Только вдвоем

— Билл, ты готов? — брат заглянул в мою комнату. Я сидел на кровати, посреди разбросанных вещей, и задумчиво смотрел в окно, из которого открывался прекрасный вид на Лос-Анджелес. — Том, а давай никуда не пойдем? — произнес я, всё так же смотря в окно. — Почему? — Том направился в сторону кровати, сел на свободное место и с непониманием посмотрел на меня. — Не знаю... Давай останемся здесь и посмотрим какой-нибудь фильм? Или еще чем-то займемся? - Том устало выдохнул, закрыл глаза и плюхнулся на раскиданную по кровати одежду. Я придвинулся к нему, удобно устроился на груди и прошептал: — Спасибо. Мы молчали минут пять, я все также лежал на груди брата и слушал его размеренной сердцебиени. Каждый был погружен в свои мысли. Мы редко бывали вечерами дома, но, когда это все же случалось, мы были окутаны какой-то определенной идиллией, домашним теплом и уютом. Мы были близки сейчас, не только физически, но и духовно. Мы всегда чувствуем друг друга, это — наша особенность. Многие это называют "магической связью близнецов", но я так не считаю, да и Том тоже. Мы просто слишком хорошо знаем друг друга, понимаем, любим. Я не представляю свою жизнь без этого вечно неадекватного персонажа. Когда я начинаю представлять себе такие моменты, то сердце больно сжимается, а к горлу подкатывает ком. Нет! Мы всегда будем вместе. Только вдвоем и никак иначе. Поток моих мыслей прервал нежный голос брата и его сильные руки, обнимающие меня. — Би-Би, что с тобой? Ты раньше не отказывался от вечеринок. — Не знаю, Томми... Но если хочешь, ты можешь идти... — пожалуйста, Том, не уходи, не оставляй меня! — Нет. Фильм, значит фильм. Поднимайся. Том разжал объятия, чтобы я мог встать с него. Он всегда бесится, когда я на него так облокачиваюсь, но сегодня терпеливо молчит. Некоторые говорят, что мы ведем иногда себя как пара, а не как братья. Возможно, со стороны это так выглядит, но я был бы не против, если бы это было на самом деле. Да, я кретин, я влюбился в собственного брата, но что поделаешь? Я живу с этим уже 2 года. 2 года терплю его вечные подкаты к бабам. Сердце жутко ноет и хочется выть, но я гордо молчу. Правда, ни одна склеенная им девица больше, чем на 2 дня не задерживалась. Моя работа. А Том это не видит и не говорит ничего, такое ощущения, что я ему определенную услугу оказываю, гад. Я прекрасно знаю, что он не чувствует ко мне того же, что и я к нему. Он не узнает о моих чувствах. Я надеюсь. Сколько слез пролито из-за него, сколько бессонных ночей, сколько нервов. Бессчетное количество. А утром все как всегда — милые домашние разговоры, приколы, повседневность. Но вот что творится у меня внутри, когда он до меня дотрагивается - ему лучше не знать. Меня как будто пронзает током, от волос до кончиков пальцев, внутри все разогревает, бабочки в животе начинают не просто летать, а устраивать гонки, в области паха тяжелеет, а рассудок... Да он просто уезжает, помахав ручкой. Я никогда не был геем, и парни меня не привлекают и никогда не привлекали. Но, однако, один человек завладел моим сердцем навсегда. Я не жалею, что влюбился в свою, практически точную, копию, в свое зеркальное отражение, я жалею только о том, что это не взаимно. Мы перебрались из спальни в гостиную и удобно устроились на большем мягком диване, как всегда перед этим его разложив. Я устроился в царстве подушек и прикрыл ноги пледом, а Том в это время подключал аппаратуру. — Что смотреть будем? — посмотрел на меня брат. — На твой вкус, — я сладко улыбнулся Тому, на что тот лишь фыркнул и отвернулся к компьютеру. У брата отменный вкус на фильмы, да и часто с моим совпадает. Минуты три он сосредоточенно что-то искал в компьютере, а я в это время разглядывал его идеальное рельефное тело, которое было прекрасно видно через тонкую ткань белой футболки. Сосредоточенное лицо. Господи, как же он прекрасен. Том повернулся ко мне и спросил: — «Голодные игры» подойдут? Тут две части, на половину ночи хватит, тем более ты хотел посмотреть. Помнит... Приятно! — Да, отлично. Мы смотрели, не отрываясь. Мрачный на первый