Заклятие луны

      Я захлопнул книгу и обвел класс изучающим взглядом, задержавшись на Мериссе, сейчас отстранено смотрящей в окно. Уже несколько дней к ряду я порываюсь зажать ее в каком-нибудь углу и выпытать, что же у них произошло. Той ночью, когда Хрингхорни нашел ее, она выпроводила меня за дверь, объясняя это тем, что устала и хочет спать, однако уже тогда я заметил угасающее в светлых глазах пламя ее души. А ведь у меня даже зародилась надежда, что здесь, рядом с этими юными богами, она оттает и раскроется. Я даже смирился с ее сближением с этим незадачливым и неуклюжим Богом света, посчитав, что он поможет ей, только…       Ничего из этого так и не вышло. Мне кажется, я даже чувствую, как Мерисса снова закрывается, упорно возводя вокруг себя непробиваемые стены из равнодушия и холода. Попробую выяснить все у Хрингхорни, уж он-то должен знать, что могло так повлиять на мою подопечную, что она так себя ведет. И если только он посмел каким-то образом ее обидеть, из академии он уже никогда не выйдет. У меня возникала одна идея, как при его помощи можно было бы постараться помочь сблизиться Мериссе с Цукито, но так и не смог осуществить этого. Было бы намного проще решиться на подобный шаг, соизволь Ис мне рассказать все о своей боли и своих тревогах.       Почувствовав мой взгляд, она повернулась и яростно стрельнула глазами.       Глупая, ей тут думаешь, как помочь, а она все в штыки воспринимает, словно я ей злейший враг и всегда только подлянки и делал. Пожалев ребят, объявил перерыв, с неким даже интересом наблюдая, как после этих слов подскочил, разминая спину, Такеру. Этот увалень порывался сегодня не прийти на занятия, но я быстро угомонил эту вредную и шумную проблему. И как могут братья так разительно отличаться, я все поражаюсь. Нет, конечно, понятно, что они не родные, а сводные, но все же. Хотя и Аполлона с Дионисом сложно назвать фасолинами из одного стручка.       Кстати, где эта метелка электрическая? Эх, никак не приспособлюсь, что теперь Аполлон сидит рядом с Хрингхорни. Да, и про этого надо не забыть, а то махом после занятия усвистает и ищи его потом. Хотя воображение у него так себе: озеро, беседка, комната. Раньше все в оранжерее еще отирался, но теперь ее оккупировали Мерисса с Дионисом и своим несуразным клубом садоводства, где этот олух повадился выращивать виноград, из которого после делает вино, невинно называя это пойло «домашним соком». Споит он мне тут всех, ох, споит, зараза.       Нужно Зевсу сказать. Пусть займется воспитанием сына.       Перерыв закончился, и ребята ввалились обратно в класс. Я вновь бросил взгляд на Мериссу, но та что-то втолковывала Гадесу и сидящему рядом с ним юноше-духу, вероятно пытаясь более понятным языком донести до них тот материал, что я объяснял на предыдущей лекции. Всегда поражался, как она сошлась с этим мрачным и несговорчивым Гадесом. Видимо, сказывается их общая принадлежность к темной категории богов. И вот что еще интересно, я стал часто замечать, как Ис и несколько других богов общаются с духами. Догадались ли они об их истинной природе?       Я сел на стол, вытянув ноги, и сложил руки на груди, изучая взглядом своих учеников. Можно сколько угодно их ругать, и все же ребята они неплохие. И особенные, что ни говори. Так же как и каждый дух в нашей академии, они имеют свою неповторимую историю, однако зачастую видят и себя, и свою жизнь совершенно с другой стороны, нежели могу увидеть я или другой посторонний им бог.       – Все ли так очевидно, как есть, или же любая история, вещь и человек имеют оборотную сторону? – сорвалось с моих губ прежде, чем успел одернуть себя, но, вздохнув, я все же продолжил. – Я давно думаю над этими словами. Как часто в мире людей можно увидеть покалеченные судьбы, только из-за того, что человек неверно воспринял происходящее с ним, остался слеп к тонким знакам, что оставили для него Боги и Хранители. Зачастую, он видит лишь темную, более злую и мрачную сторону как происходящих с ним событий, так и грани других людей. Это намного проще, разглядеть в другом зло, нежели за внешним поведением увидеть нечто большее.       Класс ошарашено замер, слушая меня.       – Нам всегда открыта лишь одна сторона, а другая остается тайной, и только по нашему желанию, коли приложим некоторую долю терпения и старания, сможем ее разглядеть, однако вся сложность в том, чтобы понять то другое, что до этого было сокрыто от нас, и принять эту другую сторону как себя, так и всего прочего. Это сложно и требует определенных усилий с нашей стороны, а ведь всегда удобнее пойти по наиболее простому и легкому пути, не обязывающему нас к переменам, раскрытию себя и перевороту нашего мировоззрения. Проще оставаться себе чужим. Как глупо.       