еще тогда не понравился. Я еще смеялась над тобой, когда ты сказал, что тоже волшебник, как и Лили… «Иди сюда, я все скажу маме! Зачем ты водишься с ним?!» — Петуния?!! — Узнал, наконец, — улыбаюсь. — Может, чаю нальешь? Северус вздрагивает всем телом, воззрившись на меня, словно на оживший кошмар. — Не… не может быть… — Может, — серьезнею. — Северус, у меня к тебе важный разговор. Глаза Северуса расширяются, и из кончика его палочки вылетает Оглушающее. Черт, ненавижу сражения… Откатываюсь в сторону, выщелкиваю палочку и отвечаю волшебнику Парализующим. Фух. Теперь Инканцеро…***
В себя мой пленник приходит через полчаса. Переборщила я с силой заклинания… Да, бывает. Давно не практиковалась. — Ты не Петуния, — говорит он, едва очнувшись. — Петуния — маггла. — Все так думали, — киваю. — Только ошибались. Даже Лили не знала. Мама просила не беспокоить ее рассказами о драконах и Дурмстранге, когда я приезжала на каникулы, а потом… как-то и не получилось признаться. Пленник продолжает молчать. — Я никогда не была магглой, Северус, — понимаю, что нужно прояснить ситуацию. — Мой отец — чистокровный волшебник Константин Мареш, румынский драконолог. Мне было меньше года, когда мать бросила нас и уехала сюда, в Англию. Здесь она вышла замуж за Роберта Эванса, а потом появилась Лили… Говорить тяжело. Я достаю сигарету, добавляя к запаху грязи в доме еще и запах дыма. — Мои родители после этого несколько лет не общались. Мать написала отцу только в шестьдесят четвертом, когда у Лили начались магические выбросы. Отец, конечно, постарался ее успокоить в меру своих сил. Тогда же они вроде бы и помирились, так что мать даже согласилась взять меня на лето. А когда мне было семь, то меня зачислили в Дурмстранг, и все мое пребывание в Англии свелось к паре недель в году. Сам понимаешь, в такой обстановке мне не довелось сблизиться с сестрой. Мать просила меня не рассказывать ничего о магии, о драконах и о моем отце… Лил думала, что я просто учусь в какой-то закрытой школе. А когда ей самой пришло письмо из Хогвартса, мама начала просить, чтобы я не выдавала себя, не говорила, что я волшебница… Может, надо было ее не послушать… Рассказать, что я тоже умею колдовать… Но мама уперлась. А мне очень ее не хватало. Я любила ее. Отец… отец отцом, но я всегда хотела, чтобы мама жила рядом. Я завидовала тем детям, у которых была мать. Хотелось, чтобы она слала мне письма, целовала на пристани в макушку, гордилась успехами… И я не стала рассказывать Лили о том, что я не маггла… — А то письмо Дамблдору? — вдруг подает голос мой пленник. Вскидываю голову, ловлю хитрый прищур карих глаз. Ну да, все верно… — То письмо… — фыркаю. — Я… я хотела быть ближе к сестре. Хотела учиться с нею. Но… я не очень хорошо тогда умела писать по-английски. Просила вашего директора принять меня в Хогвартс, да… Из моего куцего письма, похоже, он подумал, что я маггла. В принципе, оно логично — моего имени не было в Свитке Хогвартса. — А почему его там не было? — интересуется Северус, пытаясь принять позу поудобнее. — Потому что я родилась на территории Румынии, — прикуриваю следующую сигарету. — Откуда про Свиток Хогвартса знаешь, если не жила в Британии? — В Британии не жила, а в Дурмстранге работала, — пожимаю плечами и, не выдержав, взмахиваю палочкой, очищая обеденный стол от грязи. — В Хогвартсе — Свиток. У нас — вступительные экзамены. В Шармбатон же принимают всех, кого не лень, лишь бы платили. Только в первый год отсеивают едва ли не две трети поступивших. В Салемскую Академию Ведьм принимают только женщин, и только с определенным процентом нечеловеческой крови… дальше перечислять? Северус дергается, фыркает. — Может, уже развяжешь? Вздыхаю, скидываю Инканцеро… Только, похоже, зря. Мужчина юрко, словно змея, изворачивается и влепляет в меня что-то невербальное. Уклониться не успеваю, но удар на себя принимает один из амулетов, с шипением испарившись. Вообще-то он должен быть многоразовый… Мой противник, похоже, силен. Амулет дает мне так нужные секунды, и Северус Снейп снова укладывается на грязный пол. На этот раз я не стала применять Оглушающее