взгляд, фильм оказался очень интересным, захватывающим, но в то же время романтичным. Нет розовых соплей, все достаточно жестко. Знаете, какая-то часть фильма отражает современное общество. Одним словом, фильм - потрясающий. Жаль в кино не ходил на него. Посередине фильма мне, почему-то, стало немного одиноко и грустно. Я придвинулся ближе к брату и прошептал: — Обними меня. И он обнял. Не ворчал как обычно, а сразу обнял. Боже, как сразу стало спокойно и уютно. Мы досмотрели первую часть, и у меня в голове возник один вопрос , который я так хотел, но боялся озвучить. Все, Билл, хватит трусить! Я отодвинулся от брата, сжал дрожащими пальцами края пледа и, опустив глаза, произнес дрожащим от волнения голосом: — Том? — Ммм? — А если бы меня выбрали, ты бы вызвался добровольцем? Эгоистично? Возможно. Но мне было жутко интересно и страшно одновременно. Вдруг он скажет, что не вызвался бы никогда или что-то более резкое и обидное придумает. Сердце вновь сжалось от подобных мыслей, к горлу поступил ком, а глаза защипало от подступающих слез. Блин, Том, почему ты так долго молчишь?! — Что за глупые мысли? Конечно я бы вызвался, ты бы там умер в первый же день. — Я бы тоже не отпустил тебя туда. Я поднял взгляд на Тома и понял, что все это время он наблюдал за мной. Как глупо. Я не заметил, как с уголка глаза скатилась одинокая слеза, но от пристального взгляда любимого брата она не ускользнула. — Ты чего? — нежно, но в то же время обеспокоено спросил Том и провел рукой по моей щеке, стирая большим пальцем влажный след от кристально чистой слезинки. — Я люблю тебя… — слова сами по себе вырвались наружу. Черт. — Я тебя тоже. — Ты не понял... — проговорил я. И отодвинулся от брата. Сердце ушло в пятки, зря я все это начал. Жил себе спокойного со своей любовью, проблем не было, но нет — вот они. Дурак. — Билл? Ты... ГОСПОДИ!.. Я отполз на противоположный край дивана и сжался в комок. Тело брата напряглось, а у меня внутри стало еще хуже, еще страшнее и еще более одиноко... — Давно? — ледяным тоном просил брат. Что же я наделал?! Сейчас у меня было ощущение, что я стою на краю пропасти — еще один неверный шаг и я упаду вниз. Начал говорить правду, уж говори до конца. Какой же я идиот! — Два года. Том тяжело вздохнул, встал с дивана и направился в сторону выхода. Твою же мать, что я натворил?! Дверь сильно грохнула, а внутри что-то оборвалось, и этим «что-то» была невидимая глазу нить, связывающая меня с Томом. В носу противно защипало, из глаз предательски покатились слезы. Я открыл рот в немом крике и больно плюхнулся на диван. Что же я наделал? Кто меня тянул за язык? Подсознание и сердце. Сердце, в данном случае, бесполезный орган, а подсознание...это и не орган вовсе. Ну вот куда он пошел в 3 часа ночи? Зачем вообще ушел, и придет ли вообще? Что за мысли, черт возьми?! Конечно придет, остынет и придет. Придет, но не забудет того, что я сказал несколько минут назад. Внутри было чувство опустошения от осознания своего глупого поступка. Несколько минут назад я намеренно лишился самого дорогого и близкого мне человека. Чего я ждал, когда говорил, что люблю его не как брата? Объятий в ответ? Страстных поцелуев? Не знаю… Страшно. Горько. Обидно. Больно. Одиноко. Пусто. Невыносимо. Душераздирающе. Я поднялся с дивана, на ватных ногах подошел к журнальному столику, взял пачку сигарет и вышел на балкон. Опустился в мягкое кресло, закурил. Слезы все также непрерывно текли из глаз, я даже уже не пытался их вытереть. Я устремил свой взгляд на никогда не засыпающий город. От непрерывного зрительного контакта, яркие огни Лос-Анджелеса сливались в одно цветное полотно, которое заволакивает раскрасневшиеся глаза. Я выкурил 4 сигареты, изредка смаргивая накопившиеся слезы. Мои глаза дико болели от непрекращающегося потока слез, я практически ничего не видел перед собой кроме невероятно ярких огней «живого» города. Рассвет наступил как-то слишком быстро, озаряя лучами восходящего солнца застекленные стены домов. Или это мне так показалось? Я не знаю, я уже ничего не знаю. Сколько я тут