Лавенн мвен

Порт на Антигуа был похож на любой другой порт в любой другой части света: грязь, вонь, сваленные в беспорядке на причале тюки и ящики с товаром, ругань грузчиков и матросов, а над всеми этим безразлично светит солнце, отражаясь от полированного дерева стоящих в гавани кораблях. Единственное, что отличало этот порт от какого-нибудь в Англии — это его размеры, непривычно яркое солнце, словно мечтающее испепелить все живое, а на берегу — белые невысокие дома и пальмы. Сэр Томас Бертрам в очередной раз вытер пот со лба и нетерпеливо посмотрел на причал. — Я вижу нашего юнгу, сэр, — раздался за спиной голос капитана — человека несомненно достойного, хотя и не слишком образованного. — Он в той повозке. Лорд Бертрам нахмурился: — Неужели предполагается, что мы поедем на... этом? — Какое милое разнообразие после цивилизованной Англии. Вы не находите, отец? — хмыкнул подошедший Том. — Нет, не нахожу. Это возмутительно! — Думаю, сэр, повозка для ваших вещей, — вмешался капитан. — Экипаж следует за ней. Лорд Бертрам перевел взгляд дальше и удовлетворенно кивнул — за повозкой следовала легкая открытая коляска, в которой сидел немолодой мужчина болезненного вида. Когда коляска приблизилась, мужчина покинул ее и поднялся на корабль. — Лорд Бертрам? Джордж Холлис, ваш управляющий, — он сердечно поприветствовал присутствующих. — Печально, что нам пришлось встретиться при таких обстоятельствах... Тем более что на острове сейчас слишком жарко. — Да, я заметил, — лорд Бертрам снова обтер лицо и с раздражением посмотрел на мокрый платок. — Мы уже можем сойти на берег, капитан? — Да, мы как раз закончили с последними формальностями, а ваши слуги уже перенесли багаж на причал. — Благодарю. — Был рад познакомиться с вами, сэр, — капитан сердечно пожал руку лорду Бертраму, а затем и его сыну. — Мы вернемся через четыре месяца. На этом Бертрамы сошли с корабль на причал и, с удобством разместившись в экипаже, покинули порт. — Итак, мистер Холлис, я бы хотел услышать, как идут дела на плантации, — поинтересовался сэр Томас. — Последние отчеты меня крайне расстроили. — Поверьте, меня самого они совершенно не радуют, лорд Бертрам, — вздохнул мистер Холлис. — К сожалению, мы ничего не можем с этим поделать. Говорят, на острове появился бокор. — Кто появился? — недоуменно нахмурился сэр Томас. — Рабы называют его бокор и очень боятся. Полковник Уилсон уверен, что это просто беглый раб, прячущийся где-то в джунглях... Но кто бы это не был, он постоянно вредит всем плантаторам. — Какая чушь, — отмахнулся сэр Томас. — Видимо, рабы просто не хотят работать! — А солдаты — ловить этого беглого, — развязно добавил Том. — Они мрут как мухи, — после долгой паузы ответил мистер Холлис, — На полях осталось всего треть от нужного числа людей. Пришлось отправить на уборку хлопка почти всех домашних слуг, и все равно их слишком мало. — Неужели нельзя было купить еще рабов? — вдруг спросил Том. — На острове не осталось ни одного раба, который не принадлежал бы какому-либо плантатору, — ответил мистер Холлис. — Корабли привозят слишком мало товара. К тому же следующий будет только через месяц или два — не раньше. — Что ж... значит, надо смотреть, как можно обустроить работу так, чтобы не терять доходы, — ответил сэр Томас. — Завтра с утра займемся счетами и прочими книгами. Том, возможно ты захочешь осмотреть плантацию, пока я буду занят с мистером Холлисом. — Почему бы и нет, отец? — легкомысленно ответил Том. — Надеюсь, у нас есть симпатичные рабыни? — Том. — Что такого? Неужели ты сам откажешься от доступного свежего мяса? Которое, к тому же, твоя собственность, — усмехнулся Том. Сэр Томас поджал губы и ничего не ответил. Остаток путешествия прошел в молчании. Хозяйский дом был расположен в самом центре плантации Мартин Хиллс, принадлежащей семье Бертрамов уже пять поколений. Это было солидное двухэтажное здание, построенное частично из белого камня, частично — из крашенного белой краской дерева, с красной черепичной крышей, террасой, опоясывающей дом на уровне первого этажа, и балконом на всем протяжении второго. Около дома находились хозяйственные постройки, барак для прислуги, а в отдалении, скрытая за густой тропической растительностью и обширным фруктовым садом, располагалась деревушка, где жили остальные рабы. Сэра Томаса и Тома встретила супруга управляющего, миссис Холлис, которая одновременно была и экономкой. За ее спиной стояли три цветных служанки в скромных платьях из бледно-голубого коленкора, белых передниках и белых же чепчиках. — Лорд Бертрам, как мы рады вас видеть здесь! — глубоким голосом воскликнула миссис Холлис после того, как была