Фланель в клеточку

Меня зовут Аделаида Кортасар и я второй пилот стратегического сверхзвукового разведчика ВВС США SR-71, он же «Черный дрозд». И сегодня я нажралась, как свинья, на юбилее четы горнодобывающих магнатов. Фьюри бы краснел и бледнел, если бы мог краснеть и бледнеть, за свою нерадивую фиктивную невесту Капитана Америка, но, к счастью, сегодня Брадан увез его в леса Амазонии, проверять интерконтинентальные ракеты-перехватчики, поэтому я пошла вразнос, лишившись присмотра теоретической английской тетушки в виде мрачного босса. Как Роджерс не шипел мне в уши, что с текилой пора бы завязать, я неизменно либо посылала его на три тайные руны, когда нас никто не видел, либо лезла целоваться на радость зайкам-репортерам, что наше бездарное лизание на камеру принимали за чистую монету. Наконец, Стив не выдержал, взял меня под локоток и уволок в туалет, где высказал душевное признание: - Я тебя ненавижу! – зарычал он, обдавая мне висок горячим дыханием. Сфокусировав взгляд на его выбритой щеке, пахнущей каким-то кремом после бритья, я мерзко хихикаю, как хихикала бы гиена в саванне по ночам. – Что ты себе позволяешь?! - Да? А два дня назад ты был обо мне обратного мнения, – клянусь, это не я, это говорит во мне выпитый алкоголь и злость на Фьюри, а еще алкоголь заставляет мои руки расстегивать пиджак Роджерса с явным намерением добраться до Капитанского тела. Оно делает меня чокнутой с того самого вечера, когда Стив поцеловал меня всерьез, а не в угоду папарацци. Я мучалась неподдельным возбуждением каждый раз, когда его видела. Голову мне кружил его запах, руки дрожали при звуках голоса, и это была еще одна негласная причина, почему я заливала свое горе водкой и зализывала солью – сдается, что я оказалась позорно, отвратительно, нестерпимо влюблена. Причем в человека, который никогда не был мне интересен. Если юные девы на улицах падали штабелями от народного героя, а девы постарше скупали наклейки с Капитаном Америка, я, насвистывая, предпочитала держать в порядке свой разведчик, стоя от этого стада в стороне, и наблюдая за действом довольно скептически. А теперь непрошибаемая Эльке уже готова была записаться в стройные ряды поклонниц, но даже сама себе в этом не признавалась. Вот еще! Небо, ветер, радость впереди, а не этот блондин с детской улыбкой, хватит мне экшенов на всю свою жизнь. Меня мучают стыдные сны… После которых кремень-пилот Эдди Кортасар, побывавшая в таких переделках, что впору их рассказывать в Вильнюсе, на Вису Швентую, просыпалась в холодном поту и с ощущением, что только что испытала сумасшедший по силе оргазм. В мои сны неизменно приходил Стивен Роджерс, что по опытности не уступал Альфонсо Казанове, и целую длинную блаженную ночь я умирала на его руках, искусывая пухлую нижнюю губу защитника людей до крови, под утро обнаруживая, что искусала саму себя. - Я ошибался, – Роджерс довольно ощутимо врезал мне по рукам, не рассчитав силу. Подумав, что он сломал мне обе кисти своими ручищами суперсолдата, я ощутимо пнула его туфлей в голень и покинула туалет с гордо задранным носом, потирая свои бедные смуглые пальчики. Чуть не запутавшись в длинном платье, я спустилась с винтовой лестницы, дернула у мимо пробегавшего официанта тройной виски, после чего вышла на улицу, слегка пошатываясь. Намереваясь вчесать по улице босиком, я уже приготовилась снимать туфли, как Роджерс, которого заела совесть, поддержал меня за талию. Злость на Фьюри, что сунул меня в эту непотребную дыру, заставляя играть дрянные роли, на Стива, который ему, паскуда, подыгрывал, на всю репортерскую братию, что смаковала каждое наше прикосновение друг к другу, на себя, что согласилась на эту авантюру, злость выливалась на покаянную светлую голову Роджерса, который был наименее в этом балагане виноват. Но страдал за всех и пару соседних. - Вон поди, – сказала я тоном Королевы Елизаветы, отпихивая его руку. Пусть катится в задницу