Офуро

Тонкие пальчики сжимают несколько книг, прижатых к груди с такой любовью и заботой, будто это дети родные; темные, воронова крыла цвета волосы собраны в высокий пучок, чуть топорщатся концы и «петушки» видны, а челка спадает на глаза, но все выглядит идеально; под синей мантией легко угадывается покачивание бедер при ходьбе, и каждый шаг выверен настолько, словно не по каменному полу ступает девушка, а по паркету королевского дворца. Как на такое не залюбоваться? Другой вопрос: как не покраснеть, когда она проходит с подругой мимо тебя, краем глаза касаясь твоей персоны и чуть улыбаясь на замечание рыжеволосой коротышки-эльфийки: - А ты знаешь, что храмовники наблюдают за нами иногда, когда мы моемся? В такой момент бледные щеки Каллена грозят слиться цветом с волосами, в свете факелов Башни кажущимися рыжими совсем. - А он мне и говорит: «Не хочешь задержаться в библиотеке сегодня перед занятиями? Мы же заниматься занятием будем», - веселый девичий смех отражался от стен эхом, разливался по всему помещению звонкой трелью. Легкий голосок одной из послушниц точно был щебетом птички, зато вот формы ее далеко были от птичьей красоты. Это оценили находящиеся по другую сторону деревянных перегородок мужчины. Настоящим спасением для любого храмовника от скуки дежурства на жилом этаже, отведенном для нужд послушников и учеников магии, была именно эта самая перегородка. Казалось бы, банные комнаты можно было бы обустроить в отделенных друг от друга камнем самого строения комнатах, однако сама по себе конструкция Башни ограничивала в пространстве и не позволяла этого сделать, потому приходилось разделять одно помещение на две части: для мальчиков и девочек, грубо говоря. При этом деревяшка служила большей преградой и стеной, нежели сама древняя кладка шпиля на озере Каленхад; никто никого не стеснялся, и зала, некогда явно служившая иным целям, вмещала в себя сразу два царства, в пространствах коих могли говорить и рассуждать о чем угодно, не стыдясь того, что и кто услышит на другой стороне. - Конечно, я отказалась. Он такой брюзга и вообще тип неприятный, - смех разнесся по зале, долетая, наверное, аж до витражей и потолка, поскольку смеялась теперь не только рассказчица, но и ее подружки. Два храмовника, раздетые по пояс, стоящие у самой щели деревянной шторы, переглянулись, довольно улыбаясь. По ту сторону открывался сегодня настоящий вид Рая для этих двоих. Они не столько прислушивались к девичьим толкам, сколько присматривались к самим обладательницам звонких голосов. Конечно, официально и открыто ни один храмовник не признался бы никогда, что хоть раз подсматривал за юными ученицами и чародейками в ванной; ко всему прочему, рыцарь-командор Грегор подобное запрещал и пресекал на корню, наказывая любопытных подчиненных со всей свойственной ему строгостью и по законам Создателя. Однако, неофициально, каждый рыцарь хоть раз в жизни, но приникал глазом в заветному «», дабы себя потешить и насладиться запретным зрелищем сполна. - Мори, иди к нам! – один из храмовников отпихнул второго, чтобы переместиться и лучше рассмотреть, кого еще подбросила сегодня судьба им на созерцание. - Кхм-кхм, - раздавшийся позади двоих соглядатаев кашель был проигнорирован. - Создатель, Рина, я так устала, - мягкий, в чем-то даже мелодичный голос доносился со стороны самого входа, где за ширмами были развешаны мантии купающихся девушек. – Второй раз приглашать меня не придется, - снова нестройный, но дружный девичий смех, в котором потонуло очередное откашливание, на которое все же один из подсматривающих соизволил обратить внимание и оглянулся, тотчас начал дергать товарища за руку. - Я как раз рассказывала про твоего друга. Как его там? – появление новой девушки оба храмовника пропустили, так как выстроились у деревянной перегородки постройке смирно под недовольным и сердитым взором одного из своих собратьев по оружию и призванию. - Что вы тут делаете? – достаточно громко поинтересовался