представлена. — К сожалению, почти все слуги сейчас работают на уборке хлопка, в доме никого не осталось, но комнаты вам приготовлены, пойдемте, я вам покажу. А Джешуя отнесет ваш багаж наверх. Ужин будет через три часа, но если вы желаете — я подам вам чай. — Благодарю, миссис Холлис, чай будет кстати. И пусть мне приготовят ванну, — ответил сэр Томас, направляясь в дом. — И мне тоже, — хмыкнул идущий следом Том. — У меня ощущение, что я просолился как рыба в бочке, пока мы сюда доплыли. И, надеюсь, эта малышка, — он погладил кончиком пальца по щеке невысокую, хорошо развитую мулатку лет двадцати, — потрет мне спину. — Том! — нахмурился сэр Томас. — Все хорошо, лорд Бертрам, — заверила его миссис Холлис. — Рабы на то и нужны, чтобы служить хозяевам. Чай будет через десять минут. И она вышла следом за служанками. — А она хорошенькая, — заметил Том, разваливаясь в кресле. — Не стоит уподобляться животным, Том, — холодно ответил на это сэр Томас. — Учись обуздывать свои низменные страсти. — Зачем? — Том посмотрел на отца. — Мне надоело, что я для вас все еще ребенок! В Англии я не могу делать то, что мне хочется, так как должен думать о репутации своей семьи! Ох, это же всего лишь рабы! Что такого, если я немного развлекусь с этой девчонкой? Сэр Томас поджал губы, но ничего не ответил — он прекрасно понимал сына, хотя сам считал ниже своего достоинства опускаться до подобных развлечений. Неважно — с цветными рабынями или со свободными белыми женщинами. У него была любимая супруга, и большего ему не требовалось. Размышления сэра Томаса прервала появившаяся миссис Холлис с чайным подносом, за ней шла служанка с чайной урной. Остаток дня прошел весьма приятно, даже несмотря на поведение Тома, столь неприятно поразившее сэра Томаса, так что по своим комнатам они расходились в хорошем расположении духа. ~*~ Яростный, но захватывающий грохот барабанов разнесся по ночным джунглям. К нему присоединился грубый мужской голос, издающий странные горловые звуки, в которых цивилизованный человек вряд ли когда-либо признал пение. Голос становился то сильнее, то тише, барабаны гремели все быстрее, наполняя замершие окрестности тревожным ожиданием. В центре небольшой круглой поляны горел костер, с одной стороны которого сидели барабанщики. Их лица были неподвижны, глаза закрыты, и, казалось, только сильные руки, отбивающие дикий ритм, все еще были живы. По другую сторону костра находился певец. Он был крупным даже по меркам негров, с кожей, будто вобравшей в себя всю черноту ночи, и горящими глазами на раскрашенном белой краской лице. Он извивался в странном танце, словно в припадке, зажав в руках, ритмично вскидываемых к небу в мольбе, замысловато украшенный перьями резной жезл и острый длинный нож. Перед ним на простой циновке из листьев расположился целый алтарь из странных подношений: кукурузные початки, клубни сладкого картофеля, листья табака, жгуты из трав и непонятные порошки в половинках кокосовой скорлупы. Венчал подношения неизвестным богам черный петух, заботливо связанный красными лентами. Черный человек последний раз воздел руки к нему и замер в поклоне перед алтарем, затем медленно выпрямился и опустился на колени. Огромные черные руки ловко схватили черную птицу, распутывая ленты, но не освобождая. Грохот барабанов достиг максимума — казалось, что его слышали в каждом уголке острова. Крепко держа будущую жертву, негр резко выкрикнул что-то совсем нечленораздельное и взмахнул ножом. Острая сталь блеснула в свете луны, и голова черного петуха откатилась в сторону, забрызгав кровью остальные дары и самого колдуна. — Покажи! Покажи! Покажи мне, Бавон! — прошептал черный человек, с каждым словом он говорил все громче и громче, его лицо искажалось страшной гримасой, а барабаны и вовсе сошли с ума. И вдруг — безо всякого знака или предвестника — все смолкло. Даже костер перестал тихо потрескивать сухими стеблями тростника и умерил свой жар, отдавая поляну во власть лунного света, залившего, казалось, все вокруг. А обезглавленный петух, до этого момента просто безропотно истекавший кровью на циновке, вдруг встал и начал раскачиваться из стороны в сторону, нервно перебирая ногами. В абсолютной тишине черный человек точь-в-точь повторял его движения, неотрывно следя за каждым шагом птицы, словно вернувшейся с того света. — Покажи! Покажи! Покажи! Бавон колебался недолго. Птица сложила крылья, упала и окончательно затихла, уткнувшись обрубком шеи в плошку с листьями табака, которые вдруг вспыхнули потусторонним синим пламенем и погасли, распространяя вокруг удушливый сизый дым. Черный человек вдохнул этот дым и громко рассмеялся, словно приветствуя