Инстинкт змеи

В шесть лет жизнь обычно только начинается, и вряд ли кто-то поверит, что в шесть лет хочется намного больше умереть. Шум многолюдного пляжа остался в стороне, как и весь прочий мир. Он одиноко сидел у кромки прибоя и наблюдал за волнами, мягко набегавшими на ступни. Наверное, так могло показаться со стороны. Просто мальчик шести лет, просто сидит и смотрит на волны. Мальчик, похожий на цыганёнка, угрюмый, с серьёзным и неулыбчивым лицом. Мальчик, которому волны интереснее сверстников и прочих людей. Он смотрел не на волны. Он смотрел на тело, которое слегка толкали волны. Впрочем, не совсем тело, но и душой не назвать, и не призрак. Это нечто при жизни было женщиной, быть может, даже красивой женщиной, но теперь... Плоть слезала со скелета, как старое тряпьё, а лицо уже превратилось в белый череп. И мальчик смотрел в тёмные провалы глазниц черепа, а череп ― смотрел на него. «Уходи!» ― мысленно приказал он с неприязнью. «Я не хочу умирать», ― ответило нечто, продолжая покачиваться в волнах прибоя. «Поздно. Тебя больше нет. Уходи». «Не хочу». Мальчик сердито отвёл взгляд и принялся рассматривать ракушку возле левой ступни. Ракушку накрыла ладонь ― с тыльной стороны отслоилась кожа, обнажив гниющую плоть. «Я не уйду». Ребёнок вздохнул и опустил веки. Ещё одно «нечто», не желавшее расставаться с иллюзией. Не первое и не последнее. Он видел их всегда и везде, но никому не рассказывал. Точнее, рассказывать было некому. Отец работал далеко от дома, и о его работе не говорили вообще. Мальчик даже не знал, чем он занимался, не считая того, что работа как-то сочеталась с военной службой. Мать появлялась дома поздно вечером, ночевала и уходила на рассвете. Её интересовали лишь успехи ребёнка в школе ― больше ничего. Старший брат года четыре назад уехал жить к деду ― с тех пор мальчик его и не видел. Ну а в доме с ним оставались слуги: кухарка, горничная, садовник и конюх. С друзьями у мальчика тоже не сложилось, да и какие друзья, если он только в этом году пошёл в школу? ― Эсмер-бей! Он не стал открывать глаза и оглядываться. Не хотел вновь увидеть нечто. Когда человек умирает, это красиво и необычно. Но когда то, что некогда было человеком, цепляется за жизнь изо всех сил, это отвратительно, жалко и мерзко. «Просто умри!» «Я не хочу умирать». «Смерть ― это благословение. Если ты этого не понимаешь, ты не заслуживаешь ни жизни, ни смерти. Ты даже хуже, чем глупое животное». «Ты лишь дитя, которое ничего не понимает». «Это ты ничего не понимаешь, жалкое ничтожество!» ― Эсмер-бей! Ох... Опять руки порезали! Не руки, а прямо решётки святых! [1] Идёмте скорее домой... ― причитала за спиной служанка, выполнявшая обязанности горничной. Сегодня за мальчиком следила она. ― Вставайте же. Что же, вы даже не купались? Искупаешься тут, когда в воде торчит «нечто» и скулит о своей жалкой недожизни... Мальчик поднялся на ноги, протянул руку служанке и молча последовал за ней. Он не оглядывался ― знал и так, что «нечто» поплелось за ним. И если по пути попадутся другие «нечто», они тоже будут преследовать его. Просто потому, что он их видит и слышит. И это нельзя изменить или прекратить, потому что он не может их не видеть и не слышать. И они знают это, потому что говорят не языком и видят не глазами. Мальчик устал, но рассказать о своей усталости и про «нечто» не мог. Некому. И, быть может, всё это в силах прекратить только его собственная смерть. Если он умрёт, то освободится от этих ничтожеств, не дающих ему покоя ни днём, ни ночью. Хорошо бы, если бы все «нечто» сами умерли, но он не знал, как их можно убить. Если вообще можно, разумеется. Он хотел их убить, даже пытался ― ничего не вышло, ведь тел у них тоже нет. Они просто выглядят как трупы, но не трупы; всего лишь тени, обременённые единственным желанием ― желанием жить. «Мерзость». «Я не хочу умирать». «Мерзость и грязь». «Не хочу