сижу? Час, два три? Без понятия, я потерял счет времени. Взял в руки телефон для того, чтобы посмотреть время, но так и не смог нажать на кнопку, чтобы экран загорелся, по одной простой причине — там стоит наша с Томом любимая фотография. Тяжело вздохнув, вытер еще одну порцию слез и вновь достал сигарету, закурил, но почему-то не получил никакого удовольствия от порции никотина, ударившей в мои легкие. Во рту образовался неприятный привкус горечи. Странно, никогда такого не было. Может уже хватит заниматься самобичеванием? Том никуда не денется, остынет, придет. Сведем все на неудачную шутку. Только, увы, это не шутка. Я вновь тяжело вздохнул, встал, взял в руки телефон и окинул взглядом город, который потихоньку сменял искусственное освещение на естественное. Как жаль, что эта ночь никогда не сотрется из моей памяти, а из памяти брата — тем более. Я хотел развернутся и пойти в дом, но чьи-то крепкие руки обняли меня за талию и развернули к себе. Я мгновенно задрожал. Было страшно. Очень. Я знал, что это Том, и от этого было вдвойне страшнее. Я боялся взглянуть на него, сделать что-то не так, боялся, что это иллюзия, выданная мои воспаленным от страданий мозгом. Но эта была реальность. Жестокая и беспощадная. — Чего дрожишь? — мягко спросил брат, но от этого стало еще хуже, и я задрожал сильнее. Том тяжело вздохнул и поинтересовался, без намека на издевку или презрение: — Ты боишься меня? — я еле заметно кивнул, но так и не смог взглянуть на близнеца, стоял с опущенной головой. - Почему? У меня вырвался полувсхлип полустон, который, естественно, не ускользнул от внимания моего горячо любимого брата. — Ты плачешь? — я помотал головой, но Том, конечно же, не поверил. Он нежно взял меня за подбородок, заставляя взглянуть на него. Господи, зачем ты меня так мучаешь? – Почему ты мне врешь? Я сильно закусил губу. В этот момент я чувствовал себя нашкодившим котенком. От пристально взгляда брата я непроизвольно сжался. — Билли, не молчи, умоляю... А что я должен тебе сейчас сказать? Что я кретин, дурак, умалишенный?! Нет, это лучше ты мне скажи, может тогда мозг встанет на свое законное место. И то вряд ли. — Что с тобой, малыш? Том, зачем ты так со мной? Сердце рвет на части от такого нежного прозвища, от твоих крепких объятий, от твоего одурманивающего разум запаха, от нежного, чуть хриплого голоса, свежего мятного дыхания, от янтарного цвета глаз. От всего тебя. Я еще сильнее закусил губу и отпрянул назад, но ты не пустил. Почему? — Идем в дом, нам надо поговорить. О, нет–нет–нет, только не это. Тело накрыло повторной волной дрожи, которую Том естественно заметил. Черт. — Почему ты боишься меня? Я не причиню тебе вред. Это же я, твой Томми. Мой Томми… Черт, как же это мило! Хочешь поговорить? Хорошо, мне есть, что сказать тебе. Мы вошли в гостиную, Том держал меня за руку, как будто боялся, что я сбегу от него. На самом деле, я бы сейчас с удовольствием это сделал, но увы… Том усадил меня на диван, а сам пошел на кухню. Вот он, мой шанс сбежать, но нет, я сижу здесь и жду брата только потому, что мое тело резко потяжелело и как будто парализовало. Что ж ты со мной делаешь, братик?! Через несколько минут Том вернулся с двумя чашками черного чая с жасмином. Хочешь поговорить? Так давай, говори. Зачем все это сейчас?! Сейчас, когда сердце разрывается на миллион частей, когда все органы завязались в тугой узел от страха. От неизвестности. Том сделал глоток горячего напитка, а я так и не сдвинулся с места. Такое ощущение, что Том пил сейчас не чай, а какой-то алкогольный напиток. Он глубоко вздохнул, набирая в легкие побольше воздуха, медленно выдохнул, развернулся ко мне, взял мои дрожащие руки в свои, крепкие, теплые, такие родные и нужные, произнес: — Билли, малыш, ты же понимаешь, что твои чувства ко мне неправильные? Противоестественные? Мы же братья. Нет, не так, мы близнецы, — в горле вновь образовался ком, стало тяжело дышать. Я задрожал с новой силой, медленно кивнул брату и уставился в панорамное окно. Том вздохнул, крепче сжал мои руки и произнес: — Почему ты все время