свою будущую победу. Костер почти догорел, барабаны замолкли, барабанщики и страшный негр растворились в темноте джунглей, и только луна продолжала равнодушно освещать окропленный кровью алтарь. Но вот и ее скрыли тучи, и поляна окончательно погрузилась во тьму, сгустившуюся над всей землей Антигуа. Том Бертрам, несмотря на то, что говорил своему отцу, этой ночью спал один. Ему не слишком понравились ни само долгое путешествие на корабле, ни этот остров, где всего было слишком: слишком яркое солнце, слишком густая и сочная зелень, слишком много цветных, но самое главное — слишком много странных, незнакомых запахов. Они проникали повсюду: в воду, пищу, а теперь и в сон. Даже вино, и то, казалось, пропиталось ими. Сладкие, непривычно пряные и удушающе тяжелые — эти запахи навалились на Тома, придавили его к кровати, не давая пошевелиться или вздохнуть. Они, словно некое мифическое чудовище, проникали в Тома, во все его отверстия разом, даже в те, о которых сам он и помыслить бы не мог, находясь в бодрствующем состоянии. Том попытался ухватиться хоть за что-то знакомое, но единственное, что смог уловить — это едва ощутимый запах костра, смешанный с резкими запахами мускуса и горячего мужского тела. Том открыл было рот, чтобы позвать на помощь, уверенный, что к нему в комнату наверняка проник один из этих черномазых рабов, но запах, словно змея, скользнул ему в рот, наполнил гортань и запульсировал там, не позволяя ни вдохнуть, ни выдохнуть. Том задергался на кровати, но запах окутал его со всех сторон, проник в тело так глубоко, что уже не было ни малейшего шанса когда-либо избавиться от него. Он обхватывал и пульсировал — снаружи и внутри — словно неведомое существо, пожирающее жертву, то почти удушая, то почти исчезая. Том невольно вошел в один ритм с запахом, стараясь вдохнуть в те моменты, когда тот слабел, и сам не заметил, как его тело возбудилось от этого упражнения. Запах стал сильнее, почти невыносимым, он проникал настолько глубоко, что, казалось, доставал до солнечного сплетения и пульсировал в нем до тех пор, пока Том не излился, смешивая свой собственный запах с этим, чужим. А потом все словно растворилось в тишине ночи, и Том заснул так глубоко, что не заметил, как темнота в одном из углов сгустилась, превращаясь в черного человека с разукрашенным белой краской лицом. Человек посмотрел на кровать и оскалил зубы: — Хорошо... очень хорошо! После чего срезал длинным ножом прядь волос на виске спящего и исчез так же, как появился. ~*~ — Том, ты неважно выглядишь, — заметил за завтраком сэр Томас. — Увы, причина отнюдь не в той милой крошке, — растянул губы в ухмылке Том. — Мне здесь просто не нравится. Эта жара, насекомые... запахи... Не понимаю, зачем мне вообще надо было сюда приезжать?! — Ты — мой наследник, — холодно ответил на это сэр Томас. — И как будущий баронет ты обязан уметь не только развлекаться, но и управлять тем, что тебе досталось от предков! Сегодня ты осмотришь поместье. Мистер Холлис будет нужен мне в офисе, так что тебя будет сопровождать Джешуя. Но уже завтра ты будешь помогать нам с мистером Холлисом. — Как скажете, отец, — вздохнул Том и, быстро закончив завтрак, направился на конюшню, прихватив по дороге широкополую соломенную шляпу, которую еще вчера посоветовал носить управляющий. Это утро было ничуть не лучше прошедшей ночи, когда непривычные запахи и кошмары не давали ему спать: проснувшись, Том обнаружил, что с трудом может пошевелиться из-за странной ломоты в мышцах и не менее странных ощущений в совершенно неподобающих местах. А посмотрев на себя в зеркало, увидел, что на виске острижена прядь, так что пришлось срочно подправлять прическу, чтобы это не так сильно бросалось в глаза. Потому настроение его было отвратительным, и требование отца ничуть его не улучшило. — Господин, какую лошадь вы желаете взять? — прервал размышления Тома слуга. Он осмотрел всех лошадей в конюшне, но они были настолько ужасны, что Том не удержался от брезгливой гримасы. — Любую, — бросил он и отвернулся. Слуга быстро оседлал лошадь и мула, Том вскочил в седло, поморщившись от непонятной вспышки боли и необходимости использовать такую клячу, и посмотрел на слугу: — Показывай! Тот склонился в глубоком поклоне, взгромоздился на мула и уточнил: — Что вы хотите осмотреть в первую очередь, господин? — Мне все равно. А что здесь вообще есть? — Есть поля с сахарным тростником — их около половины, небольшое поле с табаком и несколько кокосовых рощ, господин, а остальное занимают поля с хлопком. — Вот как? — Том задумался и махнул рукой. — Ну, давай сначала посмотрим на табак. — Как скажете, господин, — слуга поклонился