со своей вежливостью. На худой конец я сброшу сексуальное напряжение с Фогельзангом. Немчуру два раза просить не надо, тем более, он еще с Тель-Авива на меня неровно дышит. Перспектива быть огулянной темпераментным Паулем сделала меня лесным унылищем, вдобавок, пьяным в стельку. Пока Роджерс топтался рядом, вызывая такси, я избавилась, по любимой привычке, от туфлей, аккуратно, боком выбираясь на улицу за ворота и вздыхая, побрела по асфальту подальше от этого праздника жизни, что напоминал мне больше похороны. - Далеко собралась? – рядом едет такси, из которого мне светит лицо Роджерса, в которое я очень хочу плюнуть, но сдерживаюсь нечеловеческим усилием. - От тебя подальше, – рычу я, уходя боком в какой-то лесопарк, где такси меня не догонит. Насильников и маньяков я перестала бояться еще в детском возрасте, когда сдуру научилась кикбоксингу. - Прости, я не хотел... – повинно пытается крикнуть мне вслед Роджерс, но я от души посылаю его в задницу, исполняя свою давнюю мечту. - Иди в задницу со своими извинениями! – я слышу топот за спиной, и разворачиваюсь так, чтобы встретить его очередным пинком. Если надо будет, я буду избивать его долго и мучительно, пока не отстанет. Но Стиви непреклонен. Он хватает меня за руку, пытаясь остановить, получает великолепный правый свинг в челюсть, в который я вкладываю всю скопившуюся злость, нетвердую руку он перехватывает практически у своего лица и пытается меня увещевать. - Послушай меня… да не вертись! Я хочу попросить прощения… Честно, – кэп сгребает меня в охапку, не давая пошевелиться. – Иногда я не соизмеряю свои удары… Прости, что сделал тебе больно. - Бог простит, – бухчу я, обмякая в его руках. Меня тошнит от перевыпитого, я как-то вдруг резко устала драться и сопротивляться вообще, поэтому приваливаюсь головой к его плечу и тяну, - Меня никто не люююбит… - Какой ужас… - притворно сокрушается Капитан, сгружая мою пьяную тушу в такси на заднее сиденье. Положив под голову сумочку, я засыпаю на короткие минуты, что, как известно, облегчения не приносят никакого. Очнулась я, когда Роджерс нес меня на руках, как невесту к алтарю, по лестнице. Одну ногу ощутимо морозил сквозняк, на второй была надета замшевая туфелька. Потеряла. Вторые туфли за два дня. Николас разорится на моих туалетах, хотя туда ему и дорога, жлобу, может быть даст роль невесты Кэпа кому-нибудь другому, более бережливому. - Куда ты меня тащишь? – спрашиваю слабым голосом я, утрамбовывая тошноту подальше в свое нутро. – Положи, где взял. - Не смешно, – парирует Стивен, пронося меня мимо обалдевшей на оба глаза бабке, которая не далее, как позавчера, видела меня мокрую, как курица, но хоть менее пьяную. - Здравствуйте, мисс! – здороваюсь с ней я, расплываясь в улыбке до ушей. Бабка хлопает дверью, после чего тренькает телефон в глубине ее комнаты – ставлю свои зубы, что она пошла рассказывать подругам, что ее сосед водит домой продажных пьяных женщин с Квартала Красных Фонарей. Представив себе это зрелище – старушенцию, что поправляя на себе бигуди, чернит имя Кэпа напропалую – я начинаю мерзко ржать, но в это время моей головой открывают дверь и Стивен сгружает меня в коридоре своей квартиры. Ловушка захлопнулась, оставив в замке ключ с дешевым брелочком… - Ты невыносима, - сокрушается Стиви, прислоняя мое тело к стене, а сам, сняв пиджак и закатив рукава рубашки, наливает в ванную воду, с намерением погрузить меня в нее, что я чую пятой точкой, - еще раз так напьешься, и мне придется доложить о тебе Фьюри. - Вонючий стукач! – взрываюсь я, сдирая с ноги туфлю, пусть только появится в дверях ванной, я воткну ему каблук в глаз. Просто ради удовольствия, ибо я прекрасно знаю, что сдавать он меня не будет, да и не только меня. - Что же делать, если ты меня не слушаешь… - в его голосе скользит неподдельная грусть, но я сейчас нахожусь на другом полюсе. До резинки трусов мне его грусть. Роджерс выходит из