Каллен у двоих храмовников; настолько громко, что по другую сторону стены голоса девушек стихли. Купающиеся прислушивались. - Мы… это… ничего особенного, - стараясь еще как-то скрыть свое присутствие и не выдать далеко неблагородное деяние, прошептал один из рыцарей. - Что? Говори отчетливо, солдат, или хочешь, чтобы командор Грегор сам тебя спросил? – Каллен не сбавлял тона, что не могло не повлечь последствий. - Что? Кто-то за нами наблюдал? Храмовники? – раздавшийся с женской половины залы восклицания, вопросы и даже визг заставили растеряться всех троих мужчин: и «преступников», и поймавшего их. Шум, воцарившийся на несколько минут, невозможно было ни с чем сравнить. Застигнутые врасплох девушки в постыдной спешке стремились к выходу, подхватывая на ходу мантии и мигом надевая их, будто раньше не ходило никаких слухов о том, что храмовники и чародеи любят за ними наблюдать, будто никто никогда не знал этого, тем не менее, такова человеческая природа и натура: мы миримся со всем тайным, со всеми домыслами и догадками, когда же они становятся явными – мы стыдимся их, стараясь поскорее войти в ранг жертвы и невинного неведения. За всей суматохой, царившей на одной половине залы, Каллен внимательно наблюдал на другой, как подобравшие свои доспехи храмовники удаляются к выходу из мужской бани. Рангом он был равен соглядатаям, однако приближенность к Грегору и предстоявшее повышение после Истязаний очередного ученика должны были возвысить его в глазах остальных, рядовых рыцарей. Эффект сработал на славу, вот только стоило остаться одному, как искушение медленно, но верно подобралось к непорочному и честному воину Создателя и пророчицы его Андрасте. С минуту Каллен колебался, смотря то в сторону выхода, то на деревянную перегородку; было ступил в сторону импровизированной раздевалки, но обернулся. В конце концов, рассудил мысленно храмовник, он просто убедится, что все девушки ушли, и повода двоим извращенцам возвращаться нет и не будет в ближайшие часы. Как опустился на колено и приник глазом к щели, так и замер. Чтобы не вспугнуть, чтобы не выдать себя. Почему? Сам себе задал вопрос, но не нашел ответа; только наблюдал за тем, как оставшаяся в одиночестве ученица прислушивается к каждому звуку и внимательно смотрит прямо на него, точнее не на него, конечно, а в деревяшку стены, но с каким вниманием! Тонкие бледные пальчики удерживали прикрывающее наготу полотенце. Серые, в неверном свете фонарей кажущиеся темными глаза будто смотрели сквозь дерево, оценивая, что же там может быть, по другую сторону преграды. Черные, точно смоль, волосы опадали на плечи, локонами прикрывая их и грудь. Впервые Каллен поймал себя на том, что любуется этим темным шелковым водопадом, ласкающим хрупкие плечики так, как хотелось бы ласкать ему самому, обнимать юную ученицу. Мужчина сглотнул. Наверное, слишком шумно, поскольку девушка сделала шаг вперед и будто бы внимательнее прислушалась. Ее взгляд обращался то к выходу, то в сторону заполненных горячей водой ванн, то к перегородке. Казалось, подобно храмовнику минутой ранее, девушка решала, как ей поступить: уйти или остаться? В конце концов, день был сегодня трудный, так как Ирвинг что только ей не поручал, чему только не учил, создавалось впечатление, что Первый Чародей решил Амелл на войну отправить на следующий день, ибо столько практики и теории за день Моргана не проходила за всю свою жизнь в Башне. Рассудив, коли пришла, чего время тратить даром, юная ученица кивнула собственным мыслям и направилась к выстроенной из камня над полом ванне. Смахивая на ходу с себя полотенце, уверенная, что за ней никто не наблюдает, девушка присела на край и окунула руку в воду, пробуя как бы насколько горяча вода. Стройные ножки, сомкнутые вместе ловко преодолели преграду, так что в итоге магесса оказалась сидящей спиной к своему таинственному наблюдателю, который мог сейчас только считать мысленно удары собственного сердца, да вовсю