и направил мула к подъездной аллее. Поле с табаком не представляло из себя ничего интересного — просто кусок земли, засаженный плотным ковром растений с длинными широкими листьями, на котором ничего не происходило. — И что, это все? — удивленно спросил Том. — Время сбора еще не пришло, господин, — ответил Джешуя. — Поле не так давно засадили, но скоро тут будет много сборщиков. — Ну ладно. Здесь еще что-нибудь интересное есть? — С той стороны, господин, небольшая роща кокосовых пальм, за ней пруд и граница вашей плантации. — И начало другой? — хмыкнул Том. — Нет, господин, там — плохая земля. Горы. — Разве это горы, — фыркнул Том. — Поехали дальше. — Там поля с хлопком, господин, — показал рукой Джешуя. — Там сейчас должны быть сборщицы. — Сборщицы? — оживился Том. — Показывай! Поле с хлопком было больше предыдущего раза в два, на нем и правда работали сборщицы: чернокожие рабыни всех возрастов — от совсем девочек до седых старух — в вылинявших коленкоровых платьях срывали белые пушистые комочки и пихали их в большие сумки у себя на поясе. Некоторые делали это так быстро, что ушли далеко вперед. За всем этим наблюдали два молодых человека, немногим старше самого Тома, с кнутами в руках. — Кто это? — тихо спросил Том. — Это мистер Джордж Холлис, сын управляющего, и его кузен, мистер Дэвис, господин. Они смотрят за рабами. — Вот как? — Том с новым интересом посмотрел на обоих: молодые люди были крепкого сложения с хорошо развитой мускулатурой и загорелой от местного солнца кожей. Одеты они были просто — много проще, чем это дозволял этикет: простые светлые бриджи, рубашки с закатанными рукавами, жилеты и широкополые шляпы. В Англии такой вид был бы совершенно недопустим даже для фермеров, не говоря уж об управляющих поместьем, но это была не Англия — это была плантация на богом забытом острове на краю света. Том тряхнул головой и повернул было лошадь, когда за его спиной раздался душераздирающий крик одной из сборщиц. Он резко обернулся и увидел, как одна из ушедших вперед рабынь с посеревшим лицом тыкала пальцем куда-то в кусты, продолжая истошно орать. Первым к ней успел Джордж Холлис, он лишь взглянул в сторону кустов и тут же крикнул: — Гарри, зови отца! И помоги мне перегнать этих дур на другое поле. Теперь кричали уже все рабыни, дергая себя за волосы и царапая лица. Дэвис вскинул руку с кнутом и стегнул ближайшую женщину: — А ну, тихо! Пошли отсюда! Ну! — он весьма умело пользовался кнутом, стегая рабынь поперек спины так, что это было весьма болезненно, но без крови. Том подъехал ближе и почувствовал, что завтрак определенно был лишним: в кустах обнаружилась человеческая голова, насаженная на шест с яркими перьями. Рот, открытый в последнем крике, был заткнут гроздью небольших зеленых бананов, торчащих между толстых губ, словно щупальца неведомого существа, глаза закатились так, что на посеревшей коже выделялись только белки, само лицо было раскрашено яркой краской, а в темных волосах было что-то, отдаленно напоминающее корону из перьев или плюмаж. — Боже, — прохрипел Том и резко отвернулся. — Это... что? — Мистер Бертрам? — Джордж Холлис наконец обратил внимание на всадника. — Прошу прощения, что вам пришлось это увидеть. Он нервно оглянулся, заметил Джешуя на муле и резко велел ему отправляться к мистеру Холлису с поручением, потом зачем-то сорвал один из пушистых комочков хлопка и хрипло сообщил: — На соседней плантации некоторое время назад пропал раб — мулат лет тридцати из работавших в доме. Кто-то говорил, что видел его, но... беглых ищут с собаками. И владелец, сэр Бартеломью Джонс, тоже искал. Даже военных подключил, но... ничего. Вообще ничего. Ни единого следа. — Думаете, это он? — Не знаю. Он не негр — кожа слишком светлая. А кроме одного мулата в округе пропали еще только несколько чернокожих. Том еще раз взглянул на голову, передернул плечами и отвернулся. Впрочем, ждать долго им не пришлось: управляющий и лорд Бертрам прибыли довольно быстро. Вместе с ними был пожилой негр-кучер, который привез их вчера из порта. — Теперь вы понимаете, о чем я? — хмуро поинтересовался мистер Холлис. — Рабы пропадают бесследно, болеют и мрут как мухи, а потом появляется... такое. Он сплюнул и устало посмотрел на лорда Бертрама: — Сейчас время сбора хлопка — и надо успеть до дождей. Рабочих рук и так-то не хватает, а тут еще это. Рабы боятся. — Главное, чтобы они продолжали работать, — ответил сэр Томас и угрюмо посмотрел на сына. — Думаю, надо сообщить владельцу... собственности и властям. — Я так и сделаю. Немедленно пошлю Джешую в город и на соседнюю плантацию, — ответил мистер Холлис. — Сожалею, мистер Бертрам, что вам