ванной, тянет меня туда за руку, ставит напротив шкафчика, задом к стиральной машине, боком к ванной и прикрывает дверь, оставляя меня в гордом одиночестве. «Зашибенно. Хоть посплю…!» - подумала я, приваливаясь к стиральной машине спиной и сползая на пол. Маневр не удался, Стив поймал меня за шкирку, не дав долететь усталому копчику до пола. - Предлагаешь мне тебя раздеть? – от этого вопроса я слегка даже протрезвела. Сфокусировала взгляд – до этого меня держали за плечи два Кэпа – одобрительно икнула и повесилась ему на шею, обвив ее руками. Я обожаю текилу, как машину времени, выпил и уже завтра, тем более что ничего не помнишь о содеянном. Один раз живем. Выражение его лица я не видела, но клялась чем угодно, что этот позавчерашний румянец вернулся на его щеки, и руки, которыми он стал расстегивать мое платье, дрожали так же… - Ты же не сделаешь плохо бедной пьяной женщине? – валяю дурака я, пока Стивен стягивает с меня платье вниз и садится на корточки, чтобы выпутать его из-под моих ног. Разглядывая сверху его пушистую светлую макушку, я чувствую, что во мне поднимается что-то темное, душное, отчего сердце начинает колотиться раз в пять быстрее. Внутри меня беснуются демоны, которые нашептывают толкнуть Стива на что-то стыдное, неправильное, пошлое и грязное… но он поднимается обратно, стараясь не смотреть в мою сторону, а потом ему становится трудно дышать, когда я вылезаю из нижнего белья. Стоит, замерев, безвольно бросив сильные руки вдоль тела, но не уходит, словно я выпила из него все силы. - Не сделаю… - его голос мгновенно охрип, как тогда, при нашем сумасбродом поцелуе, что положил начало моего безумия и его молчаливой покорности. Я перепила настолько, что сейчас смела до безрассудства. Я больше не буду его останавливать, не буду пытаться лидерствовать, пусть он сделает, что хочет, а он хочет, это видно по лихорадочно блестящим глазам, по тяжелому дыханию, по тому, что он сдерживается, балансируя на краю. - А хорошо?.. – я приближаюсь к нему так, что мои съежившиеся от прохлады соски, хотя, клянусь, в ванной жарко, трутся о тонкую ткань его рубашки. Стив судорожно сглатывает, переводя на меня умоляющий взгляд, впервые я вижу как Капитану Америка страшно. Длинные ресницы дрожат, как бы он не пытался отвести свои светло-синие глаза в сторону, они возвращаются ко мне: к черным волосам, что рассыпались по плечам, к груди, не такой уж и большой, но вполне себе красивой, к моим губам, по которым размазалась помада, красная, по совету Фьюри. Роджерс отворачивается, неосознанно-красивым движением отводя свой манящий рот с линии огня. - Ты пьяна. Я не хочу сейчас делать ЭТО, потому, что завтра ты пожалеешь, – тихо говорит он, а я плавлюсь, как пломбир, едва соприкасаясь с ним телами. Чувствуя, как горят его губы, но без возможности впиться в них, оттянув, искусав, наполнив рдеющей краской. - Вряд ли… - понимая, что мне тут ничего сегодня не обломится, я забираюсь в ванную с пеной, и раскладываюсь по ней костьми. Роджерс уходит на несколько минут, но возвращается, садится на край ванной, опять в своих трениках, правда, без футболки, и протягивает мне бумажный стаканчик с кофе, остро и крепко заваренного. Молодец, что не припер керамическую кружку, которую я расколочу в два счета. Но меня не интересует кофе, хотя я честно делаю несколько глотков, чувствуя, как мгновенно прочищаются мозги. Меня манит Роджерс, что сидит в позе русалки на ванной, черт знает, зачем он меня в нее засунул. Мания у него что ли? То в душ меня посылать, то в ванную окунать. Стаканчик я поставила на стиральную машину. Одну руку закинула за голову, а вторую протянула к Роджерсу. К моему удивлению, он не отстранился, пока я прикоснулась ладонью к его груди, не сбежал, пока я гладила его плоский живот с дорожкой светлых волос, сбегающих вниз, туда, о чем я сейчас даже думать не могла. Взобралась вверх, крепко провела по его бледно-розовым соскам