Песнь Арахны

Осторожный стук в дверь, устрашающие надписи на которой не для него. Здесь он пусть и редкий гость, но крайне желанный. Седой усмехается, видя лицо посетителя. Задумывается, теряясь в догадках, почему и зачем тот пришел на этот раз. Но Вонючка не спешит развеять сомнения, которые белесыми змеями опутали мысли Седого. — Ты погрустнел за эти дни. Вновь обвязывался зелеными лентами? Седой отвечает резким отказом — его слова остры как иглы, иглы, целиком состоящие из боли. Вонючка понимающе кладет руку ему на плечо, но старшеклассник отдергивается — это слишком личное пространство. — Садись, — холодно приглашает Седой, даже не поворачивая головы в сторону гостя. Пожав плечами, мол, ну хоть что-то, а не стена презрительного молчания, Вонючка сползает с коляски и опускается рядом, — ты хотел услышать сказку, верно? Возможно, я не оправдаю твоих ожиданий, но все же. И Седой начал рассказывать. Так, как может только он — осыпая серым пеплом сказки. На окраине города, в старом доме, изнутри покрывшимся белыми бликами, жила Старуха, настолько дряхлая, что скелет просвечивал через ее изорвавшееся платье. Вместе с ней там был мальчик, огненный и столь же никому неподвластный, как стихия. А однажды около их дома раздалась прекрасная музыка, чистая и свободная. Очарованные, они побрели на зов по старой тропе, известной лишь гостям и узникам Леса. Та песнь лилась прямо из Её Сердца. Её голодного, ненасытного сердца, жаждущего только крови и вражды. Каждый раз на зов приходили самые отвратительные и омерзительные существа, которые, возможно, и были людьми, но белые стержни их душ уже давно заржавели. Бандиты, лицемеры и даже те, кто просто отчаялся. Теперь у них нет шанса. Мальчику осталось сделать лишь несколько шагов по тропе, осыпанной костяными ветками. Он превратится в алый дождь, напоследок прочувствовав всю свою жизнь на вкус, опалив печальным пламенем Восьмиглазую морду. Затаив дыхание, Вонючка вслушивался в вихрь слов, пытаясь проникнуть в его эпицентр. Седой же улыбнулся и, через некоторое время пошарив вокруг матраса, выудил прозрачную бутылку с жидкостью кровавого цвета. — Это его кровь? — испуганно пробормотал Вонючка, когда Седой вручил ему стакан с напитком. На это старший лишь вздохнул, залпом выпил из горла и закурил. Серый дым дурманом разливался по комнате, кружа голову пока еще не приноровившемуся к сигаретам мальчику. Он сел с Седым спина к спине, бессвязно бормоча непонятные фразы. Вдруг Вонючка, словно поймав незримую нить, встрепенулся. — Ты не дорассказал, — твердо произнес мальчик. — Разве? Мне так не показалось. Если знаешь, что было дальше, то почему молчишь? На эту реплику Вонючка предпочел не отвечать. Они появились там случайно, по ошибке спутав места. Вокруг них был Лес: колючие кусты ягод цвета свежей крови, цепляющиеся влажные лианы, свисающие со странных деревьев, влажная почва под ногами. На тропе отпечатались свежие следы, непохожие ни на чьи — ни на людские, ни на звериные. Как одураченные белым песком, юноши решили пойти по ним. Впереди на тропе они заметили тяжело идущую старушку. Недосягаемая до земных слов, она шла медленно, словно опасаясь — вдруг ноги растекутся алыми лентами плоти. Переглянувшись, подбежали к ней, чтобы спросить, где можно найти ближайшее пристанище, но застыли, словно железные статуэтки, разглядев вблизи странную старуху. Ее голос, похожий на трель расстроенной разбитой скрипки, заставил их трепетать от ужаса. Бледноволосый, старший из них, быстрее понял, что к чему. Он подошел к старухе еще ближе, размахнулся и со всей силы ударил ту по голове, разбивая хрупкие кости вдребезги, открывая пульсирующий мозг. Крики боли и ужаса смешались в один. Плоть рухнула на землю, заливая ее кровью. Бледноволосый не ожидал от себя такого. В шоке он пятился назад от мертвой, пока спиной не наткнулся на своего собрата по несчастью. Взгляд младшего был порабощен кровавым мороком, стоявшим перед глазами. Очнувшись, мальчик сжал руку бледноволосого и потащил того вглубь леса, подальше от скопища ворон. Страшный рок застал их на бегу, в самой чаще. Безумный вой или даже рык, проникающий во все клетки тела. Надрывный крик боли и огненная улыбка. Капли крови на кустах. Серый туман и вязкая жижа. Вопль голода и ангельская песнь для закоренелых убийц. Уже не страх и не паника властвовали здесь. Ледяное дыхание смерти сковало юнош, не давая сделать и шага навстречу желанной свободе. Они стали изваяниями, которые еще немного и остались бы в этом Лесу. Покоряться судьбе как мертвецы было бы горько. Из мертвых никто не мог знать, что не спасется, но никто не был против смерти. Никто не погиб духом, ведь у них его не было. Они лишь исчезли. Навеки. Преодолевая невидимые путы, протянувшиеся белесой нитью, бледноволосый поднял голову. Восьмиглазая была занята пищей, догоравшим огнем, а не ими, бесполезными кусками живого мяса. Юноша знал, что выход есть. Если не внутри, то снаружи. Вонючка закончил рассказ и пустым взглядом уставился в стену. Слишком сильные воспоминания, оставившие гнилую зарубку в памяти. Этот ужасный смрад мальчик уже вряд ли когда-нибудь забудет. Седой тоже молчал, ведь что можно сказать на правду. Да, ему не хотелось рассказывать дальше, не хотелось воскрешать серый пепел эмоций. Поделенный надвое ленточный морок. Бледноволосый переполз ближе к своей драгоценной коробке и стал судорожно искать какую-то вещицу. Седой откладывал в сторону сокровища одно за другим. Стороннему прохожему, занесенному туда вечным ветром, могло бы показаться, что это не вещи, а судьбы, светящиеся теплым светом в руках мастера. Услышав шевеление, Вонючка повернулся на звук. Впервые ему посчастливилось увидеть, как создается чудо. Он затаил дыхание и постарался беззвучно перебраться за спину Седого. Тот, казалось, был порабощен светлыми огоньками, отражавшимися в гранях ингредиентов для совершенного нового амулета. Немного поразмыслив, Седой достал небольшой обрезок тонкой кожи и моток ниток. На кожу он сложил ссохшиеся от времени красные ягоды, стеклянный камушек в виде капли и клок серой шерсти зверя, потом осторожно зашил мешочек черными нитями и повернулся к Вонючке. Седой уже давно почувствовал, что мальчик стоял за спиной и внимательно наблюдал за его действиями, но старательно делал вид, что ничего не замечал. Этот амулет, сделанный внутри тайны двоих лишь для напоминания, был особенным, потому что он ни для кого ничего не значил и ничего не означал. Мастер нащупал на полу пачку сигарет и закурил. — Не стоит хранить в сердце то, что можно поместить снаружи, — глубокомысленно произнес Седой, протягивая Вонючке амулет. — Знаешь, мне кажется, что ты изменишься. Не так скоро, как ты предполагаешь, но все же. Ты уже другой. — Мне скоро уходить. Наш вечер Сказок затянулся, не думаешь? Скоро догорят последние лампы, и мне придется уезжать от тебя впотьмах. Скоро свидимся. — Скоро свидимся, — повторил Седой, вновь погружаясь в сигаретный туман своих мыслей.