Пташка

Сид очень любит воду. Он говорит, что у воды ему спокойнее - Диего не возражает. В этот час рядом с доками тихо и безлюдно. К причалу не привязано ни одного судна и только возле берега, под натянутым тентом, валяется пара осиротевших, проржавевших до основания лодок: старая краска на заплесневевших от сырости боках давно облезла и теперь больше напоминает изъеденную проказой кожу. - Не рыбный сезон. - Поясняет Сид, и Диего зачем-то кивает в ответ. Сид идет впереди, его длинные хилые руки болтаются по бокам, как тряпичные крылья игрушечной мельницы. Когда они подходят к пирсу, в нос моментально ударяет тяжелый илистый запах воды и размокшей древесины. Прогнившие и потемневшие от влаги доски прогибаются от каждого шага, и Диего кажется, будто он продвигается по опасному подвесному мосту, переброшенному через бесконечную пропасть. В любую минуту ненадежная опора уйдет из-под ног и тогда он навсегда провалится в эту бескрайнюю черную бездну - Диего с детства не выносил воду. Усыпляющий плеск волн, ударяющихся об отсыревшие деревянные сваи, только внешне казался таким безобидным, Диего знал точно - спокойствие это мнимое. Диего смотрит, как Сид беспечно подходит к самому краю пирса, сгибается пополам и перевешивается через низкие перила, болтая в воздухе своими тощими белыми ногами. Похоже, он действительно находит это ужасно забавным: ему весело смотреть, как абсолютно несчастный Диего едва сдерживает себя, чтобы не зарычать на него и не оттащить прямо за шиворот, потому что скользкие мурашки пробегают по шее, а в груди все будто сжимается и переворачивается вверх дном, когда он так близко наклоняется к этой холодной мутной воде. - Ну все, хорош. Слезай оттуда. - Нее-ет, не слезу пока ты не признаешься. - Опять ты за свое! - Просто признайся, что не умеешь плавать. Господи, как же он ненавидит его за эти дурацкие выходки. Диего стискивает зубы еще крепче и отводит взгляд в сторону, пытаясь зацепиться за что-то более реальное. Вдалеке, одетая в ярко желтый дождевик, маячит фигура работника при шлюзах, перегнувшись через бортик, он пытается вытащить мусор, который течением прибило к заслонке. Вокруг него бегает, весело виляя хвостом, большая лохматая собака. Она налетает на мужчину и что есть силы бьет его по спине своими здоровенными, мощными лапами. Высунув из пасти свой длинный розовый язык, собака из-за всех сил пытается обратить на себя внимание хозяина. Своими повадками она чем-то напоминает ему Сида - игривое, бестолковое и вечно голодное существо. - Все, я ухожу. - Эй, ну ладно тебе. Диего. Диего, блин! Я же просто пошутил. Эй, куда ты? Не уходи! Ну все, смотри - я слез! Честно! Диего старается не оборачиваться, пока спускается на сушу и только, когда в его спину со всей скорости влетает Сид, он наконец-то может выдохнуть. Почти каждый день они приходят в это безлюдное, забытое всеми богами место. Песчаная пустошь, расположенная между шлюзом и пристанью, равномерно усыпанная корягами и ветками, вызывает одно уныние. Диего не может понять, зачем они постоянно приходят сюда. Плоский ландшафт перед глазами наводит на такие же тоскливые и плоские мысли, а серое небо над головой с густыми, грязно-белыми тучами наваливается на плечи, заставляет щурить глаза от резкости унылого пейзажа. Диего садится на корточки подальше от берега, наблюдая, как проваливаясь пятками в рыхлую зыбь песка, Сид снова подходит к самой кромке воды, останавливается, а затем долго смотрит себе под ноги, куда набегают ленивые, мутные волны. Ветер шумит в ушах, как новая подарочная упаковка, и Сид что-то говорит, но невозможно разобрать ни слова. - Ты что-то сказал, Сид? Я ни черта не понял. Ебаный ветер, иди сюда! Сид кивает и послушно плетется обратно. Он падает рядом, падает прямо на песок своей тощей костлявой задницей. Он берет какую-то палку и долго вертит ее в руках, пока не начинает выводить на песке какие-то сложные замысловатые узоры. Какое-то время они просто сидят молча: Сид ковыряется в песке, а Диего бездумно наблюдает за его действиями. - Я устал. Диего смотрит на Сида внимательно и серьезно, как и всегда - готовый выслушать и понять... ну, или хотя бы попытаться. Сид обводит лицо Диего беглым взглядом, на секунду задерживаясь на его глазах, но потом отворачивается и долго молчит, так долго, что Ди уже и не ждет, что он скажет что-то еще. Но он повторяет. - Я устал, Ди, очень устал. Я как хренов Форрест Гамп, вечно бегу куда-то. Сиду кажется, что Диего его не слушает, но он все равно продолжает говорить. - Знаешь, иногда мне хочется стать птицей и улететь куда-нибудь очень, очень далеко, чтобы никто не знал меня и чтобы я тоже забыл о своей прошлой жизни. Диего молчит, и Сид вскоре тоже затихает, смолкает резко и окончательно, словно связь оборвалась. -Зяблик. -Что? -Будь ты птицей, ты был бы зябликом. -Эй, знаешь что? Сид злится на Диего. Ему хочется загрести в ладонь побольше песка и швырнуть им прямо в его нагло ухмыляющуюся морду, чтобы он потом отплевывался и хватался за глаза. Диего смотрит на Сида, и ему весело. Просто очень весело. Его вообще очень забавляет грозный вид Сида. То, как он поджимает губы и смотрит исподлобья, как раздуваются его ноздри. -Да пошел ты. Диего улыбается, и Сид пытается вспомнить, когда он в последний раз видел, чтобы кто-нибудь улыбался ему вот так - ласково и просто. У него ямочка на одной щеке, и Сид вспоминает, как кто-то, кажется, его же бабуля рассказывала ему, что ямочки бывают только у тех, кто часто улыбается. Конечно же, это все ерунда, но, черт, Сиду однозначно нравится эта улыбка. У него такое чувство, будто он только что своими глазами увидел падающую звезду или северное сияние. Редкое явление - улыбка на лице Диего. Она смягчает острые черты его лица, размягчает сердце Сида. Диего подносит руку к его лицу. Его средний палец прямо у Сида перед носом. Он на секунду скашивает глаза, а затем хмурится, еще раз посылает Ди куда подальше. Сид одергивает его руку от своего лица и тогда Диего, все еще смеясь, хватает его за шею, притягивая ближе. -Иди сюда, пташка. Он валит Сида на спину, вдавливая всем своим немаленьким весом в холодный, сырой песок, а потом целует, сразу и по-настоящему. Губы у Диего горячие, такие, что обжечься можно, и Сиду кажется, что его рот сейчас расплавится и потечет, как подогретый на плите воск. Горячие губы над ним и холодный песок, забивающийся за воротник. Диего углубляет поцелуй, и Сид покорно прикрывает веки. Наверное, это покажется странным, но у Сида совсем нет ощущения, что они делают что-то неправильное или неприличное. Их так часто подкалывали, называя голубками, сладенькой парочкой, что Сид даже нисколько не удивлен, что это наконец случилось. Именно случилось и именно так: с песком в волосах, упираясь в чужие колени, доверчиво двигаясь навстречу, меняя свои вдохи на чужие, неровные выдохи. Да, так и должно быть - хорошо и очень-очень жарко - просто здорово, на самом деле.