молчишь? Билл, что с тобой? — Все нормально, — прохрипел я, но эти простые слова дались мне с ужасным трудом. Было ощущение, что в горло заливают раскаленное железо. Почему ты так мучаешь меня, Томми?! — Посмотри на меня… — слишком уж жалко произнес Том. Что это с тобой, братик? Я отрицательно помотал головой. У меня нет сил смотреть в твои карие глаза, наполненные болью. Это все из-за меня. Тебе никто не может причинить поистине сильную боль. Никто, кроме меня. От осознания этого очевидного факта становится в десять раз хуже и в сотню раз больней. Ты такой сильный, такой независимый, всеми желанный. Я по сравнению с тобой - никто. Слабый, никчемный человек, который и часа не может провести без близнеца. Я ничтожество. И всю свою жизнь был именно им. Это на сцене я личность, на интервью сильный, воинствующий, дерзкий, а в обычный жизни все не так. Тут я никто. Тень старшего брата. — Что с тобой, малыш? Почему ты боишься меня? Почему не смотришь? — Том нежно провел подушечками пальцев по щеке, маленькому аккуратному носику, очерчивая контур идеального лица. Такие мягкие прикосновения, но такие обжигающие... — Не надо... — еле выговорил я, хватая руку брата и убирая ее от своего лица. — Что не так? — Все. Все не так, — я тяжело вздохнул, нашел в себе силы посмотреть на Тома. — Ты хотел поговорить, так давай. Не нужно копаться во мне сейчас. — Хорошо, — Том отхлебнул уже остывший напиток и продолжил: — Прости, что оставил тебя одного дома после твоих слов. Я знаю, что глаза у тебя красные из-за слез, потому что именно я заставил тебя страдать. Я прекрасно знаю, что все это время, пока меня не было, ты занимался самобичеванием и корил себя за то, что признался мне. Но почему ты не сказал этого раньше? — И сейчас не хотел тебе этого говорить, это случайно вырвалось. — Случайно вырвалось? Билли, что ты такое говоришь! Это не шутка. Я понимаю, если бы ты скрывал свою любовь от какой-нибудь смазливой девчонки с модельной внешностью, но от меня... Почему? Точнее, зачем?! — Ты же мне сам сказал, что это не правильно, такого не должно быть. Так зачем мне рвешь душу сейчас? Зачем мучаешься? Хочешь поиздеваться?! Так вперед! Я вынесу. — Что ты такое говоришь? Глупый! Ведь я твой брат! — Вот именно! Ты мой... - я не успел договорить, так как губы брата накрыли мои. Что же он творит? Зачем? Я был не в силах оторваться от таких мягких, таких горячих, таких желанных губ. Я перелез к Тому на колени, обхватил руками его шею и начал с жаром его целовать, засасывая то нижнюю, то верхнюю губу. Господи, как же хорошо. Я доминировал в нашем поцелуи не долго, Том плотным кольцом сцепил свои руки у меня за спиной и сильнее прижал к себе. Просунул язык мне в рот, который я покорно приоткрыл. Я никогда не думал, что можно получать нереальное удовольствия от простого поцелуя. Том прошелся языком по нёбу, практически незаметно касаясь моего языка. Тело пронзило миллиардами электрических частиц. Боже, что ты творишь со мной?! Том улыбнулся мне сквозь поцелуй и начал ласкать меня с новой силой. Хотелось большего, но я молчал, полностью растворяясь в поцелуе, который приносил нереальное удовольствие. Воздуха в легких перестало хватать, и Том отстранился от меня, проведя кончиком языка по моей нижний губе и довольно улыбаясь. Я улыбнулся брату в ответ и хотел с него слезть, но этот гаденыш меня не пустил, еще крепче прижимая к себе. — Что это было? — не удержался я от вопроса. — А на что похоже? — ехидно усмехнулся братец. — Ох-х… — я застонал, запрокидывая назад голову, когда руки Тома легли мне на попу и несильно сжали ее. Как же хорошо... — Билл, я хочу тебя. Дважды повторять мне не пришлось. Я вскочил с колен брата, взял его за руку и потянул по направлению к комнате Тома. Во-первых, она ближе, а во-вторых, в моей бардак. Я толкнул дверь в комнату и развернулся к Тому, вовлекая брата в новый, не менее страстный, поцелуй. Том охотно отвечает, начинает гладить мою спину и стягивает футболку. Я отстраняюсь от брата, закусываю нижнюю губу и тянусь к его рубашке. Моего терпения хватает буквально на две