наблюдать за действиями девушки, не в силах и без возможности оторваться от зрелища, открывшегося его глазам. Взгляд скользил по выточенной, словно из белого мрамора, фигурке Амелл, очерчивая силуэт, мысленно проводя по линии плеч, талии, бедер. Когда девушка потянулась за губкой и взгляду вновь открылся вид аккуратных, небольших грудей, Каллен зажмурился. Он не должен смотреть, он должен уйти. Но проще сказать, чем сделать, когда глаза сами собой открываются и наблюдают за каждым движением юной ученицы, за тем как пропитанная водой губка скользит по телу, смывая собой все тревоги, все печали дня, всю усталость. Кажется, Моргана даже начала себе что-то напевать, пока не погрузилась в горячую воду с головой. Девушка не показывалась добрую вечность, по мнению храмовника, изнывающего от постыдного нетерпения; когда же она вынырнула и встала на колени, дабы смахнуть с лица капли воды и убрать волосы назад, все внутренности сжало в одну единственную точку тянущую вниз. Под доспехом тело храмовника успело покрыться семью потами, испарина выступила на лбу, дышать становилось все труднее и труднее, перед глазами ежеминутно темнело; то ли все дело было в жаре банной залы, то ли в собственном состоянии возбуждения; а может и то, и другое. - Здесь кто-то есть? – увлекшись созерцанием, Каллен позволил себе встать на второе колено; действие сие мигом выдал едва, но отчетливо слышимый лязг металла доспехов. Девушка услышала шум и заметно насторожилась, спряталась почти за стенку ванны. – Эй. Я вас слышала, - Амелл приподнялась на руках, вглядываясь в сторону деревянной перегородки, хмуря тонкие брови. Видимо, она сама не была уверенна в том, что послышалось, рассудил храмовник, раз спустя всего секунду поднялась и вышла из ванны, не прикрываясь полотенцем подошла к стенке, явно желая убедиться в том, что находится в полном одиночестве. С одной стороны, Каллену бы выдохнуть спокойно, так как его не раскрыли; с другой – весь краткий путь юной ученицы он наблюдал воочию, а сейчас, вспомнив о совести и приличии и отведя взгляд от треклятой щели, мужчина ощущал легкий и приятный цветочный аромат, которым пахло мыло и вода, что заполняли в банные чаны и который исходил от распаренного и чистого тела девушки, прислонившейся к перегородке и прислушивающейся к каждому звуку. В такую минуту казалось, что выдать тебя может все что угодно: дыхание, сердцебиение, даже мысли. Ох, если бы Моргана прочла его мысли, она бы ужаснулась. - Хм, странно, - раздалось по другую сторону стены. – Готова поклясться… - Каллен приник снова к «окну» в другой в мир, в настоящий Рай, где объект его страстей вернулась к ванне, опять присела на край и, взяв намыленную губку, принялась растирать ею тело. В отличие от большинства учениц, что сбежали минутами ранее в панике, Амелл растягивала удовольствие купания. Девушка не растирала кожу тела до покраснения, а аккуратно проводила губкой, наслаждаясь самим процессом и теплой водой и совершенно не подозревая о том, как мучает наблюдающего за ней храмовника, чей зоркий взгляд не упускал ни единого движения ее. Намыливая тело и напевая себе под нос, юная ученица проводила по плечам, груди, опустилась к ногам и стоило рукам ее скользнуть по внутренней стороне бедер вверх, Каллен не выдержал и вскочил на ноги, производя столько шума, сколько достаточно, чтобы целое кладбище разбудить посреди ночи. Но если бы только шумом одним все дело ограничилось, ему бы оставалось лишь сдерживать смущение при взгляде на Амелл, так нет – злой рок или судьба решили сыграть с храмовником злую шутку. Торопясь убежать прочь от соблазнительного видения, вызывающего порочные мысли в уме его, мужчина оказался настолько неловким, что запутался в полах собственной мантии доспеха; нога зацепилась за ногу, и храмовник, можно сказать, споткнулся на одном ровном месте, падая вперед и снося часть хлипкой стенки прогнившего от сырости дерева. - Каллен?! – мигом сиганув в ванну и спрятавшись за ее