Наверстать упущенное

      Аэропорт Сиднея бурлил, принимая гостей из разных стран и отправляя их новыми самолётами в разные концы мира. Даже можно было поверить, что это большое здание — невероятное живое существо, растянувшее свои лапы на большой участок земли. И Соске, выходя из коридора для прибывших и замечая знакомую тёмно-рыжую шевелюру, вдруг подумал — вот оно, сердце этого аэропорта. Самый яркий, самый острозубо-улыбчивый — Рин встретил его тёплым «Привет», и явный американский акцент был ему под стать.       Прошло уже почти пять лет с того момента, как они виделись вот так, вживую, когда можно было протянуть руку и коснуться не экрана монитора, а чужой лёгкой куртки и отросших немного волос. И это пугало. Соске чуть было не сделал шаг назад, когда Рин, скользнув в толпе, почти что вынырнул перед ним, перехватывая ручку спортивной сумки. Словно предчувствовал, что его может затопить странная паника. Ведь теперь просто так не отключишь телефон или поставишь в скайпе статус «невидимый», когда душу грызёт желание сказать что-то большее, чем просто поведать об учёбе и радостях будней. Теперь на любой прямой вопрос придётся ответить, не увиливая в сторону, потому что взгляд Рина стал ещё более цепким за эти годы. И потому, что Соске достаточно было даже и какой-то пары вот этих минут, что они стояли друг напротив друга посреди шумного аэропорта, чтобы понять, как всё же он безумно соскучился по Мацуоке.       Рин всё же сделал первый шаг — как всегда. Соске прикрыл глаза, когда тот, пристально глядя ему в лицо какое-то время, всё же резко и порывисто обнял его, крепко сжимая грудную клетку. Ремень сумки неудобно сдавил плечо, кто-то задел его со спины, бегло извинившись за это, но Ямазаки даже не обратил на это внимания. Какое дело до того, что происходит вокруг, когда Рин горячо дышит куда-то ему в шею, так же, как и он сам, не зная, что нужно сказать.       В Сиднее всего семь утра — рейсы из Токио всегда прилетают рано, но солнце уже давно взошло, и Соске даже был готов поклясться, что оно прогревало и сквозь крышу такси. Наверное, можно было и подремать в уютном тепле, но разве возможно было даже закрыть глаза, когда Рин сидел рядом с ним настолько близко, что касался его бедра своим? И даже сквозь ткань джинсов чувствовалось, что у него горячая, загоревшая под австралийским солнцем кожа, наверное, чуточку солёная на вкус, а ещё от неё точно немного пахнет ментолом — вряд ли Рин изменил своим привычкам и теперь использует другой гель для душа.       Иногда Соске казалось, что он знает о Рине всё. Но вот теперь, сидя бок о бок с ним на заднем сидении такси, он понимал, что этого повзрослевшего Рина, молчаливо сверлящего его глазами с лёгкой улыбкой, ему придётся узнавать заново.       — Даже не верится, что я всё-таки дождался, — голос Мацуоки ласкает, и Соске готов растаять от знакомых хрипловатых ноток в нём — теперь всё их очарование окутывает его, а не съедается помехами в сети и плохим микрофоном.       — Я всё боялся, что опоздаю, — тихо проговорил Соске, хотя знал, что таксисту абсолютно всё равно до их разговоров.       — Опоздаешь? Хм, да я бы подождал сколько угодно, лишь бы знать, что ты готов, — Рин немного наклоняется к нему, и Соске чуть было не тянется губами к его скуле.       Готов... Он не готов вновь плавать бок о бок с Мацуокой. В какие-то моменты он даже не готов посмотреть ему в глаза, понимая, что теперь он, простой, только что выпустившийся тренер по плаванью, слишком далеко от успешного спортсмена. И эту разницу не уничтожить, не наверстать упущенное за пять лет.       Плечо уже давно не болит, но Соске всегда кажется, что на вот таких мыслях о Рине старая травма начинает напоминать о себе — словно затекает, деревенеет мышца. А вот в голове наоборот искрами опадающий костёр обжигающих мыслей, объединённых одним словом.       