пуговицы, так что я сильно дергаю края рубашки, и пуговицы с характерным звуком падают на паркетный пол. Том усмехается и тянется ко мне за новой порцией поцелуев, но я останавливаю брата, толкая его на кровать, а сам сажусь сверху. Начинаю покрывать мелкими поцелуями тело любимого и сильно желанного брата. Вывожу замысловатые узоры на торсе брата, прокладываю влажную дорожку от ключиц до впадины пупка и вновь возвращаюсь к шее. Том нервно хватает воздух и из его груди вырывается приглушенный стон, когда я закусываю мочку уха, а затем мелкими и частыми поцелуями начинаю покрывать шею. Вижу, что венка на шее уже сильно выступает от возбуждения, но ничего, Томми, помучайся. Я вновь припадаю к шее брата, закусывая нежную кожу и оставляя на ней красную отметку, которая завтра превратиться в характерный синяк. Вдыхаю запах разгоряченный кожи близнеца и закрываю глаза от наслаждения. Как же ты умопомрачительно пахнешь. Спускаюсь поцелуями до затвердевших сосков и засасываю один из них. Том громко стонет и тянется руками к моему паху. Ну уж нет, милый, еще рано. Вылизываю затвердевшую горошину, ореолу, смачно чмокаю сосок и перехожу ко второму. Проделываю тоже самое с ним и опускаюсь до уровня паха. Кладу руку на бугорок, который уже очень сильно выпирает. Невесомыми движениями провожу по нему и тянусь к ремню. Том уже открыто стонет. Как же классно ощущать себя главным. Стягиваю джинсы вместе с боксерами и кидаю куда-то, подальше от кровати. Том облегченно стонет. Пожалуй, это самый лучший звук для меня во всем мире. Накрываю рукой плоть брата, от чего тот стонет еще громче. Это великолепный звук. Слегка дрочу ему, потом провожу языком по всей длине его немаленького стояка, целую его яички и припадаю губами к сочащейся головке брата. Она приятная на вкус. Немного глубже заглатываю плоть Тома, подавляя в себе рвотный рефлекс. Касаюсь пирсингом дырочки уретры. Господи, что я творю? А, не важно. Я заглатываю член брата еще глубже, а потом вытаскиваю разгоряченную плоть из своего рта, затем вновь полностью заглатываю. Повторяю эту манипуляцию до тех пор, пока рука брата не ложится мне на голову и начинает управлять мной. Том уже откровенно трахает меня в рот в собственном ритме, громко стонет, а я постоянно сдерживаю рвотный рефлекс, но в тоже время пытаюсь доставить брату максимум удовольствия. Еще пара подобных фрикций, и теплая струя спермы ударяет мне в горло. Я сглатываю. Не так уж и противно, как кажется на первый взгляд. Поднимаюсь с колен и вижу помутневшие от полученного оргазма глаза брата и его ехидную улыбку. Одно мгновение, и он навис надо мной и с тихим, охрипшим от стонов голосом, произнес: — Понравилось меня мучать, малыш? Так вот теперь моя очередь. Зря я издевался над братом, ведь получу же теперь. Дурак ты, Билл! Том одним движением стянул с меня пижамные штаны, освобождаю мою плоть, и начал нежно целовать мочку моего уха, при этом шепча какие-то глупости. Затем сильно закусил чувствительную кожу на шее, так, что я вскрикнул, и тут же зализал ее, как будто бы извиняясь за причиненную боль. Ничего, Томми, я тебе прощу все и всегда. Том опустился дорожкой поцелуев до впадине между ключицами и поставил там засосю Ох, как хорошо. Затем мокрой дорожкой он опустился до сосков, накрыл губами правый и начал нежно ласкать языком, а левый ласкал большим пальцем. В глазах заплясали звездочки от нереального наслажденияю Что же со мной будет, когда дело дойдет до самого процесса, если я так реагирую на обыкновенные ласки? Том выпустил из плена соски и дошел поцелуями до уровня паха, при этом оставляя везде следы от засосов. Я выгнулся подобно кошке. Брат поднял на меня затуманенный взгляд, от нереального желания полный нежности и любви, спросил: — Билл, у тебя есть смазка? — Нет, — я покраснел от осознания того, что я нереально лохонулся со смазкой. — Что-нибудь придумаем, расставь ножки. И я повиновался ему, ведь он - мой кукловод, а я - его марионетка, и это никогда не изменится. Я уверен. Том развел две мои половинки и припал губами к моему анусу, проник внутрь