пришлось прервать свой осмотр. — Ничего страшного, я уверен, что смогу продолжить его в любой другой день, — легкомысленно отмахнулся Том. — Тем более что уже слишком жарко для подобного. — Это подарок, — вдруг раздался глухой голос кучера. — Бокор выбрал себе королеву. Том нервно дернулся — что-то странное почудилось ему в тени деревьев при этих словах. — Не говори ерунды, раб! — резко воскликнул мистер Холлис и нервно утер лоб. — А то прикажу выпороть! Джордж, убери это... эту... это отсюда! Совсем не обязательно пугать рабов! И проследи, чтобы это поле было убрано сегодня. Завтра погода может измениться. — Слушаюсь, отец, — ответил Джордж Холлис и принялся прибираться. А Том в сопровождении сэра Томаса и мистера Холлиса отправился обратно в дом. До вечера Бертрамам и мистеру Холлису пришлось разбираться с находкой. Заодно сэр Томас и Том познакомились со своим соседом — довольно приятным мужчиной лет пятидесяти с тремя детьми. Его жена умерла некоторое время назад от лихорадки, так что сэр Бартеломью был сейчас в трауре. Кроме этого в доме побывал начальник местного гарнизона полковник Харди с полковым врачом, осмотревшим страшный подарок. — Вы не поверите, лорд Бертрам, насколько суеверны эти черномазые, — рассказывал за обедом полковник. — У нас, конечно, намного лучше для них, чем на других островах... особенно у этих французишек... но им все равно неймется. Сколько я уже здесь служу — до сих пор ни разу не видел такого, как сейчас творится. Не удивлюсь, если они сами это все и придумали. Но зачем? Разве с ними тут плохо обходятся? — Их избивают кнутом, — тихо заметил молчавший большую часть дня Том. — Только когда они этого заслуживают, — отмахнулся полковник. — И женщин? — А чем они отличаются? Том резко встал и, извинившись перед отцом, покинул комнату. — Прошу прощения, полковник, — сказал на это сэр Томас. — Мой сын первый раз на Антигуа и до недавнего времени еще ни разу не видел рабов. В Англии не приветствуют их наличие. — Неудивительно! Ведь если в старой доброй Англии будут работать рабы, то добрым англичанам нечего будет делать. Нет, все хороши на своем месте. Рабы — на плантациях, англичане — в Англии. Они поговорили еще немного и расстались полностью удовлетворенными друг другом. Этой ночью Тому опять снились странные сны. В них черный человек пел странные песни, плясал у костра и отрубал кому-то голову, а потом разрывал грудь мертвеца голыми руками и ел сырое сердце. Том в ужасе взирал на это, сидя на каком-то возвышении. Он пытался проснуться или хотя бы отвернуться, но некая неизвестная сила не позволяла ему сделать этого. И даже закрыть глаза хоть на мгновение он тоже не мог. А черный человек приблизился к нему, держа в руках истекающую темной кровью половину сердца, и хрипло приказал: — Ешь! Том в ужасе замычал, округлив глаза и боясь открыть рот. Но черный человек буквально ткнул сердцем ему в лицо, властно повторив приказ: — Ешь! Том судорожно попытался вздохнуть и буквально захлебнулся чужой кровью... А утром он обнаружил, что у него все губы в засохшей крови. ~*~ Сэр Томас Бертрам был слишком трезвомыслящим человеком, чтобы верить во всякую чертовщину. Поэтому как только паника от обнаружения на его землях отрубленной головы поутихла, он продолжил то, за чем, собственно, и прибыл на остров — изучение состояния дел на плантации. Они с мистером Холлисом и Томом днями просиживали за счетами, иногда устраивая прогулки по принадлежавшим Бертрамам полям — оценить возможные доходы с того или иного и решить, что будет посажено в большем количестве, чем раньше. — Хлопок — очень доходная статья, — рассказывал мистер Холлис. — Да и для собственных нужд лучше выращивать его самим. Но, к сожалению, скоро будет сезон дождей, и для хлопка станет слишком мокро. А тростник растет почти год до того, как его можно будет собрать. — А как насчет табака? — поинтересовался Том. — Я решил попробовать засадить одно поле. Он растет довольно быстро, так что можно будет попробовать менять его с хлопком на полях, чтобы они не простаивали. Но сбыт... Сэр Томас задумчиво пожевал губу: — Да, нужно обдумать, как сделать плантацию доходнее. Сейчас она приносит меньше, чем я рассчитывал. Мистер Холлис развел руками и передал сэру Томасу очередной толстый фолиант. Казалось, что постепенно жизнь вошла в свою колею: рабы перестали болеть, на очередном аукционе удалось купить пару десятков сильных мужчин для работы в поле и еще с полдюжины женщин для прочего. Хлопок был убран вовремя, и теперь рабы распахивали поля под новые посевы, а рабыни обрабатывали ту часть урожая, что должна была остаться в доме. Все было тихо и спокойно, но Том