большим пальцем, оттягивая нежную кожу в сторону, отчего Стивен прикрыл ресницами глаза, с тихим всхлипом втянув в себя воздух. Мягко перехватил мою руку и опустил ее обратно в воду, будто дразнясь, будто специально. - Не надо, Эльке… - от теплоты его голоса мне хочется плакать. Почему Стив остался таким же после нашей несовместной ночи на разных диванах? Я сгораю от желания, а он по-прежнему так мил по отношению ко мне, будто ничего и не было. Мил, не считая того, что отбивался от меня, как мог в туалете резиденции. И отбивается сейчас, хотя его лихорадит при приближении ко мне. Со вздохом Роджерс оставляет меня в ванной, в которой я лежу, мучаясь совестью и изжогой. Кофе помогает мне прийти в себя, оставляя лишь муть в голове, звон в ушах, к которым присоединяется Кэп, принесший мне давешнюю рубашку в клеточку. Сегодня обошлось без носков, что не может не радовать. Рубашка свисает со стиральной машинки, напоминая мне обморочного лебедя балетной школы, сходство было бы поразительным, если бы она была белая. Но она синяя, в белую полоску, что сплетается в клетки правильными квадратами. Банальнейшая рубашка, только теперь я хочу, чтобы Стив ее с меня снял. Я тщательно отмываюсь под прохладным душем и выхожу в свет почти трезвой. На кухне умиротворяющее шкворчит чайник, пахнет чем-то очень вкусным (за время, что я знала Капитана Америку, я поняла, что в готовке он даст любому шеф-повару сто очков форы), а Стивен сидит за столом, наблюдая за новостями, что вещает ему маленький настенный телевизор. Идиллия, черт возьми. Я прошла мимо него, в комнату, не глядя взяла с журнального столика какое-то бульварное чтиво и развалилась на диване, дерзко закинув ноги на его спинку. Что делать дальше представлялось смутно: для начала можно было бы сбежать домой, а вторым номером уснуть, наплевав на все проблемы. Пока я соображала, куда бы податься на ночь глядя, несносный Стив приперся в комнату. Он уже оделся, поэтому мое желание обладать слегка приутихло. Усевшись рядом, Капитан Америка рассматривал собственные босые ноги, начиная меня дико бесить. Например, можно было бы вдарить ему пяткой в затылок, чтобы он перестал считать на ковре ворсинки, а хотя бы поговорил со мной, или издал звук боли. Да что угодно! - Что читаешь? – невинно вопросил он, переводя на меня взгляд невозможных голубых, и серых, и синеватых одновременно глаз, чистых и честных, как у средневековой девственницы. Это добивает меня, подливая последнюю каплю в чашу терпения и без того хренового дня, я рычу нецензурные слова, размахиваюсь, чтобы врезать ему по макушке шикарного подзатыльника, но Кэп легко перехватывает мою руку и подносит ее к своим горячим губам. Что он делает, этот невинный мальчик из Бруклина… Почему сейчас в его взгляде исподлобья немая решимость, полная такой же тьмы, что туманит мой разум, когда я его вижу. Расправив руками мою узкую ладонь, Стивен целует ее ровно посередине, долго, нежно, отчего по моему телу пробегают толпы мурашек. - Какого черта… - лепечу я, пытаясь уползти куда-то на противоположный край дивана, понимая, что еще чуть-чуть и случится именно это: грязное и непоправимое. В глазах Роджерса тлеет тихая паника, когда я беру его лицо в свободную руку, чувствуя кончиками пальцев начинающуюся пробиваться вечернюю щетину. Он взмахивает длиннющими ресницами, как какая-нибудь диснеевская принцесса, пылающая смущением, в свою первую брачную ночь, оказавшаяся в опытных руках своего чудовища-мужа, а чудовище во мне поднимало голову все быстрее, разглядывая жадным взглядом запрокинутое наивно-детское, и в то же время красивое мужское лицо. Я не выдерживаю, хотя могла бы часами оглядывать светящуюся фарфоровую его хрупкость. Наши губы соприкасаются – мои, искусанные, пухлые от возбуждения, и его – верхняя изогнутая, наподобие тугого лука, нижняя полная, мягкая, заставляя меня погружаться в неимоверную тьму, когда я вжимаюсь в них так