умирать». Нет, это не тени, обременённые одним желанием жить. Это тени, обременённые страхом смерти. Мерзость и скверна вдвойне. Предпочесть страдание смерти... Жалкие существа, которыми наполнен весь дом. Только потому, что он видит их и слышит. Только потому, что теперь они нашли того, кому могут жаловаться на свою судьбу. Мерзкие, грязные, отвратительные, гнусные... Их нужно убить. Так надо. Обязательно надо, иначе... Как же он устал. ― Эсмер-бей, хотите мороженого? ― Нет. ― Тогда соку выпить? ― Нет. ― Вы же с утра ничего не ели... ― Не хочу. ― Совсем же дикий, ну в самом деле, ― вздохнула горничная. ― Ну хоть шоколаду съешьте... ― Нет. Служанка горестно забормотала себе под нос, какой он худенький и угрюмый, всё время один, не похож на остальных детей. Он не прислушивался, а устало отмечал всё возрастающее количество «нечто» вокруг. Взять бы и уничтожить их всех в один миг... Или умчаться так быстро к ускользающему горизонту, чтобы никто уже не смог его догнать. Или упокоиться в тёплых объятиях владычицы жизни, которую зовут Смерть. И мальчик мысленно закричал. Звенящий безмолвный вопль заставил всех «нечто» отшатнуться и замереть. Они умолкли ― молчали, пока длился этот пронзительный немой крик. Короткая передышка, маленькая пауза, немного тишины ― и всё вернулось. «Я так устал... Кто-нибудь... Хоть кто-нибудь! Пожалуйста...» *** Кровь у змеи была холодной. Он задумчиво обмакнул палец в эту холодную жижу и попробовал на вкус кончиком языка. Вполне сносно. Перехватив нож поудобнее, отрезал голову, повертел её так и эдак. Хищная пасть, два ядовитых зуба, маленький мозг. Интересно, почему змеи не похожи на людей? С другой стороны, у них есть свои преимущества. По ту сторону кустарника зазвучали детские голоса, и Эсмер замер неподвижно в укрытии. Ему не хотелось, чтобы хоть кто-то его нашёл. ― А вот и наш прогульщик! Мечты не всегда сбываются, похоже. Он выпрямился, машинально спрятав в левой ладони рукоять ножа и прижав лезвие к внутренней стороне запястья. Правая же рука сама по себе сложилась в кулак. ― Эй, ты вообще говорить умеешь, цыган? Эсмер молча смотрел на них. Четверо одноклассников: два светловолосых кузена, чернявый заводила и большеглазая худенькая девчушка. Все четверо ― из богатых семей. Он не помнил их имён, плевать хотел на их увлечения и предпочёл бы, чтоб они убрались сами. Они его не интересовали и были ему не нужны. Он привык к одиночеству: всегда оставался один и не мог припомнить, чтобы рядом с ним играли другие дети. Он даже брата не помнил. Одноклассники не ушли даже после того, как увидели останки змеи. Побледнели и явно испугались, но не ушли. Жаль. И что же теперь ему с ними делать? Наверное, надо поступить так... ― Уходите, ― мрачно велел им Эсмер ― точно так же, как обычно приказывал слугам. Слуги всегда слушались. ― Слышь, а он всё-таки умеет разговаривать, ― довольно осклабился чернявый, позабыв про распотрошённую змею. ― Не умеет, ― возразил один из белобрысых. ― Он даже не знает, как следует обращаться к господам. ― Невежа, ― кивнул второй светловолосый. ― Быстро научится, ― подбоченившись, пообещал чернявый. ― Сейчас преподадим ему урок хороших манер. Заводила неторопливо подобрал с земли камень и взвесил в руке. Непривычная ситуация. Эсмер положился на инстинкт змеи, шагнул вперёд скользящим движением и продолжил это движение правым кулаком. Рука расслабленно подчинилась его воле, а в последний миг напряглась. Кулак резко воткнулся в шею чернявого. Странно, а Эсмер думал, что попадёт в челюсть... Противник шарахнулся назад, шлёпнулся на землю и уставился на Эсмера округлившимися глазами, из которых брызнули слёзы. Незадачливый «учитель» с трудом дышал. Внезапно он вскочил на ноги и бросился бежать. Прочь от Эсмера и не разбирая дороги. Остальные припустили следом за ним. Эсмер вопросительно посмотрел на правый кулак и поморщился. Больно. С другой стороны, урок