Невеста

      Разодранные занавески пропускали лунный свет с улицы, и частицы пыли, растворяясь в нем, оседали на старой мебели. Осколки стекла валялись на прогнивших досках пола, а исписанные и обшарпанные стены больницы были заляпаны чьей-то кровью.       Бесшумно двигаясь, Леви старался аккуратней ступать на скрипучие половицы. Разбитые ампулы, раскиданные по полу, каждый раз причиняли режущую боль ступням. Кровавые отпечатки его ног тянулись от самого входа в подвал. Он шел босиком, сжав пальцы ног, стараясь перенести вес на пятки. Включив функцию ночного видения на камере, он начал озираться по сторонам.       В изумрудном цвете на экране были видны мелкие частицы грязи, которые оседали на объектив вместе с клубами пыли, поднимавшимися от любого движения. Он слышал собственное дыхание и разговор человека сверху, этажом выше. Впрочем, человеком это существо было сложно назвать.       Лечебница кишела психами, которые вышли из-под контроля врачей. Леви натыкался в коридорах на спятивших пациентов, и страх словно застывал в его жилах, парализуя тело. Чужие шаги, чужие разговоры – каждый малейший шорох вызывал всепоглощающий ужас. Ужас, отключающий логическое мышление и заставляющий безвольные конечности двигаться вперед.       Трясущимися руками Леви без разбора открывал первые попавшиеся двери, стараясь найти выход отсюда. Хотелось исчезнуть. Бежать из этого места без оглядки.       Чьи-то глухие шаги заставили его затаить дыхание и замереть на месте. Он вслушивался в шорохи в темноте, стараясь расслышать, откуда они могли бы доноситься. Чтобы в случае опасности броситься в противоположную от этих звуков сторону или затаиться где-нибудь под столом, в надежде, что источник шума пройдет мимо.       Шаги стихли за стенами, и только бормотание человека сверху все еще продолжало раздражать слух.       Леви двигался на ощупь к единственной двери в помещении.       Старые швейные машинки под толстым слоем пыли заполняли комнату. Стоило случайно задеть их, как на одежде оставалась грязь. Потянувшись к дверной ручке, Леви попытался надавить на нее и отпереть дверь. Но ручка лишь дернулась, а дверь не поддалась.       Наведя камеру на небольшое окно в двери, Леви отшатнулся от резкого шума и от искаженного гримасой лица за стеклом.       Человек за дверью смотрел прямо на него, буквально прожигая Леви насквозь своим безумным взглядом.       Глаза горели в темноте, а довольная улыбка расплывалась по лицу. Он скалился, он выглядел ненормальным. Леденящий страх закрался в душу, когда он смотрел на человека за стеклом. Нужно было бежать назад, прочь из подвала, куда угодно, но ноги будто одеревенели. Он словно прирос к полу из прогнивших досок, не в силах сдвинуться с места. Человек склонил голову, и Леви увидел, что часть его лица изуродована. Он продолжал смотреть на Леви, ни на секунду не переставая улыбаться. Его волосы были зализаны назад, виски выбриты, а на шее красовалась какая-то фиговина с блестящей стекляшкой. Его рубашка была вся в пятнах, и даже без четкой картинки с камеры можно было догадаться, что это – кровь. Чья-то кровь, быть может, охранника или врача.       Леви тихо начал отступать назад. Сердце бешено колотилось в груди, готовое остановиться в любую секунду.       – Дорогая, – позвал человек за дверью.       Леви, стараясь спрятаться от его взгляда, встал на колени и пополз обратно, петляя между столов со швейными машинками. Камера предательски запищала, сообщая, что энергия батареи на исходе. Забившись под стол, он приник к полу и пошарил в кармане, надеясь найти новую батарейку.       – Пожалуйста, выходи, – послышался голос уже где-то рядом. – Я прошу прощения за свою бестактность. Я не хотел тебя напугать.       Он выглядел как маньяк. Он был жутким и вселял страх, но его голос вовсе не был мерзким. Наоборот, он был приятным на слух, но от этого было не менее страшно.       Дрожащими руками Леви вставил батарейку, избавился от старой и, включив камеру, направил ее прямо перед собой. Изуродованная кожа и кровь на лице, безумные глаза и знакомая улыбка – вот что он увидел в объектив. Увидел – и сразу же упал без сознания от сильного удара по голове.       