плотно и резко, что чувствую его передние зубы, по которым провожу языком. Стиви тяжело, шумно вздыхает, оглаживая своими руками мои бедра (как я неудобно сижу… ему приходится разворачиваться ко мне боком), наклоняется еще ниже, задирая мягкую фланель почти до живота, пока я, дрянная совратительница, обвиваю его талию своими ногами, неловко, плотно, вкладывая в это движение все, что накопилось во мне с того исторического приема, где я была адвокат не адвокат, а мне после было сделано признание о первом свидании. Стив прерывисто дышит. Я чувствую его напрягшееся тело под футболкой, хочу отплатить ему тем же, снять ее, но меня останавливает смятение на его лице, и руки, в выступающих дорожках вен, по которым я провожу ладонями, чувствуя их пульсацию, дрожат от вполне объяснимого страха. Сделать что-то не так, заставить меня потом пожалеть о содеянном. Сейчас, когда я сдираю, по-другому не скажешь, с него растянутую домашнюю футболку, я с ужасом осознаю, что у меня самой лет пять не было мужчин, отчего настает мой черед становится в ступор, что сейчас недопустим. - Эльке… - Роджерс прижимается ко мне всем телом, будто ищет защиты от жестокого мира, в котором он остался целомудрен, я отдавалась небу вместо мужчин, а диван столь узок, что после короткой борьбы он оказывается сверху, потом рядом, хотя вторым этажом планировала быть я. Расстегивает вздрагивающими пальцами пуговки на рубашке, в паническом ужасе, от которого цепенеет тело, осторожно касается моей груди, склоняется ниже и нежно вбирает губами мой сосок, отчего я делаю вдох, но забываю выдохнуть. Он такой горячий, он весь – сплошная похоть, почти семь футов похоти, по которой хочется блуждать руками, впиваться в кожу, пробовать его на вкус везде и всюду, но я только утыкаюсь в его волосы и издаю стон, отчего Кэп выгибается сам, упираясь мне в бедро давным-давно вставшим до болезненного напряжения членом. - Девочка моя… Я хочу тебя,, – шепчет он возле моей груди и в его шепоте сплетается столько чувств, столько сладости, столько… любви, что я замираю на мгновение, на полпути к резинке его штанов, которую я оттянула и которая сейчас щелкнула о его плоский накачанный живот. Неужели теперь руки трясутся и у меня, сластолюбца, что не хочет ударить в грязь лицом перед своим любовником. Сделать его первый раз волшебным, ярким, полным нежности и страсти. Пока я одной рукой взъерошиваю его волосы, второй все-таки забираюсь под резинку одежды, сжимая в неверном трясущемся кулачке его член, здоровенный, под стать росту, неизвестно еще, совместимый ли со мной, отчего Роджерс стонет, будто вот-вот кончит мне в руку, лихорадочно ищет мои губы, которые влажны и пересохли одновременно, приникает к ним, раздвигает языком – где только научился – но тут же, словно стегая себя, переходит к сети маленьких невинных поцелуев по моему лицу. Но возвращается, все равно возвращается, не в силах убежать далеко, и мы самозабвенно целуемся, как бы делали это всегда, с первого дня знакомства, а не по прошествии стольких лет. Он раздевается сам. Стаскивает, задыхаясь, с себя тренировочные штаны, потом трусы, потом нависает надо мной, отчего мышцы на сильных руках вздуваются буграми, созерцая второго пилота затуманенным нереальным порочно-сумеречным взглядом, когда я лежу перед ним абсолютно беззащитная, в полуснятой рубашке, расстегнутой до низа, под которой только я после ванной, но сейчас беззащитен он, и у него никого нет, кроме меня. - Не бойся… - Я притягиваю его к себе за шею, слыша полувыдох-полустон, осторожно приподнимаю свои бедра к нему навстречу, направляю его рукой, чувствуя как медленно, пыточно-медленно входит в меня восставшая, стальная плоть, отчего мне совсем не больно, мне хорошо, пока Стив уткнулся мне в волосы, глубоко переживая каждую секунду этих новых для себя, фееричных ощущений, потом замер, осторожно поднялся на локтях, заглядывая мне в лицо, бережно вошел полностью – сам! – уперся до самого конца, заставляя меня выгнуться со стоном ему навстречу, а потом так же медленно вышел. Круглые, ошалевшие глаза воззрились на меня, губы он приоткрыл, хлопающие ресницы чуть ли не поднимают сквозняк. Я целую его в поломанный когда-то давно нос, ни в коем случае не подгоняя прислушивающегося к себе мужчину, и снова он толкнулся вперед, в ответ я прикусила губу, издавая самый сладкий стон, который он высоблазнил из меня, вытянул, выцеловал. - Стив, пожалуйста, не останавливайся…, - вцепившись в его предплечья, я закрываю глаза. Это невыносимо… Невыносимо нежно, невыносимо, будто я иду по лезвию бритвы. Роджерс начинает двигаться во мне – неторопливо, не от того, что хочет раздразнить, а просто сам чуть ли не сходит с ума от ощущений. Я чувствую его живот, грудь, вздыбившиеся от мурашек волоски на руках, его дыхание раздувает мою челку, по широкой спине Стивена, когда я провожу по ней руками, стекает пот, он наращивает темп, двигаясь неумело, рывками, постанывает, сдерживая себя, пока я не шепчу в его ухо, - кричи, я хочу, чтобы ты кричал… Он выкликает мое имя после этих слов… Он шепчет, потом в голос восклицает «Эльке!..», когда я обвиваю ногами его талию, теперь Стив не сдерживает себя, и от его хрипловатых возгласов, несвязных громких шепотов и стонов я проваливаюсь в бездну с этой грешной земли, где нет ничего, пустота, вакуум, кроме слияния наших потных горячих тел, ставшими единым целым… Он кончает быстрее меня: мощно, глубоко входит, у него стоит, как каменный, причиняя мне настолько неземные ощущения, что я присоединяюсь к его почти удивленному вскрику, каким он обозначает свой первый в жизни оргазм с женщиной, вскрику, а потом долгому-долгому стону, пока внутри меня разливается влажное тепло, соединение на клеточном уровне, что равно десяти тысячам полетов, я клянусь. Утром я проснулась на здоровенном разложенном диване в соседней комнате, что была все-таки спальней. По идее, Стив уснул в гостиной, измученный мной, прикрытый мягким теплым пледом, а я ретировалась в соседнюю комнату из чисто практических соображений – места на том диване больше не стало. Повернувшись набок, я с удовольствием отметила, что тело цело, ничего не болит, даже голова, рубашка обнаружилась на стуле у дивана, а рядом обнаружился Роджерс, который, положив голову на сгиб локтя, смотрел на меня сонным влюбленным взглядом. Я мгновенно притихла, соображая, что бы сейчас можно сделать… Все-таки вчера я побывала совратительницей, выкрала его целомудрие, показала, что такое чувственные наслаждения, поэтому сейчас мне очень хотелось шлепнуть его по голому заду со словами: «Повторим, детка?» Хотя, каюсь, грубости после такого были недопустимы; я подкатилась к нему поближе, пристроив ногу на его бедре, и сказала: - Доброе утро… На что Стиви сгреб меня в охапку, прижав к себе. Теперь я всегда буду сходить с ума от его прикосновений, дорвавшаяся до самого сладкого, что можно себе представить. Вместо пожелания доброго утра в ответ, он нашел мои губы, целуя их гораздо горячее и смелее, чем вчера. Что-то подсказывало мне, что стоило ему только вкусить запретных плодов, как сейчас вся его страстная натура полезет наружу, наверстывая упущенное за столько лет. Мы тихо лежали под одеялом и тихо целовались, прижимаясь друг к другу обнаженными телами. Солнце вовсю лупило в окна, через кружевную тюль, плотные шторы я вчера не задернула, и мне было так хорошо, как не было, верно, никогда в жизни. Лежать, дурея от его запаха – сушеная ромашка, опьяняющий каштан, легкий тонкий аромат мужчины, сочетание пряного возбуждения и пота – который я хотела вдыхать постоянно, двадцать четыре на семь, я медленно гладила его тело, проходя ладонями по шее, плечам, ключицам, животу, вздымающегося в такт дыханию под моими руками. Мы оба находились в этом зачарованном сне, когда время останавливается, и мои руки баюкают голову теплого, светло-русого