ощущал, что это не более, чем затишье перед бурей. Ему продолжали сниться кошмары. Чаще всего ему снился этот запах, который проникал в него, доводя до исступления. Иногда, кроме ощущения запаха, Том умудрялся еще и видеть что-то странное. Змеиные глаза. И раздвоенный язык под ними. И на коже в такие дни ощущалось что-то теплое, шершавое и немного липкое, заставляя по всему телу бежать мурашки и хрипло выдыхать то ли мольбу, то ли стон ужаса. Том похудел и осунулся, хотя живости нрава не потерял, так что все изменения в его внешности сэр Томас списал на непривычный, слишком жаркий климат и необходимость много двигаться. И все было бы совсем хорошо, если бы однажды, через несколько недель после появления того страшного подарка, не пропал Гарри Дэвис. Он должен был вернуться из Сент-Джонса вечером субботы, но не появился ни тогда, ни на следующий день, ни после. Мистер Холлис организовал поиск по всем окрестностям, но Гарри Дэвис словно в воду канул. — Это все бокор, — шептали рабы и тайком делали подношения своим богам, чтобы те смилостивились над ними. И каждый вечер над деревней, где жили рабы, раздавалось заунывное пение на неизвестном языке. — Это можно хоть как-то прекратить?! — сердито вопрошал сэр Томас своего управляющего, но тот лишь виновато разводил руками. А потом пропал Том. Вечером он отправился спать и... исчез. Ночной лакей клялся, что молодой господин не выходил из комнаты, ни одной лошади в конюшне не пропало. Даже все мулы и волы — и те были на местах! Не было только Тома — лишь на кровати лежали смятые в беспорядке влажные простыни, да странный запах едва заметно ощущался в комнате. И в этот раз сэр Томас настоял, чтобы к поиску его сына подключились все, кто только мог. — Моя супруга не простит мне, если я вернусь домой без сына, — мрачно сообщил он утром в день исчезновения Тома полковнику Харди. — Найдите его! — Мы делаем все возможное, — ответил полковник. — Я послал солдат опросить рабов на близлежащих плантациях. Может, они что-нибудь знают. — Не знаю, как на других плантациях, но на этой все рабы только и делают, что твердят о каком-то бокоре! — раздраженно воскликнул сэр Томас и отвернулся. ~*~ Эта ночь обещала быть такой же удушающе-кошмарной, как и все остальные. Том вновь метался по кровати, пытаясь сбросить с себя запах, когда что-то изменилось. Он не мог открыть глаза, но каким-то образом знал, что тени в углу комнаты сгустились, превращаясь в черного человека, с улыбкой наблюдающего, как этот треклятый запах проникает в него. Том забился сильнее — ему претило чувство, что за его унижением может кто-то наблюдать, но черный человек лишь рассмеялся и произнес: — Лавенн мвен! Он подошел к кровати и провел рукой по обнаженной груди Тома, животу и, под возмущенное мычание, обхватил ладонью его полувозбужденный член. Том тихо всхлипнул, чувствуя, что сопротивление ни к чему не приводит, и сдался, позволяя этому странному существу ласкать себя. Это на удивление оказалось не таким уж омерзительным, как представлялось ранее. А по сравнению с тем, что творил с ним запах, ощущать на нежной коже члена сильную мозолистую ладонь было даже приятно. Том тихо застонал, чем не преминул воспользоваться ненавистный запах, заполняя собой его рот. Этого всего было слишком много для него — Том кончил очень быстро, вскидывая бедра и буквально теряя сознание от чрезмерно ярких ощущений. Первое, что он почувствовал, придя в себя — запах его больше не преследует. Второе — что он не в своей кровати и даже не в своей спальне. Под его спиной находилась то ли трава, то ли еще что-то похожее. А потом Том распахнул глаза и побелел: перед ним, растянув толстые губы в улыбке, сидел тот самый черный человек из сна. — Лавенн мвен, — повторил он странную фразу и погладил Тома по щеке. Тот отшатнулся, ощущая, что сейчас его стошнит, но черный человек оказался быстрее — он навалился на Тома, жадно глядя в его глаза, и принялся грубо гладить. Том стиснул зубы и зажмурился — он уже понял, что последует дальше. Насилие. Но черный человек, почему-то назвать его как-то иначе Том просто не мог, оказался на удивление намного менее грубым, чем представлялось вначале. Он гладил лицо Тома, его плечи, руки, пощипывал соски, водил губами по коже, продолжая шептать ту странную фразу, о значении которой Том не мог даже догадываться. Зато он смог в полной мере ощутить на себе тяжесть чужого, настоящего тела, его жар, силу его желания. Том не удержался и, в какой-то момент скосив глаза вниз, судорожно сглотнул: член у черного человека был не менее чем в два раза больше его собственного и столь же толст. Одна только мысль, что это должно оказаться внутри