Медленно разлепив веки, он обнаружил перед собой белое свадебное платье со стекающими по нему струями крови.       Если бы он был где-нибудь в магазине одежды, то не удивился бы, увидев манекен в платье, но в психиатрической лечебнице он был совсем не к месту. И вряд ли это был манекен.       Нельзя было с точностью сказать, кто это, потому что голову человека накрывал платок, из-под которого струилась кровь, пачкая чудесное свадебное платье. Но судя по крепким раскинутым рукам, скорей всего это был мужчина.       В лечебнице большинство должностей занимали мускулистые санитары, которые усмиряли буйных пациентов. А медсестер в списках персонала можно было сосчитать по пальцам. Леви, который работал здесь раньше, знал это наверняка.       Всему виной было его чувство справедливости. Стоило ли то несчастное электронное письмо о незаконных опытах над людьми, которое он отправил некоему журналисту, всех тех мук, через которые Леви сейчас проходил? Сидел бы и работал дальше в своих подземных лабораториях, так нет же!       Руки ныли, а к головокружениям, появившимся после проведенных с ним тестов, прибавилась тупая боль. Кое-как придя в себя, он посмотрел на руки. Кисти были примотаны к подлокотникам стула, а сам он оказался голым.       Да, он сидел привязанным, совершенно обнаженный. Было холодно, голова трещала, и руки ныли от туго стягивающих веревок. Стул не казался надежным, и при желании его легко можно было сломать – упади он на пол, стул просто развалился бы под ним. Проморгавшись, он начал озираться по сторонам, чтобы найти хоть какую-нибудь лазейку, чтобы сбежать.       Окна были завешены тканью так плотно, что ни малейший луч света с улицы не мог просочиться в помещение. Медленно повернув голову в сторону, Леви увидел пустые стулья, составленные в ряд. Он сидел в центре прохода, а тот самый труп, который он принял за манекен, возвышался, словно на алтаре.       Вообще это всё походило на приготовления к свадебной церемонии, только вместо гостей должны были быть не совсем нормальные люди. А вместо жениха был он сам. Или же ему отвели другую роль?       Холодная широкая ладонь легла на его обнаженную кожу, и пальцы сжались на плече. Псих с безумной улыбкой и чертовски приятным голосом обошел Леви и встал перед ним. Свет из-за спины Леви падал прямо на этого человека, и теперь его можно было рассмотреть в мельчайших подробностях.       Это был высокий светловолосый мужчина с такой аккуратной и гладкой прической, что в волосах играли блики. Глаза были ярко-голубыми, но из-за того, что правая половина лица была изуродована, белок одного глаза отёк и стал красным от крови. А та блестящая фиговина, которую он увидел за стеклянным окном, оказалась галстуком-боло с зеленым камнем.       Мужчина перестал скалиться, и его губы тронула легкая улыбка.       Резко преодолев расстояние между ними, он приник к уху Леви и, выдохнув, провел языком по ушной раковине. Не успев даже дернуться, Леви уставился на человека, который так же резко отстранился от него, как и прильнул.       – Прости, прости меня... Где были мои манеры? – сказал он, глядя на Леви.       Язык словно присох к нёбу, и Леви казалось, что он разучился дышать. Он был один на один с психом и знал, что никто не придет на помощь. Похоже, человек сверху, который разговаривал сам с собой, добился того, чего хотел – загнал Леви в чертов подвал, из которого не было выхода. Леви сам пришел к своей смерти. Он не знал, что собираются с ним сделать, но был уверен в одном: мирное совместное чаепитие в программу не входило.       Человек с безумной улыбкой сел на подлокотник стула, прислонившись к нему и опираясь другой рукой на второй подлокотник.       – Тебе нравится платье? – спросил он, кивком головы указывая в сторону трупа в белоснежных одеждах.       Леви сидел, уставившись остекленевшими глазами на бездыханное тело. Он и сам сейчас напоминал себе живой труп. Было страшно. Страшно от безысходности, страшно от того, что он не знал, что произойдет дальше. Ему казалось, что этот ненормальный пациент чувствует его животный страх и наслаждается им.       – Знаешь, – продолжил мужчина, приникнув еще ближе, – мама часто говорила мне: “Женись, сынок, и ты поймешь, как счастлив можешь быть”.       Леви дернулся от звука, а когда скосил глаза в сторону, увидел лезвие ножа, сверкнувшее в свете тусклой лампочки.       – Я думаю, ты будешь лучшей из всех. Я так долго ждал тебя.       Концом лезвия психопат слегка ткнул в щеку, надавливая и с интересом наблюдая за первыми каплями крови на чужом лице.       – Ты будешь совершенной, я уверен в этом. Не как все эти шлюхи, эти продажные и недостойные женщины. Мама хотела, чтобы я взял в жены чистую и непорочную женщину. А я знаю, что ты именно такая.       Леви не знал, стоило ли доказывать, что он не является женщиной, но, похоже, психу было все равно, кто перед ним сейчас.       Он встал со стула, перекрывая Леви обзор.       – Я хочу детей. Когда ты родишь мне, мы будем большой и счастливой семьей. Я вырос без отца и знаю, как это тяжело, поэтому сам хочу стать хорошим отцом нашим детям, – вдохновенно проговорил он, поднеся нож к лицу Леви и скользя лезвием по подбородку. – Но для начала нам нужно провести церемонию.       – Но я не смогу тебе родить, – осмелившись подать голос, сказал Леви.       – Нет? – кинувшись к нему, спросил псих, складывая нож и убирая лезвие. – Дорогая, ты не хочешь быть счастливой рядом со мной?       – Но я не женщина.       – Конечно, сейчас ты не женщина. Но ты станешь ею. Ты станешь моим произведением искусства. Ты станешь честной женщиной после нашей свадьбы. И у нас будет много детей.       – Да ты гребаный извращенец! Я не могу стать женщиной!       Кричать было бесполезно. Но его раздражал этот человек с бархатным голосом и страшным лицом. Раздражал и пугал своими маниакальными идеями. Дикими идеями.       Он хочет сделать из него женщину?! Невесту?       Псих вновь блеснул лезвием, раскрывая нож, и одним движением разрезал веревки на его запястьях. Легко приподнял его и сел сзади, стискивая ногами и схватив поперек туловища рукой.       – Тише, тише. Но, милая, ты все равно будешь моей. Те, другие, они просто не созданы для любви, они не достойны ее. А ты... Ты будешь ею. Просто срежем с тебя всю эту вульгарность. – Произнес он, касаясь холодным лезвием ножа его члена.       Леви вытянулся, застыв и перестав трепыхаться. Лезвие переместилось выше, касаясь живота.       – Сделаем надрезы здесь, – продолжил псих и надавил ножом на кожу под соском, проведя линию, – и здесь.       Две алых полосы теперь красовались поперек груди. Кровь стекала ниже, капала на живот. Леви напрягся, подаваясь вперед и пытаясь вырваться из сильных рук своего «жениха».       Качнувшись, стул начал заваливаться вбок. Размазанные картинки вновь появились у него перед глазами, расплываясь и накладываясь друг на друга. Голова раскалывалась, а взгляд блуждал по полу.       Сознание помутилось, он больше не воспринимал происходящее.       Леви поднялся на ноги, ничего не соображая.       Ринувшись к куче тряпья рядом со стулом, он сгреб в охапку свою изрезанную одежду и на дрожащих ногах поплелся к дверному проему, заставленному шкафами. Узкая щель между мебелью сейчас была его единственным спасением из этого ада безумия. Он шел вперед, хватаясь за стены и замечая краем глаза, как его «жених» отбивается от крупного человека с цепями, обмотанными вокруг кулаков.       Лампочка лопнула, и все снова заволокло чернотой.       Протискиваясь между шкафами, он начал медленно продвигался к выходу из комнаты.       Обернувшись, он увидел, что чья-то рука тянется вслед за ним. В темноте он не смог распознать, кто это был: его спаситель или же его мучитель?       – Тварь, – донесся все тот же знакомый, в какой-то степени приятный голос. – Ты такая же, как и все остальные!       Леви зажмурился на пару мгновений и вновь зацепился взглядом за блеснувшие во тьме глаза психопата.       – Мы могли бы быть красивыми, – сказал человек с безумной улыбкой, вновь потянувшись к нему рукой.