стенкой, Моргана выглянула чуть, дабы лицезреть воочию нарушителя спокойствия и была немало удивлена, распознав в преступнике того, на кого подумать бы не посмела никогда, но о ком думала время от времени, каждый день. Храмовник попытался быстро подняться, но вновь свалился. Спешка и паника не ему на руку, а паниковать было от чего. Каллен испытывал целую гамму чувств в данное мгновение: злость, стыд, раздражение, досаду, смущение, - и все эти чувства сводились к одному единственному существу, что наблюдала за ним и смеялась, ибо удержать смех Амелл не смогла от вида пытающегося подняться на ноги быстро и лихо удрать храмовника. - Это…это… - предприняв последние усилия мужчина таки поднялся и отвел взгляд в сторону, поскольку девушка, будто ничуть не стесняясь его, вылезла из ванны и даже позволила себе приблизиться, то ли желая помочь, то ли дразня подобно демону желания самому настоящему. – Это можно объяснить. И это не то, что вы думаете, ученица Амелл. - И что же я думаю? – походку магессы можно было бы сравнить с кошачьей. Именно с ней. Каллен мысленно уже окрестил себя канарейкой, пойманной в силки, к которой приближается самый настоящий хищник, поскольку, обернувшись к девушке на минуту, он разглядел во взгляде Морганы не столько насмешку, сколько толику лукавства и собственного довольства. - Н-не знаю, - начал заикаться храмовник. Такое с ним случалось часто в детстве, когда он слишком сильно волновался. С годами все прошло, он мог контролировать собственную речь и держать твердое слово, кроме моментов, когда сталкивался с Амелл. - Каллен, это же я, - перехватив руку храмовника в латной перчатке, девушка подняла ее к себе и потерлась щекой о ладонь, привлекая внимание мужчины. – Или я тебе не нравлюсь? – Каллен встретился взглядом с серыми глазами юной ученицы и улыбнулся. Конечно, она ему нравилась. Больше чем просто нравилась. Сейчас – намного даже больше. – Это ведь ты стал причиной паники? – улыбнулась в ответ Амелл, продолжая ласкаться ну точно словно кошка. – А потом решил сам посмотреть, что у нас тут твориться? - Я, - хотел было ответить храмовник, однако тонкий пальчик, положенный на уста, прервал его. Девушка сделала пару шагов назад и покружилась, демонстрируя собственное тело так, как хвастаются новым нарядом. Мужчина, в свой черед, внимательно наблюдал за магессой. Остановившись, Амелл вновь приблизилась к храмовнику, взяла его руку, сняла латную перчатку с нее и положила ладонью к себе на грудь. В такой момент следовало бы дрожать ему, Каллену, заикаться, пытаться отстранить от себя юную ученицу, но нет, он послушно, как под воздействием дурмана или той же магии крови, позволял девушке с собой ; не останавливая, не выказывая неудовольствия, напротив, охотно повинуясь и следуя пожеланиям Морганы, чьи ручки направляли его исследовать все тело девушки. Вот пальцы сжали розовый сосок груди, надавливая, прошли затем вниз по животу к еще мокрым волоскам на лобке и погрузились под них, вырывая из девичьих уст вздох и заставляя саму ее, управительницу этой странной игры приникнуть к холодному металлу лат нагрудника. Обнаженная нимфа и полностью облаченный в защиту рыцарь? Кто из них уязвимый? Конечно, рыцарь. Который не может позволить себе сопротивляться чарующей магии Амелл, магией, по сути, не являющейся ни для кого, лишь для дурачка Каллена. - Несомненно, это вопиющее нарушение дисциплины, - интимность момента прервали голоса раздавшиеся из коридора со стороны мужской половины залы. Храмовник мигом с силой оттолкнул девушку, по счастью та приземлилась точно в чан ванны, погружаясь в воду с головой. Каллен, стараясь не поддаться панике, но все же суетясь, начал рыскать в поисках перчатки. - Потерял? - стоя на четвереньках и вперившись в недовольное выражение лица Амелл, мужчина понял насколько посрамил себя в глазах объекта обожания. Девушка же, по его мнению, выглядела еще более соблазнительно, удерживая двумя пальцами латную перчатку и локтем