он всё же получил: четверо испугались одного. Почему? Вряд ли он справился бы с ними со всеми. Однако они испугались и сбежали. Не только испугались и сбежали, как оказалось. Они ещё и наставникам пожаловались. Эсмер со скучающим видом стоял в просторном кабинете под изучающими взглядами двух учителей. ― Драться нехорошо, ― втолковывал ему один из взрослых. ― Разумному человеку не следует прибегать к столь примитивному способу решения проблем. Да, убить ― благороднее, но почему-то у Эсмера сложилось впечатление, что воткнутый в шею того чернявого нож не вызвал бы у учителей восторга. Хотя ещё ему было любопытно, что бы они сказали, если б смогли увидеть рядом с собой «нечто». Быть может, тогда их точка зрения изменилась бы? ― Мне придётся сообщить о случившемся твоим родителям, ― завершил учитель выговор и шагнул сквозь «нечто», слегка передёрнул плечами, будто от внезапного озноба и склонился над журналом с телефонами учеников. Эсмер спокойно развернулся, закинул на спину рюкзак с вещами и вышел вон. Событие не заслуживало его внимания, это обычное дело. Взрослые всегда ведут себя именно так: столкнувшись с ребёнком, который отличается от большинства, они предпочитают отступать и говорить с другими взрослыми. Помнится, кухарка называла такой подход «пойти за мукой к молочнику и купить корову». Он побрёл сразу домой, хотя уроки ещё не закончились. Слишком устал. И с каждым днём усталость физическая приходила всё быстрее вслед за внутренней усталостью. «Нечто» плелось следом, а через пару кварталов к нему присоединились ещё штук десять. Эсмер закрыл глаза, потом услышал визг тормозов и близкий жар умолкшего мотора. Вздохнув, он поднял веки, без выражения посмотрел на остановившийся автомобиль и пошёл дальше. Дома тихо поднялся на второй этаж в свою комнату и, сбросив рюкзак, упал на кровать. Спать ему не давали «нечто», поселившиеся тут. Аппетита тоже не было, потому что они вечно перед глазами. Мерзкие, отвратительные, гадкие... Эсмер с трудом перевернулся на спину и закрыл глаза. Нужно просто попробовать уснуть, а когда он проснётся, то не сможет больше видеть «нечто», освободится от желания убить и усталости. Или же он не проснётся никогда, что тоже великолепно. В голове толпились мысли ― чужие. Чужие слова, стоны, жалобы, слёзы, рыдания... «Нечто» говорили все разом, говорили всё громче и громче, стараясь перекричать друг друга, пытаясь донести до него именно свои горести и заглушить все прочие. Он прижал ладони к вискам, прижал с силой, словно надеялся так просто вытолкнуть незваных гостей из собственной головы. Всё внутри раскалывалось на части от переизбытка информации, потому что ребёнок в шесть лет физически не способен усвоить такое количество знаний. «Кто-нибудь... Немного тишины. Хотя бы минуту тишины. Пожалуйста... Всего минуту, чтобы уснуть...» Зов без отклика. Безнадёжный. Всё равно никто не услышит и не поможет. И всё равно голова будет раскалываться, а «нечто» никуда не исчезнут. Это неправильно. Так не должно быть. Есть живое и есть мёртвое. То, что застряло на полпути, не более чем уродство, грязь, мерзость и скверна. И в этом мире застрявшим на полпути не место. Кто-то должен убирать этот мусор! Кто-то же должен! «Пожалуйста... Кто-нибудь...» ― Эсмер... Лёгкое прикосновение ко лбу. ― Ты бы хоть разделся, раз уж решил поспать, ― продолжила мать. Он почувствовал, как она сняла с него ботинки и взялась за пуговицы на рубашке. ― Кого ты уже там отделал сегодня в школе? Даже представить не могу, что ты полез в драку. Всегда такой спокойный и серьёзный... Да, ты ужинал? ― Не хочу, ― пробормотал он, зажмурившись ещё сильнее. Мать накрыла его одеялом и поправила подушку под головой. ― Завтра схожу в школу в обед. Побудь дома, ладно? Подняли крик, словно ты там кого-то убил, мерзавцы! Завтра я им устрою. Подумаешь, врезал кому-то. Мальчишки всегда дерутся, это естественно. Ну-ка... У