Не готов.       Но, наверное, Рин думает совершенно по-другому, показывая ему свободную комнату в своей квартире. Хоть и видит, что Соске пока ещё сомневается, стоит ли опускать сумку на пол светлой комнаты. И говорит, как ни в чём не бывало:       — Я голодный как чёрт. Давай, ты пока в душе будешь, сделаю что-нибудь, — Рин улыбается во все тридцать два, выуживая из шкафа большое полотенце. — И мне плевать, что тебя кормили в самолёте, завтрак всё равно не помешает.       — О, а в школе ты готовить не умел, — Соске ловит на лету полотенце.       — Ну так один живу теперь, пришлось научиться. Ладно, иди мыться, а то не могу смотреть на твой потрёпанный вид, — Рин шутливо толкает его в спину, а сам, напевая что-то себе под нос, отправляется в кухню.       Прохладный душ немного остудил мысли, и Соске даже улыбнулся, замечая на полочке гель для душа. Ментоловый. Всё же действительно не ошибся. Не выдержав, он протянул руку к тёмно-зелёному бутыльку, выдавил себе на ладонь вязкую жидкость с резковатым запахом. И усмехнулся сам себе, понимая, что эта чёртова зависимость от Рина доведёт его до сумасшествия.       Ведь ещё пару лет назад, когда они были разделены океаном и несколькими часами полёта в самолёте, всё было легче. Можно было просто, поговорив по скайпу, прикрыть глаза, представляя, что это Рин, а не он сам обхватывает ладонью его член, что это прикосновения давно любимого человека доводят его до оргазма, а не просто его жалкие попытки приласкать себя. Ну а потом... Потом можно было бы вытащить из холодильника пиво, заглушая им тоску, после размазывая пьяные слёзы. И так бы всё продолжалось, возможно, он даже бы завалил экзамены и вылетел бы из университета, если бы не Макото, с которым они совершенно внезапно стали друзьями. И если бы не Харука, которого Тачибана привёл с собой в квартиру изнывающего Соске, успевшего уже открыть бутылку пива. Тогда Нанасе просто окунул его головой в ванну с прохладной водой, и, слыша его резкий злой голос, его слова — «Как ты можешь делать так, когда он ждёт» — Соске понял, что на самом деле они всё знают. И всё прекрасно понимают.       Из кухни завлекающе пахло поджаренным беконом и свежесваренным кофе, и Соске, вытерев волосы чуть ли не досуха, решительно сделал шаг внутрь. И замер, так и не решаясь сделать следующий, наблюдая, как Рин, притоптывая ногой в такт льющейся из динамика телефона задорной музыке, ждёт, пока наполнится кофейник в кофеварке.       — Тебя всегда тянет танцевать в кухне?       — Меня тянет танцевать везде, где я только слышу музыку, — Рин поворачивается к нему, и Соске любуется его плавными движениями. — Знаешь, мышцы просто требуют работы, движения.       — Понимаю, — кивает Соске, и Рин хитро прищуривается, нажимая на кнопку телефона. Быструю мелодию сменяет другая, более медленная, но при этом не менее чувственная.       — Тебе бы тоже не мешало попробовать, — Мацуока протягивает руку, ухватывая удивлённого Соске за запястье, — а то ты деревянный какой-то.       Ямазаки не успевает даже заметить, как Рин, устроив ладонь у него на талии, закруживает его в подобии вальса, и то, что он ниже, не мешает ему вести и направлять в движениях. И, что ещё более удивительно — Соске быстро подстраивается, в такт переступая ногами.       Мелодия заканчивается, и последним её аккордом выходит быстрое звяканье кофеварки, но они всё равно медленно кружат вокруг кухонного стола.       — Вот так намного лучше, — тихо говорит Рин, даже ни капли не запыхавшись. Он замирает, но кажется, он до сих пор ведёт, правда, уже в другом танце — быстром танго участившегося дыхания Соске, почувствовавшего, как Мацуока тёплой ладонью, лежавшей до этого у него на поясе, теперь медленно провёл по его боку, замирая на правом плече. Том самом плече, до которого когда-то даже не думал коснуться, боясь причинить боль. Ведь её и так уже было слишком много.       — Я скучал, — Рин говорит это уже без улыбки, и в его глазах Соске видит странную тёплую грусть.       — И я, — отвечает он, с трудом перебарывая в себе желание сделать шаг к Рину, прижаться к его телу, чтобы добраться до пьянящего чувства единения, о котором так долго мечтал.       — Тогда чего ты боишься сейчас? — Рин вцепляется пальцами в его плечо. — Заставляешь меня ещё ждать...       Соске не дал ему договорить. Рин только сдавленно охнул, когда Ямазаки резко прижал его к краю стола, но почти сразу довольно оскалился, обнимая его за шею и подставляя губы под жадный нетерпеливый поцелуй.       Прикосновения Соске к его телу, волосам, были нетерпеливыми, словно он пытался не оставить ни одного местечка на нём, к которому не прикоснулись бы его ладони. Казалось, он даже собрался забрать своим голодным поцелуем весь воздух из лёгких Мацуоки, но Рин был абсолютно не против — ведь в своих собственных снах он давно уже видел, как целуется с Соске до шума в висках, и наяву этот коктейль ощущений из удовольствия и странного покалывания в груди был невероятным.       — Пойдём, — он мягко оттолкнул Соске от себя и кивнул на выход из кухни.       — Рин, подожди... — Соске, проведя ладонью по лицу, зарылся ей в ещё немного влажные после душа волосы. — Я же... Я не смогу остановиться.       — Не останавливайся, — громко проговорил Рин, глядя на него в упор, и Ямазаки, уже не раздумывая, кивнул.       В комнате Рина царила приятная полутьма из-за задёрнутых тяжёлых штор. Соске садится на кровать и поднимает взгляд на стоявшего перед ним Рина, который медленно и с особой грациозностью стягивает с себя футболку, роняя её на пол.       — Знаешь, я всё думал о том дне, когда ты решишься ко мне приехать. Прокручивал в голове каждое слово, что тебе скажу, — Рин подходит к небольшому компьютерному столу у стены, выдвигает ящик, и Соске понимает, что он был готов к тому, что всё же он не выдержит, не сможет сдержать свой голод в отношении него — в пальцах Мацуоки виден тюбик со смазкой. — А сейчас я даже не могу ничего сказать, всё, что я заготовил... У меня только одно «я люблю тебя, придурок» в голове, — он улыбается, кидая смазку прямиком в ладони Ямазаки, и начинает расстёгивать на себе джинсы. — Вот чёрт, надо же было сказать это тогда ещё... Но как же это было страшно, да?       Соске сглатывает собравшуюся во рту слюну, когда Рин стягивает с себя джинсы вместе с трусами. Ему и сейчас страшно, не то что тогда — Ямазаки смотрит на свои ладони и видит, что пальцы, в которых он держит нагревшийся тюбик смазки, подрагивают от напряжения. И возбуждения.       Он быстро снимает с себя футболку, которая, кажется, чуть ли не душит его, и протягивает Рину ладонь. Мацуока, сжимая успокаивающе его пальцы своими, делает к нему шаг, и Соске, положив другую ладонь на его упругие ягодицы, прижимается лбом к его животу, целует мягко и осторожно каменно-твёрдый от постоянных тренировок пресс и, всё же подчиняясь отголоскам своих давних фантазий, дразняще проникает языком во впадинку пупка, чувствуя пальцы Рина в своих волосах и слыша его сдавленный вздох.       В какой-то момент Соске смутно осознаёт, что он уже стоит на коленях перед Мацуокой. Собственный член уже возбуждён, на него давит замок джинсов, но руки Ямазаки заняты — он помогает себе, придерживая истекающий член Рина рукой, ласкает пальцами его яички и мошонку, между тем уже пропуская покрасневшую головку уже себе в горло. Он первый раз делает минет, но, похоже, Рину нравятся его старания, движения его языка и губ, потому что Мацуока, не сдерживаясь, стонет и ещё больше зарывается пальцами в его волосы каждый раз, когда Соске сильнее сжимает припухшие губы.       — Подожди, — голос Рина звучит глухо, и Соске непонимающе смотрит на него, когда он резко отстраняет его от себя. Мурашками по коже пробегает ужасная идея о том, что он сделал что-то не так, но Рин только ласково проводит ладонью по его щеке, касается пальцами покрасневших влажных губ и хрипло произносит:       — Встань.       Соске поднимается на ноги и благодарно целует скулу Рина, чувствуя, как тот расстёгивает на нём джинсы. Ямазаки снимает с себя бельё и чуть не стонет от приятного ощущения, когда его член больше ничто не сдавливает. Волнение всё равно берёт своё, и Соске садится на кровать, во все глаза наблюдая за тем, как Рин, выдавив на пальцы смазку и расставив ноги, умело растягивает себя. Тот замечает его взгляд и, высвобождая пальцы из собственного ануса, хрипло говорит, вновь выдавливая смазку на ладонь:       — После разговоров с тобой я часто пробовал это... Думая, что это ты. Что это твои пальцы.       Соске пьяно улыбается в ответ на его слова. До чего же, оказывается, они с ним похожи...       — Ты потом... научишь меня? — сдавленно выдыхает он в губы усевшегося ему на колени Рина. Тот только кивает, скрещивая ноги за его спиной, и едва сдерживает вскрик, чуть приподнимая бёдра и опускаясь на его член. Он помогает себе ладонью, направляя член Соске в свой растянутый анус, а после тут же обхватывает Ямазаки, целующего его щёки, за плечи и замирает, наслаждаясь ощущением его члена в себе.       Горячие ладони Соске ложатся ему на бёдра, и Рин воспринимает это как знак начинать. Он приподнимает бёдра резко, быстро, но Соске, влажно целующий его шею, действует ещё жёстче, иногда даже излишне грубо насаживая его на себя. Но Рину это нравится, он сходит с ума от пошлого звука, с которым его ягодицы шлёпаются о бёдра Ямазаки, ведь он уже знает, что после Соске обязательно будет целовать оставленные своими пальцами синяки и гладить его по ягодицам. По-другому и быть не может.       Рин уже хрипло скулит, когда пальцы Соске парой быстрых движений проводят по его члену, и он кончает, пачкая спермой его пальцы. И в тот же самый момент Соске особенно сильно хватается за его бёдра, насаживая на свой член до упора, выбивая самый хриплый и громкий стон, в котором слышится его имя. И Рин расслабленно утыкается лбом в его плечо, чувствуя, как в анусе растекается горячая сперма. Он наслаждается этим ощущением измотанности и заполненности, поэтому даже протестующе мотает головой, когда Соске собирается приподнять его за бёдра и выйти из него.       Они ничего не говорят, только тяжело дышат, развалившись на широкой кровати некоторое время спустя. Рин устало улыбается, думая о том, что готов бы повторить это ещё раз, но всё же обеспокоенно косится на Соске и, придвинувшись к нему, собственнически закидывает на него ногу и кладёт ладонь ему на грудь.       — Ты останешься, — он не спрашивает, он уверенно заявляет об этом, зная, что Соске с ним согласится.       — Останусь, — Соске накрывает его ладонь своей, и тогда Рин улыбается уже во все тридцать два, понимая, что больше не чувствует в Ямазаки того раздражающего сомнения и страха. А ещё ухмыляется своей собственной догадливости — ведь он уже успел разузнать, где в Сиднее требуется тренер по плаванью.       Соске, почти что кожей ощущая его фирменную акулью улыбку, расслабленно жмурится. Пугающий его недавно срок в пять лет, что разделял их, словно пропасть, теперь был забыт, сменившись ярким желанием искоренить даже воспоминания о том времени, когда они были не рядом друг с другом. И, судя по лёгкому поцелую Рина в его плечо, это желание наверстать упущенное было не только у него.