Непростой денек

Стоял полуденный зной, и Чута страдал. Не спасала ни минералка из автомата, ни мысли о предстоящем походе на речку с братьями Миками. Лето было в самом разгаре, закончился третий урок, и судзурановцы, словно сонные мухи, вяло перебирая ногами, медленно переползали из класса в класс. Чута находился на полпути к месту назначения и к солнечному удару, когда на глаза ему попалась дверь туалета. Эта была территория, давно и прочно закрепленная за Тамао и его ребятами, но даже перспектива быть побитым была не такой пугающей против ничего не щадящих солнечных лучей. С трудом преодолев пару метров, Чута толкнул бесшумно открывшуюся дверь и сделал шаг в полумрак. Окно, выходившее на теневую сторону, было распахнуто настежь. Дул легкий свежий ветерок с родным запахом сигаретного дыма, и, вдохнув его полной грудью, Чута сразу почувствовал себя лучше. «А еще можно намочить футболку и замотать ей голову». На мгновение он даже зажмурился, представляя ощущение прохлады. С каждой секундой день становился все лучше и лучше. В этот момент где-то в глубине туалета послышалась возня. – Руки, блять, убрал. Не успел Чута как следует удивиться сдавленному голосу Гэн-сана и броситься на помощь, как оттуда же донеслось: – Да говорю же, показалось тебе. От мягких ноток в голосе Серидзавы и последующих звуков, которые даже совершенно не сведущий в этих делах Маки определил бы как звуки поцелуев, Чута немедленно покраснел до кончиков ушей. «Мать твою за ногу, Гэн-сан», – чувствуя, как медленно, но верно глаза его приобретают блюдцеобразную форму, ругнулся Чута. Отмазки, которые он на автомате начал придумывать в попытках оправдать мужскую честь и достоинство любимого лидера, сталкивались с суровой действительностью в виде отменного звукового ряда и, не выдерживая этой встречи, шли, как Титаник при встрече с айсбергом, ко дну. «Во попал», – прекрасно осознавая всю тяжесть сложившейся ситуации, в который раз подумал Чута. Надо было срочно отсюда мотать. Это было ясно. Вопрос был в другом – как это сделать и остаться в живых? Ведь если кто-нибудь заметит его выходящим из злополучного туалета и донесет потом лидеру… «Уж лучше потом в больнице, чем сейчас здесь», – когда послышался звук расстегивающейся ширинки, решил Чута и рванул на свободу. Расстояние до крыши Судзурана было преодолено влет. Жара была забыта. Выбив ногой, кажется, закрытую дверь, Чута упер руки в колени и попытался отдышаться. – А я еще думал, чего это у Гэн-сана с Рукой такие проблемы, – звук собственного голоса успокаивал, сердце постепенно начинало замедлять бег, и Чута поднял глаза от пола. И увидел, что на крыше он, оказывается, не один. Шуну, видимо, тоже было очень жарко. Он валялся на оттащенном в тень диване без рубашки и в расстегнутых джинсах. – Идзаки! Ты не поверишь, что сейчас было, – оглядевшись по сторонам и убедившись, что рядом никого нет, начал Чута и сделал шаг к дивану. Шун головы не поднял, а только вяло помахал в его сторону рукой. «Перегрелся», – сочувственно решил судзурановец и продолжил: – Захожу сейчас в туалет, что на третьем, думаю, там прохлада, водичка, спокойно, а там…Генджи с Тамао!.. – и сделал неприличный жест рукой. – Ха! – тут же раздался из-за дивана смутно знакомый голос, и оттуда показался взъерошенный Киришима. Без рубашки, но с ликованием на лице. – Слышь, семпай, ты мне минет проиграл. Чута увидел, как от этих слов у Шуна зашевелились волосы, но попыток подняться с дивана и дать в морду наглому мальчишке он так и не предпринял. – И ты, Брут? – голосом, лишенным всякой надежды, произнес потрясенный Чута и, не дожидаясь ответа, начал медленно спускаться вниз по лестнице. Тем временем Идзаки гневно посмотрел на натягивающего рубашку кохая и закурил. – Сука, пять минут подождать не мог? – дернув его на диван, Шун навис над Киришимой, выдыхая сигаретный дым прямо ему в лицо. – Я этого полгода ждал и более терпеть не намерен, ублюдок, – нагло ухмыльнулся тот в ответ и проворно вылез из-под Идзаки. – Вечером у тебя. Про минет не забудь, – кинул он в дверях растянувшемуся на диване Шуну и побежал вниз по лестнице. Когда Хироми, задев плечом, обогнал его в пролете первого этажа, Чута едва отреагировал. Но когда с той же стороны донеслось нахальное: – Добрый день, Генджзи-сан. Что-то давно вас видно не было… Чута рванул что было сил, не разбирая дороги, и толкнул первую попавшуюся дверь, оказавшуюся кладовкой. Темнота ругнулась и загадочно замолчала. Сначала он не сообразил, что не так, но когда, щелкнув зажигалкой, обнаружил мрачно взирающего на него Юджи со стоящим перед ним на коленях Токио, то поднял глаза к небу, то есть, к швабрам и, наконец, потерял сознание. Когда он очнулся, то увидел склонившегося над ним Макисэ. Он заботливо обмахивал его каким-то веником, при ближайшем рассмотрении оказавшимся букетом ромашек. – Маки, – слабо простонал Чута, хватая его за руку. – Скажи, что мне все это привиделось в пьяном бреду. Макисэ непонимающе на него посмотрел, поактивнее замахал веником и на всякий случай покивал. – Что все-то? – выглянул из-за широкой спины Маки Цуцумото. Чута перевел на него большие испуганные глаза, и Шоджи истолковал это по-своему. – Юджи был очень зол, когда тебя притащил, но ничего не сказал. Просил только передать, что в следующий раз потерять сознание тебе поможет его лучший друг – правый кулак. Чута, на секунду поверивший в солнечный удар и приступ бреда, сокрушенно застонал и уронил голову на руки. – Эй, ты это, в порядке? – пробасил Маки, всерьез прикидывая, не стоит ли вызывать тяжелую артиллерию в виде Генджи. – Что это у тебя? – вместо ответа Чута перевел тяжелый взгляд на букет. – Да так, – внезапно смутился Маки, – решил вот для Кеко-Рин собрать. Лицо Чуты просветлело. Он положил руку на плечо непонимающего Макисэ и, проникновенно глядя прямо ему в глаза, прошептал: – Маки, ты знаешь, мы, по ходу, единственные нормальные мужики в этой школе. – Может, все-таки Генджи позвать? – сочувственно похлопав Чуту по плечу, спросил Маки у Цуцумото. При упоминании Такии Чута резко вскочил и попятился назад. – НЕТ! Я в порядке! Я еще не готов… – краснея, сбивчиво пробормотал он и припустил по коридору. – Перегрелся. Бывает, – хмыкнул ему вслед Цуцумото и перевел вмиг потяжелевший взгляд на Макисэ. – Сколько раз я просил не упоминать при мне эту твою Кеко-Рин? Все еще сидевший на корточках Макисэ под этим взглядом втянул голову в плечи и постарался спрятаться за букетом. – А что бы я еще придумал? – Да мне плевать, – уже более миролюбиво заметил Цуцумото, присев рядом на корточки, и забрал у него из рук помятый веник. – И верни мне мой букет. Он и так пострадал, а мне не так уж и часто удается получить от тебя цветы.