тебя рука распухла. ― Ничего. ― Боли он уже не ощущал. ― Давай я тебя запишу куда-нибудь? Хочешь бокс? Или каратэ? Ладно, отец будет звонить, спрошу у него, где дерутся ногами, а не руками. У тебя руки, как у деда, такие для драк не годятся совсем. Эх, голубая кровь... ― Мать легонько тронула губами его висок, но и этого он тоже почти не ощутил. Когда «нечто» так много и когда они говорят все разом, чувства притупляются или отключаются вовсе. ― Позови меня, если что-то захочешь, я буду рядом. Спальня её действительно примыкала к его комнате, а стенка тонкая, как картон. Но он никогда не звал её, ведь она не могла помочь. Она рядом, но так далеко... Эсмер через пару часов услышал телефонный звонок, запиликавший в спальне матери. Слова текли мимо его сознания, но и их он не мог не слышать. ― Что? Да как такое... Он не может забрать и второго! Конечно, а традиции? Эсмер родился в тринадцатый месяц, он не подходит. Ты сам лучше меня знаешь, что его ждёт! Господи, Селим, он же сказал, что семь лет ― предел! Мне сказал это, представляешь? Что я, по-твоему, должна была чувствовать? Ты хоть понимаешь, каково это ― ждать? Ждать смерти собственного ребёнка обещанные семь лет! Нет, Эсмер здоров. Я же говорила тебе ― он никогда не болел. Сегодня вот подрался с кем-то, представляешь? Конечно победил, иначе они бы так не верещали. Завтра пойду разбираться. Н-нет... не знаю. Ну... Селим, ты разбираешься в этом лучше меня, просто скажи мне, какие признаки... А... Вот как... Нет, ничего такого. И слуги вроде ничего такого не замечали ― ребёнок как ребёнок, просто замкнутый и серьёзный. Послушай, поговори с ним, ладно? Он не может забрать и его! Что?! Как... Как это?.. Почему? Ничего не понимаю. Но Эсмер ведь... Погоди, он же сказал, что Эсмер не переживёт эту весну, какой же тогда смысл? Ничего не понимаю. Что? Когда?.. Господи, только этого не хватало... Да-да, я спокойна, я совершенно спокойна, чёрт бы его побрал! Я просто воплощение вселенского спокойствия! Хорошо, прости... Да, я люблю тебя. Люблю. А потом мать долго плакала, почти всю ночь. Зачем? Семь лет, да? Значит, осталось совсем немного потерпеть, а потом он уснёт навсегда и перестанет слышать и видеть. Хорошо. Нужно просто чуточку потерпеть. Собраться с силами и потерпеть. «Собраться с силами» стало невыполнимой задачей. Утром Эсмер не смог встать ― ноги не слушались. Точнее, он их больше не чувствовал. Полчаса растирал отнявшиеся конечности, щипал, даже немного порезал ножом ― ничего. Ноги не подчинялись. Он уронил голову на подушку и снова закрыл глаза. Там ― во тьме ― он хотя бы мог прятаться. Безуспешно, конечно, но всё же. ― Эсмер-бей, уже одиннадцать. Завтрак принести сюда? ― ворвался в комнату звучный голос кухарки. «Не надо...» Губы шевельнулись, но слова с них так и не слетели. ― Эсмер-бей, птички поют, вставайте же! «Не могу...» Он с трудом качнул головой. Отрицательно. ― На завтрак халва с молоком, как вы любите. Ну же! Он снова качнул головой. Просто потому, что и говорить он тоже больше не мог. Голос пропал? Эсмер попытался снова что-нибудь сказать ― губы и язык двигались, но слов по-прежнему не было. Значит, не только ноги теперь не слушались. Ничего страшного, ведь осталось немного. Просто потерпеть до финала, который рядом. Он потерпит. Унюхал сладкий пряный запах ― так пахли руки кухарки. Тёплая ладонь легла на лоб, подарив короткое слабое облегчение. ― Ай! Эсмер-бей, вы же замерзли! Какой холодный! Дайте лапку... ― Служанка прикоснулась к его руке и тихо запричитала. Погладила вьющиеся непослушные пряди и вздохнула: ― Так, позову-ка я доктора Мюхима. Эсмер-бей, водички попьёте пока? Он вновь качнул головой. Ничего не хотелось. Вообще ничего. Только уснуть, но это недоступное для него наслаждение. Пока недоступное. ― Доктор? Зачем? ― почти сразу же в коридоре раздался голос матери. Что она тут делает? Никогда в такое время она