Первые шаги

Он стоит перед массивными дверями спортивной школы. Ему всего семь лет, и по сравнению с ним двери кажутся особенно большими. Отец несколько минут назад шагнул в них и растворился где-то внутри, оставив его в одиночестве. Несколько минут, порой так быстро пролетающие для взрослых, для маленького Цуцумото тянутся очень долго, но он не смеет сделать ни шагу навстречу захватывающему миру взрослых, чтобы хоть как-то скрасить ожидание – он слишком хорошо знает тот взгляд, которым его наградил напоследок отец. «Не разочаруй меня, сын». У мальчика сжатые кулачки, сгорбленные плечи и сведенные на переносице брови. «Сегодня я впервые оставляю тебя одного. Не разочаруй меня, сын». Цуцумото очень не любит разочаровывать отца, с раннего детства усвоив, что за любые проступки он будет держать ответ. Вот и сейчас ему кажется, что отец точно запомнил, где именно оставил своего отпрыска, и очень расстроится, если, вернувшись, обнаружит его где-нибудь в другом месте, даже если это место будет всего в нескольких шагах. Поэтому Цуцумото стоит чуть в стороне от прохода, точно там, где его оставили, нетерпеливо переминается с ноги на ногу и широко распахнутыми глазами смотрит на проходящих мимо мужчин. Высоких, широкоплечих, уверенных и усталых. Они выходят из этих исполинских дверей группками, все еще охваченные спортивным азартом, подшучивая друг над другом и тайком потирая ушибленные места. Мальчик смотрит на них – и они представляются ему героями спортивных дорам. Потерявшись в собственных фантазиях, где он, Цуцумото, идет вместе с ними, в спортивной форме, такой же большой и сильный, мальчик не сразу реагирует на то, что кто-то зовет его по имени. Отец стоит в дверях, и на фоне второго мужчины, прислонившегося к стенке рядом, он весь как-то съежился, уменьшился и в росте, и в ширине плеч. У незнакомца крупная челюсть, пудовые кулаки, белая спортивный форма и добрый взгляд. Когда он называет свое имя и рекомендует себя как тренера по дзюдо, от его низкого, зычного голоса у Цуцумото пробегают по спине мурашки. Его внимательные руки ощупывают мышцы мальчика, он пытливо заглядывает ему в глаза и удовлетворительно хмыкает. Договорившись с отцом о графике тренировок, тренер вновь скрывается в зале. Проводив дзюдоиста взглядом, родитель поворачивается к Цуцумото, и тот чувствует, как на его еще детские плечи ложится еще один груз. – Я обещал твоему тренеру, что ты будешь хорошим дзюдоистом. Не разочаруй меня, сын. *** Он стоит перед дверями. Ему шестнадцать, и диванчик возле кабинета директора ему хорошо знаком. В общем, он не особо отличается от того, который стоял перед кабинетом директора в его прошлой школе. Такой же жесткий и неудобный. И виделись они с его предшественником так же часто. За дверью слышатся возбужденные голоса, но слов не разобрать – дверь плотно закрыта. Цуцумото и не надо знать, что именно они там говорят – все это он слышал уже не один раз. Мамочка очередного побитого одноклассника пытается убедить директора в том, что причиной разбитого носа ее сыночка является он, а не совершенная неспособность шестнадцатилетнего лба дать сдачи в ответ или хотя бы просто заслонить ручками лицо, когда бьют. Или хотя бы держать язык за зубами, если уж не можешь ответить за свои слова. Левую руку снова начинает дергать, потревоженная травма опять дает о себе знать, и Цуцумото зло натягивает на сжатый кулак выглядывающий из-под школьной формы рукав клетчатой рубашки. Только не сейчас. До боли впивается ногтями в ладонь второй рукой. Только не перед ними. Цуцумото хорошо знает этого директора. У него маслянистые глазки, потеющая лысина и неприятный голос. Старый дурак, который взял его после того, что он сотворил в прошлой школе, в надежде на парочку выигранных соревнований по дзюдо. Интересно, распахивая двери кабинета, думает Цуцумото, когда же до него дойдет, что я не собираюсь возвращаться в спортзал и что все затраченные им усилия по улаживанию конфликтов с побитыми школьниками прошли впустую? «Не разочаруй меня», – лично показывая ему в первый день местного тренера, улыбался он юному хулигану, довольно потирая свои маленькие ручки, еще даже не подозревая, что этой фразой он перечеркивает вообще все свое спокойное будущее на время обучения Цуцумото в этой школе. – Вы знаете, – неожиданно в самом начале отступает от привычного сценария директор, – пожалуй, я знаю место, где вашему сыну будет лучше. Эта школа называется «Судзуран». *** Цуцумото стоит, прислонившись спиной к стене. Стена – и эта, и напротив – расчерчена граффити и непристойными надписями сверху донизу, и, глядя на нее, он каждый раз удивляется – как же они смогли дотянуться до самого верха? И тут же усмехается про себя, вспоминая рассказы о Каваниши. Если он смог дотянуться до вершины Судзурана, если хоть кто-то смог осилить этот невозможный путь, то удивляться тому, что кто-то просто дотянулся до потолка, чтобы оставить росчерк краски, глупо. Как