или Парализующее, а сразу Связывающее. — Северус… — произношу, но осекаюсь, видя коротко мелькнувшую вспышку в глазах Северуса. В глазах мужчины мелькает короткая вспышка гнева. Он все еще не доверяет мне. — Ладно, — подхожу к столу. — Возможно, кое-что другое тебя убедит… Еще раз очистить стол заклинанием. Теперь миска. Тяну руку и беру с сетчатой сушилки грязную железную миску с клочком паутины. За неимением лучшего сойдет и эта. Кружка. Свеча. Серебряный кинжал. Слава Мерлину, он у меня свой — я, как любой уважающий себя Ритуалист, без него из дома не выхожу, как, впрочем, и без палочки. Красная лента… Отрываю от какой-то красной тряпки узкую полоску — сойдет. Каждый предмет на столе заставляет Северуса нервничать все больше и больше. Он следит за моими действиями, не отрываясь. Теперь тазик с водой. Воду приходится набирать Агуаменти, водопровод в этом доме, похоже, «приказал долго жить», причем уже давно. Тщательно вымываю каждый предмет — очищать их заклинаниями нельзя. Руны по ободку миски вывожу, высунув язык. Детская привычка, знаю. — Что это? — интересуется Северус, которого я усаживаю на колченогий стул, но веревок не снимаю. — Слышал о Ритуале Истины? — Может, проще воспользоваться Веритасерумом? — он иронически вздергивает бровь. — Я не зельевар, — хмыкаю. — Я — Ритуалистик. Поэтому если у тебя где-то и завалялся Веритасерум, то только после Ритуала. — Уговорила, — с сарказмом произносит Северус. Два коротких катрена. Взмах кинжалом. Капли крови в Рунной Чаше, в которую превратилась миска. Вместо курений из трав годится дым от сигареты… — Я — Петуния Эва Жосан, в девичестве — Мареш, — говорю в чашу. — Лили Анджела Эванс — моя единоутробная сестра. Роза Магдалена Эванс — наша общая мать. И показываю Чашу сидящему на стуле мужчине. Моя кровь, изменившая свой цвет в процессе Ритуала, покрывает ее дно ровным золотистым узором, что свидетельствует о правильно проведенном Ритуале. А то, что я жива, — говорит о том, что я не соврала ни единым словом. Иначе в кухне бы остался один живой человек — сам Северус, а вместо меня тут бы валялся труп. Результат этого простого действия сбивает меня с толку. Северус становится мертвенно бледным, закатывает глаза и валится со стула в глубоком обмороке. Хм… Хозяина дома, пребывающего в блаженном забытьи, перетаскиваю в гостиную, укладываю на продавленный диван, снимаю веревки. Это, конечно, предосудительно, но долго связанным его держать нельзя — кровь застаивается. Заодно в свинарнике, по недоразумению называющемуся домом, приберусь… Северус приходит в себя через десять минут. Какое-то время стоит в дверях, наблюдая, как грязная тряпка намывает пол, затем хрипло произносит: — Дамблдор… убеждал всех, что сестра Лили — маггла по имени Петуния Дурсль. Вроде как ты вышла замуж за некоего Дурсля… — Да, я знаю, — опускаю палочку, и тряпка замирает. — И именно об этом я хочу с тобой поговорить. И… Северус, у тебя Успокаивающее далеко?***
Рассказываю долго. Выкладываю все. С самого начала. Единственное, обхожусь без подробностей нашей сделки с Кровавым Бароном. В процессе приходится два раза пить Веритасерум (гадость несусветная) и еще один раз проводить Ритуал Истины. Северус долго молчит, когда я заканчиваю. Я успеваю выкурить две сигареты, когда он, наконец, смотрит на меня. — Туни… Прости. Пожимаю плечами. — Не за что. — Нет, я… — Так, стоп! — хлопаю ладонью по столу. — Твою роль в этом деле я знаю. Барон мне рассказал. Ты не виноват. Тебя подставили, как младенца. Впрочем, всех подставили — и тебя, и меня, и Лил, и моего племянника. У нас сейчас задача-минимум — запечатать Риддла, пока Дамблдор в очередной раз не попытается подложить ему Гарри. Или Гарри его. Вот когда сделаем дело, тогда можешь ныть хоть до трехтысячного года, как ты виноват. Снейп делает вдох, морщится от моего дыма, а затем вдруг совершенно спокойно кивает. — Хорошо, Туни. Я сварю нужные тебе зелья. Только одна просьба — я хочу это видеть. Хочу видеть, как ты это сделаешь. Как запечатаешь Сама-Знаешь-Кого. — Без проблем, — скидываю «бычок» в приспособленную под пепельницу старую чашку.