него, заставила Тома застыть. Черный человек проследил за его взглядом и рассмеялся. Он не делал никаких попыток проникнуть в Тома, продолжая всего лишь тереться своим членом о член Тома. Это было необычно и, несмотря на сковавший Тома страх, возбуждающе, так что уже совсем скоро по ночному лесу разносились тяжелое дыхание и стоны. Том уже сам цеплялся за черного человека, не позволяя ему ни отстраниться, ни остановиться до тех пор, пока они оба не выплеснули свою страсть. — Спи! — хрипло приказал черный человек, коснувшись век Тома, и тот послушно заснул. А черный человек встал и растворился в джунглях — его богов сегодня ждала хорошая жертва. А завтра... завтра его лавенн навсегда станет только его. ~*~ На уже знакомой поляне под завораживающий ритм барабанов вновь происходил страшный кровавый ритуал. Но в этот раз в жертву приносился совсем не петух: на подобии алтаря из камней и лиан лежал совершенно обнаженный мужчина. Его белая кожа ярким пятном выделялась на фоне ночи. Глаза его были спокойно закрыты, ноги широко раздвинуты, а руки свободно свисали с алтаря. Со стороны создавалось полное ощущение, что он просто спит в такой странной, неудобной позе. Внезапно раздался громкий возглас, и на поляне появился черный человек. При его появлении ритм барабанов изменился, становясь более истеричным. Черный человек обмакнул пальцы в черную краску и принялся рисовать на теле спящего узоры, покрывая ими все — даже внутреннюю поверхность разведенных ног и мошонку. Потом он провел окрашенным пальцем между белых ягодиц и, устроившись поудобнее, одним движением ворвался в никем ранее не тронутый зад, буквально раздирая его своим огромным членом. Полный ужаса и животной боли крик белого слился в единое с выкриками и завываниями на незнакомом языке. Барабаны зачастили сильнее. Глаза черного человека загорелись, ноздри расширились, а бедра быстро задвигались в едином ритме с барабанами, продолжая разрывать узкий проход бьющегося в агонии белого. Барабаны все убыстрялись, а с ними и движения черного человека, который, неизвестно откуда взявшимся ножом, одним уже привычным движением взрезал грудную клетку своей жертвы, чтобы достать оттуда все еще трепещущее сердце. — Бавон! Спасибо тебе, Бавон! Судороги, скручивающие тело жертвы, привели черного человека к предсказуемому финалу: рыча от удовольствия, он бурно кончил в разорванный анус и впился зубами в вырванное сердце. Жертва захрипела и испустила дух. На джунгли опустилась гнетущая тишина. ~*~ — Нам сказали, что на Богги Пик видели что-то странное! — полковник едва успел осадить коня, прежде чем спрыгнуть на землю. — Я собираюсь отправиться туда с солдатами немедленно. — Я с вами! — безапелляционно воскликнул сэр Томас и немедленно велел седлать себе коня. — Но, сэр... — Это мой сын, полковник. Я обязан быть там. Больше на эту тему не было сказано ни слова. Отряд выступил немедленно, как только сэр Томас оказался в седле, и направился прямо к Богги Пику, через несколько часов приблизившись к его подножью. — Уже темнеет, полковник, — хмуро сообщил один из солдат. — Лошади в темноте по джунглям не пройдут. — Нам придется дальше идти пешком, — сообщил полковник сэру Томасу. — Может... — Нет. Я иду с вами, — твердо заявил сэр Томас, спешиваясь. — Надеюсь, с Томом все в порядке, — прошептал он. Полковник отвел глаза, а присутствовавший здесь же врач отвернулся. ~*~ И снова грохот барабанов заполнил округу. И снова на алтаре лежал обнаженный белый мужчина. Только на этот раз он не спал, а его тело было любовно раскрашено в розовый, белый, голубой и желтый цвета и натерто благовониями, а сам лежащий уже был готов к соитию настолько, насколько вообще может быть готов мужчина. Его налитый член был туго перетянут у основания кожаной лентой, ноги широко разведены, а затуманенные глаза неотрывно смотрели в одну точку. Он словно видел что-то, недоступное простым смертным, замерев в ожидании. Но вот к барабанам присоединилось пение, и на поляне показался черный человек. Его кожа тоже была ярко раскрашена и надушена, а в руках были дары. — Лавенн мвен, — произнес он, с гордостью оглядывая лежащего на алтаре, но подошел к нему не сразу, начав с принесения даров и ритуального танца. В нехитрых движениях вознеся хвалу лоа, черный человек возложил дары перед алтарем, поклонился и повернулся к избраннику этой ночи. Тут же барабаны изменили ритм, откуда-то, словно издалека, послышалось странное пение, и черный человек торжественно возлег на Тома (а это был именно он) и, под ритмичную барабанную дробь, медленно ввел свой немалый орган в девственный проход. Том судорожно дернулся — несмотря на предварительную