***
Алекс наконец-то смог направить свою энергию в нужное русло, не покалечив при этом окружающих. Невеликий успех, по мнению Эрика, но все остальные считают любую мелочь поводом для праздника. Чарльз с ними соглашается и считает своим долгом если не организовать массовую попойку, то хотя бы принять в ней участие. Он пьян настолько, что глупый, четвёртый подряд проигрыш не вызывает у него ничего, кроме радостного смеха. — Прости, Эрик. Я сегодня не в форме. — Да уж явно, — Эрик тянется к белому королю, чтобы положить его набок, но вместо дерева замершие над доской пальцы касаются руки Чарльза, попытавшегося сделать то же самое. Неконтролируемый поток чужого сознания накрывает его с головой. Тело, похожее на ум: острое, холодное, резкое, ничем не отличается… Сильный толчок – Эрик ударяется спиной о стену и чувствует привкус крови: своей и чужой, рефлекторно слизанной с обкусанных губ. …Я чувствую и то, и другое; касаюсь и того, и другого; всего один барьер… Пальцы Чарльза расстёгивают ширинку, и Эрик судорожно выдыхает: рука на его члене ощущается, как его собственная, наслаждение и движение неразделимы, разницы нет, хотя она должна быть, но это уже неважно. …Ты же всё давно понял, и мы оба молчим, как подростки, полный идиотизм… Эрик стонет, и тот, другой, напротив, стонет тоже, в яростном «быстрее» не разобрать половины слогов, а потом стоны переходят в крик. …Ты знаешь меня, ты знаешь, на что я не способен, чего же ты боишься, Эрик? Калейдоскоп картинок и слов сменяется волной страха и исчезает. Эрик резко подаётся назад и снова ударяется спиной, на этот раз о спинку кресла. Шах и мат. Доигрались. — Прости меня, друг мой, — Чарльз заметно протрезвел, вот только поздно. — Прошу тебя, прости, клянусь, я не хотел… — Друг? Интересные у тебя понятия о дружбе. — Эрик… — Я согласен, — Чарльз прав: молчать — действительно полный идиотизм. Рано или поздно кто-то всё равно не выдержит. Лучше этим кем-то будет он. — Но с тремя условиями. Шесть секунд. — Всё, что захочешь. — Во-первых, держись подальше от моей головы. — Уверен? — Чарльз широко улыбается. — Как ты сам видел, телепатия может очень неплохо разнообразить процесс. — Уверен. Если я захочу, как ты выразился, разнообразить процесс, так уж и быть, ты первый об этом узнаешь. Во-вторых, будь добр, не забудь про презерватив. — Да я, знаешь ли, и предлагать бы не стал… — а ведь казалось, что улыбнуться шире уже невозможно. — И, в-третьих. Один раз. Один единственный раз, Чарльз. Шесть секунд. Восемь. Десять. — Завтра.***
Чарльз ждёт его. Конечно, он ждёт. Эрик заходит в его спальню и начинает расстёгивать рубашку. Обычно он предпочитает водолазки — с ними меньше возни, но сегодня это может сыграть против него. Ковёр на полу кажется очень мягким. Думать о самом Чарльзе почему-то не получается. — Не надо. Я сам, — тихо, едва ли не просяще. Кровать у левой стены — всего четыре шага. Чарльз берёт его за руку, тянет, заставляет сесть рядом и целует: невесомо, почти целомудренно, совсем не так, как в своих случайно показанных фантазиях. Осторожно давит на плечи, опускает на разобранную постель — свежие простыни пахнут только стиральным порошком. Легко касается ключиц, продолжает расстёгивать рубашку, — он сам успел справиться только с тремя пуговицами, сколько же их всего, точно больше десяти… — наклоняется, чтобы обхватить губами сосок. Эрик чувствует, как немного подрагивают гладящие его рёбра руки, и это делает всю ситуацию ещё более нелепой. — Я не стеклянный. Так ты ничего не добьёшься, — ему смешно и немного щекотно. — Это моя ночь, — очень серьёзно отвечает Чарльз. — Позволь мне решать, что и как делать. Возразить нечего. Впрочем, его всё-таки услышали — штаны оказываются на полу гораздо быстрее. Чарльз кладёт ладони на внутреннюю сторону бёдер, без слов прося развести ноги шире, и берёт его член в рот. Эрик инстинктивно вцепляется в его волосы и думает, что без телепатии здесь всё же не обходится: слишком правильный темп, слишком выверенные нажатия, и когда Чарльз, полностью расслабив губы, делает вдох, обхватившие его затылок руки сжимаются, наверняка причиняя боль. — Стой. Хватит. Чарльз послушно поднимает голову. — Хочешь, я буду снизу? — Нет, — Эрик собирается отдать долги, а не увеличить их. Он берёт с прикроватной тумбочки презерватив и банку со смазкой и протягивает Чарльзу. Смазанные пальцы осторожно поглаживают сжавшийся вход, но не движутся дальше. Эрик знает, что ему нужно максимально расслабиться, вот только это знание помогает не сразу. Чарльз смотрит на него с какой-то щемящей, щенячьей нежностью и молчит — за второе Эрик искренне ему благодарен. — Давай уже. — Ты точно уверен? — левой рукой Чарльз ласково обводит его скулы, кончиками ногтей проводит по кадыку и тихо добавляет: — Это необязательно. — Не будь идиотом. У Эрика высокий болевой порог — секс с партнёром, думающим не только о себе, нельзя назвать даже неприятным. А Чарльз, судя по всему, как обычно, не думает о себе вообще. Он терпеливо растягивает тугие мышцы, нащупывает простату, и Эрик сквозь стиснутые зубы шипит: — Хватит. Давай уже. Ещё один обеспокоенный взгляд — Чарльз медленно входит, замирает на несколько секунд и так же медленно подаётся назад. Медленно, медленно, снова медленно: сначала это раздражает, через минуту — бесит. Эрик хватает его за плечи и резко дёргает на себя: — Двигайся, или я тебя придушу. Чарльз смотрит ему в глаза, ищет подтверждение сказанным словам и, видимо, находит: размеренный ритм сбивается, ускоряется, становится сильнее и жёстче. Эрик выгибается вперёд, ему не хватает воздуха, но Чарльз не выдерживает первым. Дело ведь не в этом, совсем не в этом, Господи, почему мы оба согласились, и всё же, одна ночь — со мной, вместе, рядом, будь, Эрик, просто будь, я никогда больше ничего от тебя не потребую, Эрик, Эрик, Эрик… Эрик кончает следом за ним, крича от чужой боли.***
— Ну что, разнообразил? — ни сил, ни желания злиться уже нет. Чарльз сидит на краю кровати, сгорбившись и спрятав лицо в ладонях. — Прости меня, Эрик. Прости. Это ни к чему тебя не обязывает и больше не повторится. — Мне нечем тебе ответить, — принятие и прощение никогда не были его сильной стороной. Любовь — тем более. — Я понимаю. Просто будь, Эрик. — Но я хочу попробовать попытаться.