Искра

Судья Фролло не был ни священником, ни монахом – ни тело, ни дух его не принадлежали церкви, но от этого он не переставал быть верующим. Верующим, способным любой свой поступок верой и оправдать, ведь… Если злодеяние совершается во имя веры и высшей справедливости, это и не злодеяние вовсе, верно? Судья Клод Фролло не грешил, он лишь иногда сходил с пути истинного, чтобы не давать грешить другим и воздавать им по поступкам их. Архидьякон при соборе не был способен это сделать, и, очевидно, Богу понадобился другой наместник на земле. Наместник этот, конечно же, был бы идеален, если бы не был человеком. Судья Клод Фролло не принадлежал к духовенству, что делало его человеком обычным в некотором роде – и только лишь просвещенностью своей он мог противостоять тем соблазнам, коим люди простые поддавались. Судья Клод Фролло был готов душить в себе любую искру, но выходило у него не всегда – и тогда он довольствовался принципом зла меньшего. Эта цыганка была слишком, слишком порочна, что вызывало в душе его странные чувства, что он с трудом мог определить. Он не разделял для себя ни мужчин, не женщин; знал, каково это, когда представляешь чью-то обтянутую тугой веревкой петли шею, хрустящий позвоночник и синие пятна на коже того, кого хочется задушить собственными руками… Это было не то чувство, а то, о чем судья Фролло старался не думать, он привык давить в себе за счет других людей, людей, которые не расскажут и не… – Я не разрешал тебе уходить, капитан, – произнес он как всегда спокойно, но вместе с тем и властно. Это были последние слова, что он смог сказать так – душа горела слишком сильно, и не только душа. Феб замер, и рука его привычно легла на рукоять меча. – Скажи, капитан, тебе приглянулась та цыганка? – скривились пальцы Фролло, и бровь его красноречиво изогнулась. Капитан неловко отвел взгляд, покосился на свои ботинки, а потом слабо улыбнулся. Фролло знал, о чем он думает – что ни скажи, а Фролло поймет, что да, так и есть. Он и сам прекрасно понимал своего капитана, но вот не мог позволить себе… Позволить себе столь отвратительные мысли, но вот другие в его голову весьма охотно заместо тех ложились. – Вызывает ли жар у твоего тела воспоминание о ней? – медленно, на дрожащих под длинной одеждой ногах подошел к нему судья, костлявой рукой сжимая плечо в броне. Капитан Феб был миловидным мужчиной, а в форме смотрелся просто прекрасно. Не зря Фролло выбрал его, кроме того, зная армейские порядки… Он был уверен, что капитан поймет его. Это давно уже должно было стать для него привычным, Фролло знал почти на сотню из сотни: под его добротой и благородством кроется душонка такая же, как и у остальных простых людей. Иначе и быть не могло. Судья Клод Фролло сейчас ненавидел себя, но остановиться пусть и желал – пока не мог. – О ее распутном танце, горячном и страстном? – заглянул Фролло в глаза капитана, стараясь не дать тому в свою душу заглянуть. Он не увидел там протеста, и это было хорошо – поэтому он мягко повел Феба к стене, заставляя того упереться в нее спиной. Губы вмиг стали сухими, и Фролло болезненно вздохнул, борясь с желанием облизнуть их. В силу своего возраста он выглядел не очень представительно, но вести себя, как распутная девка, не собирался в любом случае. – Быть может, тебя поразило ее приворотное заклятье? Ведьма, – прошептал судья сильно и тяжело, сжимая пальцы на плечах капитана до боли, а потом рука его опустилась чуть ниже, на грудь. – Сжигает изнутри, не правда ли? Капитан Феб был очень желанен для судьи Фролло, и сейчас, сейчас он старался отогнать из головы своей все мысли об Эсмеральде. Если думать об этом человеке, о том, кого в объятиях сжимаешь и чьи губы лобызаешь, вполне можно почувствовать себя удовлетворенным. Капитан Феб сейчас нужен был судье Клоду Фролло, нужен как глоток чистого воздуха после этого запаха гари, что преследовал их обоих. Но при всем при этом Фролло его ненавидел. – Да, сжигает, – кивнул нехотя капитан, а потом вздохнул прерывисто и громко, ощутив тяжелые прикосновения судьи к себе. Броня оказалась недостаточной защитой от этого человека, и Феб… Феб даже не знал, что и делать. – Боишься ли ты сгореть? – проникновенно вопросил Фролло. Взгляд его начал затуманиваться, пусть разум и был почти чист – он все еще сопротивлялся, сопротивлялся себе самому и всем своим дьяволам сразу… Он дышал так неровно, он был так близко, что почти целовал светлые волосы своего капитана. – Не боитесь ли вы сгореть в пламени греха? – тихо ответил тот, и только сейчас лицо его настоящее увидел Фролло. Капитан не улыбался, пусть и злости на лице его не было. Но взгляд Феба был не легок, совсем не легок. Клоду Фролло нужны были эти глаза, эти руки и это тело, потому что он угорал изнутри, от самого сердца, потому что позволил искре разгореться, разыграться и превратиться в самый настоящий пожар. Судья Клод Фролло пусть и не был священником, но человеком являлся просвещенным. Он был другим, не таким, как дураки на улице, он был ученым мужем, и осознание этого совсем немного тушило огонь. Пар продолжал так же обжигать. – Капитан, – столь же неслышно произнес он, как и до этого говорил сам Феб. Закончить слова свои не смог, но вот мысль прозвучала в голове даже слишком громко: «Я способен контролировать себя». И сейчас правда оказался способен, силы на это дали ему не страсть и желание, нет. Ненависть. Клод Фролло ненавидел себя, капитана Феба, распутную цыганку, архидьякона и весь ничтожно глупый люд. – Я думаю, иногда и вам нужно молиться, судья Фролло, – мягко коснулся его руки капитан, а потом, отодвинув в сторону мужчину, отошел в сторону. Сделал пару шагов, и те отозвались в высоких потолках гулом – а Фролло только посмотрел ему вслед. Он бы лучше разорвал себе грудь и вырвал свое сердце голыми руками, чем покаялся. Ведь совесть судьи Фролло была чиста – но то, что остановило его… Это не была совесть. Фролло думал, что это был один из его чертей.