языком, вылизывая все внутри, а заодно и его края, нежно коснулся моих ног и расставил их еще шире. Затем обильно смочил слюной свои пальцы и приставил один к входу. Я непроизвольно сжался, было страшно. — Расслабься, я не сделаю тебе больно. Я расслабился, а Том проник в меня одним пальцем. Больно не было, было лишь немного дискомфортно. Через какое-то время Том добавил второй палец, и вот тут боль уже стала ощутимой. Том подвигал во мне круговыми движениями, расставил пальцы подобно ножницам, расширяя узкие стенки, и добавил третий палец. От неприятных ощущений я вскрикнул, но буквально через несколько минут Том нащупал какую-то точку и боль отступила на второй план. Томми нежно начал меня целовать, не переставая трахать меня пальцами. И вдруг я понял, что возбуждение уже слишком сильное, что я не могу больше сдерживаться, поэтому я прохрипел: — Том... Я не могу больше... Пожалуйста, возьми меня. И том выполнил мою просьбу, он приставил головку к моему входу, предварительно высунув пальцы из моей горячей дырочки, и нежно прошептал: — Ничего не бойся, я с тобой, а значит ничего не случится... И он резко вошел наполовину. Я закричал во все горло, тело пронзило невероятной болью. Из глаз полились слезы. Том начал шептать мне что-то успокаивающее, но я его не слышал, боль была слишком сильная. Еще движение и Том нащупал простату. Тело содрогнулось от волны приятных ощущений, и жуткая боль отошла на второй план. Я кивнул брату, и он начала медленно двигаться, потихоньку наращивая темп. Каждой клеточкой своего тела я ощущал невероятное возбуждение, исходившее от Тома. С каждым толчком он задевал чувствительную точку, и я стонал все громче и громче. Воздуха не хватало, а я хотел почувствовать брата еще глубже в себе, хотя это было невозможно. Я обхватил торс близнеца плотным кольцом ног и впился в плечи острыми ноготками. Мы стонали в унисон. Мой член терся между наших животов. Том вколачивал в меня уже в каком-то невероятном темпе. Стоны были больше похожи на крики. Я почувствовал, что разрядка уже близко и потянулся к своему изнывающему органу, но Том меня опередил. Пару раз подрочив мне я излился себе на живот с глухим стоном: — Т-о-о-м... Я сильно выгнул спину, подобно кошке, и почувствовал, что внутри меня разлилась горячая сперма брата. Он глухо простонал мое имя, вышел из меня, рухнул на кровать притянул к себе, поцеловав в висок. Мы не могли восстановить дыхание достаточно долгое время, и я поймал себя на мысли, что снова плачу. Горячие капли упали на мускулистую руку брата, от чего тот резко навис надо мной и посмотрел в покрасневшие глаза. — Ты чего, малыш? Я покачал головой и отвернулся от брата, но тот вновь развернул мою голову к себе, заставляя взглянуть на него. — Что не так? — Я никто, Том! Без сцены, без сценического образа я пустое место, а самое страшное – без тебя. Я не представляю жизни без тебя. Если ты уйдешь от меня, то я не выдержу, слышишь? Когда ты ушел сегодня, я боялся, что больше никогда не увижу тебя, а если даже увижу, то ты будешь призирать меня. Мне было так страшно, так больно и одиноко. Я больше всего на свете боюсь остаться один, без тебя, понимаешь?! — я всхлипнул, слова лились именно из сердца. Я только что обнажил душу перед собственным братом, ведь уже нет смысла все это от него скрывать. — Тш-ш, все хорошо, я с тобой, и всегда буду только с тобой. Я никому не принадлежу, только тебе, а ты только мне, понятно? Ты не пусто место, Билл, не смей так больше думать, а тем более такое говорить. Но я без тебя тоже никто, ведь мы близнецы, мы должны быть всегда вместе, всегда рядом, и никак иначе. Я довольно улыбнулся, обнял брата, заставляя лечь рядом с собой, и закрыл глаза. — Ты у меня такой красивый... — Том мечтательно улыбнулся и поцеловал меня. — Врешь! — недоверчиво прищурился. — Ни капли. — Я люблю тебя, Томми. — И я тебя, малыш, больше жизни. После этих слов Том накрыл нас одеялом, а я крепче прижался к нему и провалился в сон, в самый сладкий и глубокий, потому что со мной был брат. Мой Том и ничей больше. Отныне мы будем только вдвоем.