и думать, что этот росчерк краски сможет оставить какую-то память о том, кто его сделал. Все течет, все меняется, и ничто в Судзуране не вечно. Так рассуждает Цуцумото под аккомпанемент очередной драки в соседнем классе. Не успели посадить Каваниши, как в Судзуране вспыхнули драки за первенство. Те, кто раньше дрались спина к спине под знаменами одного лидера, теперь готовы были перегрызть друг другу глотку. И чем ближе к Каваниши, чем ближе к вершине Судзурана стояли судзурановцы, тем ожесточеннее они становились в драках. Каждый из них был близко, но наверху – никогда. Цуцумото слушает их яростные речи, видит их горящие глаза и не понимает. Зачем они все туда стремятся? Зачем карабкаться туда, где вместе с почестями лидера на тебя возложат еще и груз ответственности величиной с целую школу? На то, что случается с теми, кто с ней справиться не готов, можно посмотреть на примере Каваниши. Шоджи, полюбивший школу с первого взгляда как раз за возможность вздохнуть полной грудью без каких-либо ожиданий или ответственности, спиной чувствует, как от чьей-то очередной попытки захватить власть в Судзуране трясется стена, и не понимает. – Эй, ты! В ответ Цуцумото кривится и вздыхает тяжело. Каждый раз дело кончается именно так. Как бы Шоджи ни хотелось отойти от всех этих войн в сторону, попытки сбежать от драк в Судзуране считаются трусостью. А так как Цуцумото не трус, ему приходится отстаивать свое право на независимость кулаками. Пока у него это успешно получается, но он не обманывает себя. Только новички да непроходимые тупицы могут лелеять мысль о своей непобедимости. Цуцумото прекрасно это понимает, но каждый раз, слыша голос очередного «лидера», кривится и не хочет идти под чужие знамена. Ведь это означает – разделять интересы и ответственность за проигрыш или победу. «Нет, спасибо», – поворачиваясь на голос, думает Цуцумото. У него уже есть определенная репутация сильного бойца, которого не убедишь словами, поэтому он не удивляется, когда ему навстречу идут сразу три судзурановца. Уворачиваясь от первого удара, он уже знает, что на этот раз проиграет. Этих ребят он знает – когда-то они дрались за Каваниши, и Цуцумото видел их в бою с многими крепкими парнями. Нападай они по одиночке, он бы еще мог как-то справиться, но на этот раз с ним, по-видимому, решили не церемониться. Пропущенный удар в живот отбрасывает его в дверной проем. Он на автомате краем глаза замечает пару фигур в черной форме, падая спиной на парты, но на помощь не надеется. В группировках он не состоит, друзей или приятелей Цуцумото не ищет, так что вступаться за него некому. Вслед за ним в класс не спеша заходят его противники. Один из них подбирается к нему сзади и, несмотря на отчаянные попытки вырваться, надежно фиксирует за спиной руки Цуцумото. Скользя мутным взглядом по их лицам, Шоджи удивляется равнодушию, с которым они выполняют все эти действия. Перед тем как первый раз замахнуться и прицельно ударить извивающегося в чужих руках Цуцумото, судзурановец даже криво улыбается ему – мол, извини, такая уж работенка. Когда его противников резко сносит в сторону, Шоджи в первые мгновения кажется, что это у него сотрясение мозга и отказал вестибулярный аппарат на пару с глазами. Слыша чужую ругань и звуки ударов, он начинает грешить и на слух. Мелькают фигуры в черной форме, в его глазах двоится, и Цуцумото, не понимая, с кем драться, растерянно делает шаг вперед, прежде чем окончательно теряет сознание. Приходит он в себя под негромкие звуки ругани. Придерживая больную голову рукой, Шоджи приподнимается и понимает, что пока он был без сознания, его перетащили куда-то на улицу. Рядом, спиной к нему, расположились два помятых судзурановца, которых он видел раньше. Извечная цветастая футболка и яркая белая рубашка. Да, эту парочку – Тамао Серидзаву и Токио Тацукаву – пожалуй, ни с кем не спутаешь. Вспоминая последнюю свою драку, Цуцумото понимает, что именно им обязан тем, что сейчас не валяется побитым в пресловутой классной комнате. Он чувствует благодарность на пару с беспокойством. Ведь неизвестно, что они потребует в обмен на свое спасение. – Ай-ай-ай… – на попытки встать его голова и ноги отвечают отказом. Шоджи неловко дергается и падает с дивана, больно ударяясь об пол подбородком. Голоса тут же стихают, слышатся шаги, и его осторожно, в четыре руки сажают обратно. – Хорошо мы их, а? – улыбается где-то справа от него Тацукава. – Да, неплохо мы их, – кивает слева Серидзава и протягивает ему банку холодного пива. Где он ее достал посреди учебного дня, для Цуцумото остается загадкой, но она оказывается очень кстати: Шоджи прикладывает ее к начинающему проступать фингалу под глазом. – Точно, неплохо, – кивает он в ответ. Его немного беспокоит, что плата за спасение остается загадкой, но спрашивать о подобных вещах, когда тебе протягивают банку пива, а потом еще кормят сосисками, в перерывах обрабатывая щиплющей мазью синяки, как-то неловко.