дома не бывала. ― Замёрз? ― уточнил низкий густой голос. Эсмер нахмурился. Кажется, он раньше слышал этот голос, но не мог вспомнить, где именно. Судя по звукам, к его комнате приближались два человека. Вот, остановились на пороге. ― Спаси Аллах! Фэридэ, где те талисманы, что я тебе давал? ― Талисманы? ― обескураженно повторила мать. ― Дурёха! Ты вообще ничего не чувствуешь? ― Но... ― В комнате холодно, ну? Разве не чувствуешь, насколько здесь холодно? Понятно, что ты ничего не видишь, но уж холод от тепла отличить можешь? ― Ч-что... ― Его комната набита под завязку мерзостью! И не первый год! А ты до сих пор ничего не заметила! Как тебе вообще детей можно доверить? И даже не повесила талисманы! И куда Селим смотрел? ― Теперь голос грозно гремел прямо над Эсмером, а затем на его голову опустилась узкая холодная ладонь. ― Слышишь меня, смуглёнок? Эсмер осторожно кивнул. ― Открой глаза, давай... Неохотно приподнял веки, вновь увидел «нечто» вокруг и, поморщившись, зажмурился. ― Ну-ну... Много они болтают, верно? Эсмер попытался сказать, что они не болтают, а орут, но губы лишь бессильно шевельнулись, не издав ни звука. ― Ну вот... Паралич ног, немота, истощение. Ещё немного ― и угробили бы мне внука. ― Но вы сами сказали, что семь лет только... ― Конечно. Он же родился в тринадцатый месяц, а такие счастливцы среди живых не задерживаются. Но кто же знал, что старший будет бездарен. Талант перешёл к младшему, а раз так, то что-нибудь придумаем. Внезапно Эсмер оказался в воздухе, точнее, на руках у обладателя густого низкого голоса. ― Так, младшего я забираю, а старшего возвращаю. Да, талисманы всё-таки повесь, а то весь дом в отбросах. Фэридэ, реветь-то перестань! Если я оставлю тебе Эсмера, он умрёт через неделю, а то и раньше. Ты этого хочешь? И ведь забираю его не навсегда. Как научится всему, вернётся сам. Не реви, дурная, лучше радуйся, что я вовремя приехал. Да, собери его вещи и отошли ко мне. И Эсмера куда-то понесли. Глаз он не открывал больше, но точно знал, что «нечто» двинулись следом. «Хочу убить их... Как это сделать? Просто убить. Совсем». «Посмотрим. Если есть талант к этому, сам и отправишь их в ад». Эсмер вздрогнул всем телом и распахнул глаза. На него пристально смотрел седовласый моложавый мужчина с узким жёстким лицом. Ни одной плавной линии ― сплошные резкие штрихи. Однако весь облик его пропитало то, что назвать было можно лишь «голубой кровью». Холодные даже на вид белые пряди, серые глаза, строгие черты ― суровость и изысканность, спаянные воедино. ― Дедушка... ― с трудом и едва слышно пробормотал Эсмер, вспомнив, наконец, этого человека. ― Вот и поздоровались, слава Всевышнему... Инстинкт змеи, значит, да? А не сложновато для тебя, мелочь пузатая? Помнится, я с мышей начинал. ― Чжанавар означает «хищник», дедушка. Мышь ― зверь не хищный. ― Угу... ― глубокомысленно изрёк дед и усадил Эсмера на заднее сидение потрёпанного автомобиля. Он сунул руку в карман и выудил оттуда железный кругляш. ― Держи вот. Эсмер сжал в ладони подарок, похожий на крупную монету, потом осторожно разогнул пальцы. В лучах солнца серебром сверкнул череп. ― Это что? ― Символ. ― А зачем? ― Чтобы ты знал, кто ты такой, малыш. ― И кто же я? ― Ты тот, кто не с этой стороны бытия. Гость. И у тебя очень важная работа. ― Какая? ― Узнаешь скоро. Сначала поглядим, чем тебя одарила Госпожа. ― Госпожа? Какая Госпожа? ― Та, к которой ты так стремился попасть. Поспи лучше, дорога будет долгая, а ответы на свои вопросы ты получишь обязательно. Чуть позже. ― Но эти... все они... ― Эсмер скосил глаза на «нечто». ― Они боятся Госпожу. Просто держись за край Её плаща покрепче ― и они не посмеют потревожить тебя. Мальчик уставился на железный кругляш с черепом, провёл пальцем по блестящей поверхности и сделал глубокий вдох. Сжав символ в руке, он закрыл глаза. «Немного поспать... в тишине... Можно?» «Можно. Поспи».