опираясь о стенку ванны, чуть приподнявшись настолько, чтобы была видна грудь и ниспадающие на нее и плечи утяжеленные водой черные локоны волос. - Бери и выметайся, - фыркнула магесса, выбрасывая перчатку так, будто та была проклятой. Каллен перехватил потерянную часть доспеха, однако не растерялся. Быстро подполз к чану, храмовник выпрямился, перехватил обернувшуюся к нему спиной магессу под шею рукой и развернул к себе. Крик негодования прервался точным, продиктованным возбуждением и нетерпением самого мужчины поцелуем. Андарсте в свидетельницы, что их никто так не застал, ибо складывалась сама собой, покуда будущий рыцарь-капитан прижимал к себе обнаженную девушку, чьи руки пальчиками ловко перехватили его за края стыков доспеха, подтягиваясь выше и ближе к потенциальному любовнику. - Выметайся, Каллен, - первой прервала спонтанное проявление чувств Моргана, впрочем тон голоса смягчился, а руки так и не отпускали доспех рыцаря. - Я прикрою. Создатель, сколько усилий стоило ему приложить, чтобы оторваться от нее? Создатель, что он вообще только что совершил? Застань кто их сейчас - обоих не по тюрьмам отправят: ее на Усмирение, его в Эонар в ожидание четвертования, - ни больше ни меньше. - Моргана, девочка моя! - застыв у входа в женские бани, Каллен прислушался к голосам. Голос Первого Чародея не узнать было нельзя. - Что ты тут делаешь? - Я... я решила принять ванну, раз никого нет, - храмовник выглянул из-за угла, чтобы посмотреть что творится, но передумал едва вспомнил, какую злую шутку сыграли с ним собственные доспехи пару мгновений назад. - А тут кто-то ворвался, я и спряталась, - девушка запиналась, говорила тихо, едва слышимо. - О, дитя мое, какое кощунство, - сокрушался Первый Чародей. - Я не сомневаюсь, Грегор, что это дело рук ваших молодчиков. - Не будем столь поспешны, Ирвинг, - вмешался рыцарь-командор храмовников. - Кажется... кажется я видела, как кто-то убегал в ту сторону, в мужскую половину, - дрожащий голос Амелл вырвал из груди Каллена смешок, тем не менее мужчина сдержался. Чертовка, какая же сероглазая бестия эта чертовка, умеющая играть на публику. - Простите, я испугалась. Вот и спряталась. - Молодец, дитя мое, ты поступила правильно. А вы, Грегор, вот только предоставьте мне доказательства, что это не ваши солдаты. Слухи по Башне итак ходят один краше другого! Дальнейший спор был неинтересен и бесполезен для Каленна, особенно, если он желал поскорее скрыться с места собственного преступления. Подумать только, минута, две и его бы, их бы разоблачили! Но в чем? Все-таки он поступил правильно, когда отогнал прочь вовсю наблюдающих за прелестями юных учениц и чародеек солдат; вместе с тем, он поступил крайне нехорошо поддавшись искушению и чарам всего одной девушки, не пользующейся ни магией крови, ни другими заклинаниями, просто напросто ведущей себя непосредственно в его присутствии, даже тогда, когда на ней ничего нет. Тонкие пальчики перелистывают страницы книги бережно, словно те не пергамент, переживший ни одно столетие, а мягкий шелк паутины; темные волосы спадают на плечи и лезут в глаза, иногда девушка в раздражении убирает то и дело одну прядь за другой за ухо, видимо заколки остались в спальне; синее платье ученической мантии обтягивает стройную фигуру, и только внимательному взору могут попасться темные пятна влаги на спине и боках. Моргане Амелл достает такта не поднимать взгляд на проходящего мимо храмовника, хотя сдержать румянец смущения на бледных щеках своих девушка не в силах, вспоминая о том, что происходило каких-то минут пятнадцать назад в залах третьего этажа, отведенных под новые бани. Ее подруга-эльфийка, сидящая рядом, списывает все на собственные сказанные слова нового слуха: - Говорят, Каллен в тебя влюблен. В такой момент лишь сила воли не дает губам расплыться в довольной улыбке и не парировать подружке не слишком скромным замечанием о том, что просто влюбленные не оставляют синяки укусов у тебя на бедрах.