Капитана на своей груди, кажется, что это какая-то галлюцинация, столь реальная, что можно ее потрогать… Аквамариновое постельное белье очень удачно оттеняло нашу кожу – светлую Стива, и темную – мою, пришлось представить, как мы смотрелись со стороны, и я нашла это зрелище потрясающим в своем сочетании цветов и форм. Мы были идеальны, проникая друг в друга, просто идеальны. - Кофе хочу, - капризно сказала я, чувствуя, что каждое его прикосновение начинает болезненно гореть на коже, доводя меня до исступления, - надеюсь, ты составишь мне компанию? - Без сомнения, – твердо ответил Роджерс, наблюдая, как я становлюсь в кровати на коленях, потягиваясь вверх, как кошка. Подобрался ближе, небрежно отодвинул вбок мои волосы и припал горячими губами к моей шее сзади, чего я никак не ожидала, лелея мечты о кофе. Провел грубоватыми ладонями по моему телу, от бедер вверх, задерживаясь на груди, накрыл ее, сжимая, прикоснулся поцелуем к затылку, в то время как я чувствовала оголенными ягодицами, что он более чем готов к новым подвигам. Наивная я подумала, что вчера было самое стыдное, но самое прекрасное, что я могла делать с Капитаном, однако, моим мечтам не суждено было сбыться. Положив твердую руку на мою спину, между лопаток, Стивен аккуратно нагнул меня, заставив упереться ладонями и коленями в мягкий диван, а сам, заново борясь со своим сбитым дыханием, будто проскакал много миль в пробежке, аккуратно ввел в меня палец, отчего я инстинктивно дернулась и сжалась, но в ответ Капитан нежно погладил меня по выступающим округлостям и мягко укусил в левую ягодицу, добавляя к первому пальцу второй. На моих глазах хороший мальчик превратился в скверного деликвента, уютно расположившегося меж моих расставленных коленей. «Что же он делает со мной?» - успело мелькнуть в моей голове, пока Стив перешел с укусов на поцелуи, управляясь рукой не хуже, чем вчера управлялся со своим внушительным достоинством, пальцы другой он положил чуть ниже, на сосредоточие возбуждения каждой женщины, будто взводил курок, и я громко застонала, выгибаясь и ложась грудью на аквамарин с запахом ромашек и каштанов. Роджерс держался из последних сил, я чувствовала это, когда он, ставя запятые вместо точек поцелуев на моей спине, прошелся влажным членом по моей ноге, заставляя меня дергаться, будто живую, не в меру любопытную Ариэль на крючке у рыболова. Мокрые пальцы Кэпа покинули меня очень бережно, а следом он также взял меня, накалывая, как редкую бабочку для коллекции, на Стиви-младшего, который показался мне гораздо больше, чем вчера, но это сейчас было неважно, совершенно неважно, потому, что я поднялась, чувствуя спиной его мокрую от любви грудь, его потрясающие страстные толчки внутри меня, ладонь Роджерса легла мне на шею, запрокидывая голову назад, и он что-то сбивчиво шептал мне на ухо, задевая его покрасневшими губами, но что, я, сквозь призму своего сумасшествия, так и не могла расслышать. Сегодня он был долгим, намного более долгим, удержал меня скрещенными под моей грудью руками, пока я орала в голос, завершаясь умопомрачительным оргазмом, который был сродни перегрузкам на высоте – я ослепла и оглохла на несколько секунд, а потом он последовал за мной, будто держался только из-за меня, останавливаясь, откладывая свой экстаз ради меня. Стив беззащитно уткнулся мне в волосы, дрожа так, будто плакал, всхлипывая так, будто глотал слезы. Я бы разволновалась не на шутку, если бы не знала, что ему потрясающе, безумно, вселенски хорошо со мной, что он теперь считает меня своей не только для журналистов, я теперь его девушка взаправду, по-настоящему, и было единственно-правильным, единственно-верным решением за всю мою жизнь, не считая выбора профессии пилота. Много позже, уже сидя на кухне с чашкой кофе в руках и глядя Стиву Гранту Роджерсу в глаза, я понимаю, что гнев Фогельзанга – ничто, а выражение лица Наташи, когда она про все это узнает – бесценно!