И ананас!

Магазины в России Байльшмидту не нравились. Если большие престижные супермаркеты он как-то переваривал, то мелочь вроде «Пятёрочки» или «Дикси» не выносил на дух. Потому что как придёшь туда — так сразу плакать хочется от жалости зрелища. Больничный свет, не самый приятный запах, продукты какие-то левые… Что и говорить, у них с братом всё в тысячу раз круче! Стоя в очереди с корзинкой невразумительного пива, Гилберт уныло смотрел по сторонам и иногда тихо фыркал. Спереди верзила никак не мог найти мелочь в карманах, сзади толпились бабушки-пенсионерки, то ли просто переговариваясь, то ли шаманя очередь, чтобы быстрее двигалась. Ноги так и не отогрелись, хотелось курить, да и вообще настроение было не очень. Пока в поле зрения не попала знакомая белобрысая макушка. — Запад, ты, что ли? — радостно крикнул прусс; все вздрогнули и недоуменно переглянулись. Высокий широкоплечий парень, согнувшись у стенда с шоколадом, вздрогнул и обернулся, словно его сейчас поведут расстреливать. — Иди сюда, морда! — довольно замахал руками Гилберт под возмущённые взгляды благопристойных старушек. — Чего тебя сюда понесло? Тоже другого сарая со жратвой не нашёл? — Не нашёл, — мрачно подтвердил Людвиг, протискиваясь к брату. Последний же мигом принялся изучать будущий стратегический запас провианта в чужой корзинке. — Ух, ты! — изумился прусс. — Мандарины, мёд, варенье малиновое… Запад, ты никак болеть собрался? Расписание чихов и повышение температуры уже составил, а? Младший ничего не ответил, зато густо покраснел. В тот же момент до Гилберта дошло. — Ах, Анечка… Тогда что ж ты её так не любишь? — Почему это не люблю? — возмущённо забубнил немец, продолжая краснеть. — Очень даже люблю… — Тогда почему затариваешься в таком, звиняюсь, третьесортном гадюшнике? Вот я Лизхен всегда всё самое свеженькое доставал, самое лучшее… Всему тебя учить надо, братец! Если ты идёшь к больной девушке — иди с чем-то необычным! И её развеселишь, и себе очков к любовной карме прибавишь! Возьми хотя бы… Гилберт пошарил глазами по магазину. К несчастью, взгляд его упёрся в самое начало, где располагались стрёмные овощи и неясные фрукты. — …хотя бы ананас! Не успел Людвиг охнуть, как шустрый и не в меру полный энтузиазма Байльшмидт сбегал за чудным фруктом и назад вернулся. Ананас, видимо, офигевший от такого обращения, растопырил жёсткие листья и огорчённо потемнел. — Бери! — Да нахрен мне ананас? — продолжал удивляться Людвиг. — А я говорю, бери ананас! — убедительным тоном тянул своё Гилберт, пихая иноземный фрукт в чужие руки. — Произведение впечатлёшь! Ой, тьфу, то есть наоборот… — Да не буду я его брать! — Ну и дурак! Знаешь, сколько в ананасе всего полезного? И витамины тебе, и не витамины, калий там, магний… Анечка твоя как попробует — так мигом на ноги поднимется и тебя целовать будет, а там уже и до главного недалеко… — Перестань, — засмущался младший ещё больше. — И положи, откуда взял. — Идиот! Бери, я сказал! — Берите уже! — вторила ему кассирша, потому что подошла их очередь. — Бери уже, сынок! — заголосили бабушки, столпившись сзади. — Не могём мы уже стоять тут, ножки не держат… — Ладно, — буркнул побеждённый немец. — Где тут у вас весы… * * * На следующий день в номере скромной гостиницы раздался звонок. К счастью или к огорчению, трубку взял Пруссия. — Великий у аппарата, — важно заявил он, догадываясь, кто звонит. — Внимаю. — Вот что, Калининград, — вдохновенно начал очень сиплый женский голос на том конце. — Не смей больше братца своего консультировать, понял? — А в чём дело, дорогая? — У меня от твоего ананаса горло опухло, ясно тебе?! И сыпь везде вылезла! И чешется! Я теперь ещё три дня проваляюсь! У меня аллергия на ананасы, понял?! — Понял, — довольно ответил Гилберт и улыбнулся. — В следующий раз велю ему принести вагон ананасов. И гранатов в придачу. Не тех, которые в окопы швыряли, конечно, а нормальных. Че-ло-ве-чес-ких. И, не дожидаясь яростной тирады, отключился. Утро начиналось просто прекрасно.