подготовку, вспоминать о которой не хотелось совершенно, это все равно было больно. — Тшшш... — прошептал черный человек и осторожно погладил Тома по лицу. — Все хорошо... Том закрыл глаза и постарался расслабиться. Когда ему это удалось, оказалось, что боль не такая уж и сильная, а осторожные толчки в зад даже приносят некоторую приятность. Он постарался сосредоточиться именно на этом ощущении и сам не заметил, как стал двигаться навстречу этим толчкам, все более и более погружаясь в пучину животной страсти и следуя барабанному ритму. Когда с его члена исчезла лента, Том не помнил, зато накатившее на него безумие оргазма запомнил хорошо. В отличие от всего, что было потом... ~*~ Первыми признаками того, что Том может быть недалеко, стали доносившиеся из джунглей звуки барабанов. А затем один из солдат сделал ужасающую находку: за пышно цветущими кустами с одуряюще сильным запахом обнаружился насаженный на кол совершенно обнаженный труп Гарри Дэвиса с развороченной грудной клеткой, из которой торчала остро заточенная верхушка кола. Сердце несчастного было вырвано, а гениталии отрезаны. — О, боже! — полковник отшатнулся прочь от увиденного. — Это... немыслимо! И только после этого они заметили неподалеку еще несколько кольев, на которые были насажены более старые трупы. В основном — негров. — Его надо вздернуть! — воскликнул полковой врач. — Нет, — мрачно ответил полковник. — Сжечь на костре, как колдуна. Солдаты перекрестились, и все постарались как можно быстрее покинуть эту поляну смерти. — Смотрите, там костер! — вдруг воскликнул врач. — И правда, костер, — ответил полковник. — Ружья на изготовку. Стрелять во все, что движется. — Полковник... — напомнил о себе сэр Томас. — Во все цветное, что движется, — тут же поправился полковник. Даже грохот барабанов не смог заглушить звук передергиваемых затворов... — О, боже! Том! — охнул сэр Томас, добравшись до поляны вместе с врачом — их полковник заставил идти последними. — Он жив, но без сознания, — сообщил ему врач, стараясь заслонить от взора отца свидетельства свершившихся здесь ранее непотребств. Но, увы, острый взор родителя успел заметить и следы семени на впалом животе, и раздвинутые ноги, и даже следы чужого вторжения в тело сына. — Что это?! — воскликнул он. — Думаю, вашего сына опоили чем-то и... — врач замялся, — совершили акт насилия. — Насилия? — Разве он согласился бы на... такое по доброй воле? — удивленно спросил врач. — Нет. Не думаю, — ответил сэр Томас и заозирался, ища, чем бы прикрыть наготу Тома. На лежащие на краю поляны трупы барабанщиков он не обращал ни малейшего внимания. ~*~ — Том, ты помнишь что-нибудь о своем похищении? — осторожно поинтересовался у сына за завтраком сэр Томас. — Похищении?! — воскликнул Том. — Но разве меня похищали? — Да. Какой-то сумасшедший раб опоил тебя, выкрал из дома и собирался принести в жертву. Как Гарри Дэвиса. — Но я ничего не помню, — обескураженно ответил Том. — Помню, что вечером отправился спать, а потом — вас, склонившимся надо мной. — Думаю, тебе лучше вернуться в Англию, — после долгого молчания сообщил сэр Томас. — Антигуа не самое подходящее для тебя место. Послезавтра как раз отправляется корабль в Англию. — Как скажете, отец, — на лице Тома засияла улыбка. ~*~ — Вот он! Держите его! — воскликнул полковник, прицеливаясь. — Вам меня не убить! — рассмеялся черный человек. Грохнул залп, бокора отбросило назад, но он лишь рассмеялся. — Вам меня не убить! — Стреляйте! Стреляйте же в этого ублюдка, черт вас возьми! Грохнул еще один залп, но именно в этот момент тело бокора будто стало таять, превращаясь в сгусток темноты и растворяясь в ночных джунглях, вставших перед преследователями непроходимой черной стеной. — Вы никому никогда не расскажете об этом, — деревянным голосом сказал солдатам полковник. — Никому и никогда. Чернокожий ублюдок убит и валяется где-то в джунглях, поняли? Ответом ему было молчание. — Поняли?! — Да, сэр, — мрачно ответил самый старший из солдат и повернул к поляне, на которой они оставили мистера Бертрама. Где-то далеко на востоке начал заниматься рассвет. ~*~ — У Тома страшная лихорадка! — всхлипнула леди Бертрам, прижимая пальцы к губам. — Все будет хорошо, мама, — успокаивающе улыбнулся Эдмунд и погладил ее по руке. — Правда? — Конечно. — Ты мне обещал! — прошептала леди Бертрам сквозь слезы и удалилась к себе. Эдмунд устало потер глаза и посмотрел на отца. — Врачи почти не оставляют надежды. Сэр Томас поджал губы и покинул спальню старшего сына. А тот метался по кровати, слыша далекий грохот барабанов и странное пение на незнакомом языке. ___ *Лавенн мвен - искаженное креольское "Моя королева"