Кашлянув, я прикрикнул, чтобы рассаживались по местам, и вернулся к доске. Интересно, как там проходят занятия для других групп? Их уроки проводят духи, но программа должна быть примерно такая же, как у нас. Следует зайти к ним на днях, проверить, а то мало ли, отвечать-то потом мне. Неожиданно даже для себя, я не стал называть привычно фамилии и названия произведений, что обычно студенты фиксировали на уроках искусства, а рука, словно сама по себе, вывела на доске фразу, прочитанную мной много лет назад в одной из книг людей.       «Вам не нужно менять себя, становиться другим человеком. Вы должны лишь понять самого себя, заглянуть в свою душу»       За спиной раздался грохот и через пару мгновений звук захлопнувшейся двери. Я обернулся, натолкнувшись на пустую парту Мериссы. Видимо, мои слова задели ее, но что поделаешь, должен же я хоть как-то встряхнуть девчонку, вот уже столько времени только и занимающуюся самоедством, по причинам, вероятнее всего, ею же и надуманными. Вздохнув, я положил мел и обратился к классу:       – Урок закончен. На сегодня можете быть свободны. Хрингхорни, задержись.       Бог света удивленно замер около своей парты и нерешительно кивнул, однако к нему мигом подскочил возмущенный Лаватейн, выражая горящим взглядом все негодование по поводу моего предложения. Будто я его друга замуж позвал, честное слово, а не просто попросил остаться после занятия. Как дети. Попытавшегося было что-то вякнуть Бога огня я быстро заткнул и выпроводил за дверь, не забыв после установить защитное поле, которое не позволило бы ушлому парню подслушать наш разговор.       Тяжело вздохнув, я вернулся и сел на соседний к парте Бальдера стул. Замявшись на несколько секунд, Хрингхорни опустился обратно на свое место, настороженно косясь на меня. Хм, видимо, репутация у меня среди них не очень, раз он сейчас точно приговора ожидает да неминуемой казни. Прискорбно, я ожидал о себе лучшего мнения, но что уж теперь поделаешь. Сняв монокль, положил его на парту и устало протер глаза, после внимательно посмотрев на юного бога.       – Бальдер, что у вас случилось с Мериссой?       Он вздрогнул и, опустив взгляд на колени, надолго замолчал. Я не стал торопить его, следя за эмоциями, сменяющимися на его печальном лице. Сейчас казалось, на юношу навалилась усталость и тяжесть давно таившейся в душе грусти, он словно осел и стал выглядеть старше. Неужели он и вправду испытает к моей подопечной какие-то теплые чувства? Думаю, Мерисса доходчиво объяснила ему, что у него нет ни шанса на ответную симпатию с ее стороны. Вот ведь дурочка. Вбила себе в голову какую-то ерунду о собственной принадлежности к темной категории и не желает отойти от мифов и легенд человеческого мира, в которых Боги лжи издревле представлялись как довольно неприятные создания, если мягко выразиться. Однако я ведь вижу, что этот юный неуклюжий бог ей явно небезразличен. Кретины.       – Она сказала, я противен ей, – наконец едва слышно произнес Бальдер, так и не поднимая на меня глаз. Да уж, чего-то подобного я и ожидал. Только вот не понимаю, почему так резко, ведь не могла же она просто без причины оттолкнуть его, ведь до этого я точно помню, что она довольно тепло относилась к нему. Так что же произошло? Все-таки без самой Мериссы мне с этим вопросом не справиться.       – Ты что-то ей сказал?       – Нет, – покачал головой юноша. – Мы вернулись из леса, где нашли ее с Ен, я перебинтовал ей ногу, Ис вела себя как обычно, но потом я заметил, что она словно задумалась над чем-то, и ее взгляд стал таким холодным, страшным. Чужим. Учитель Тот, – он вскинул на меня взгляд, в котором смешались противоречивые эмоции, и сжав руки, с болью прошептал, – я никогда не видел у нее такого взгляда. Точно это была вовсе не Мерисса, а кто-то другой. Я не знаю, чем мог обидеть ее, не знаю, почему она так сказала и оттолкнула меня. Прошу вас, поговорите с ней!       Я отстраненно кивнул и, убрав монокль в карман брюк, поднялся, направляясь к двери, но все же остановился на несколько мгновений и сжал плечо Бальдера, желая поддержать незадачливого юношу. Я никогда не любил настолько, чтобы расставание причиняло мне боль, но думаю, ему сейчас нелегко, так воздержусь от колкостей и насмешек. Постараюсь им помочь, но надеюсь, они разберутся сами, а то нет желания быть ответственным за их порушенные судьбы. В конце концов, они уже не дети.