Сметана

Утро плавно перетекало в день, весна во всю ивановскую барабанила капелью по проталинам, а штаб разведки стоял на ушах. - Так, Эрен, давай еще раз, подробно и с самого начала, - вздохнул допрашивающий посреди всеобщей беготни единственного очевидца Ирвин. – Итак… - Ну… мы… эээ… спали, - скукожился Эрен. Он повторял это уже в десятый раз, но легче не становилось. Ибо кому приятно признаваться, что ты уже энное количество времени спишь с капралом? И получать в ответ осуждающие взгляды товарищей: мол, вот где ты ночами пропадаешь! А еще ошалевшие взгляды остальных присутствующих: мол, обалдели, что ли? Оба ж мужики! И вообще… Но что ему еще было делать?! Леви исчез посреди ночи, до сих пор от него не было ни слуху ни духу, разве что отсутствие его коня в конюшне говорило о том, что смылся капрал по доброй воле, но все-таки… Куда он пропал? Почему никому, даже Эрену, ничего не сказал?! Что ему взбрело в голову?! Почему так долго не возвращается? Уж не стряслось ли с ним чего? Эрен, черт подери, сначала беспокоился, потом места себе не находил, а потом и, вообще, с ума чуть не сошел! Что, вообще, происходит? В голову не приходило ни одного разумного объяснения. Ривая похитили? И сейчас пытают? Или убили и бросили где-нибудь в овраге? Или он случайно увидел ночью в штабе что-то подозрительное, кого-то чужого, погнался за вторженцем и… Или он вынужденно, случайно или просто, решив тряхнуть стариной, что-нибудь натворил? Но на капрала это не похоже… А могла ли его арестовать военная полиция за прошлые грехи? А, может, у него и в настоящем не все чисто? Сидя под пристальным взглядом Ирвина, Эрен, вцепившись руками в волосы, принял решение говорить только правду. Все что угодно, лишь бы помочь пропавшему Риваю, ведь в том, что случилось что-то плохое Эрен не сомневался. А теперь не сомневались и все находившиеся в штабе на данный момент разведчики. И помочь в поисках капрала могла только правда, чистая и без утайки, а потому Эрен уже в десятый раз пытался вспомнить любые подробности этой чертовой ночи, признаваясь честно и во всем: - Я проснулся оттого, что он по мне прошелся. Сказал, что в туалет пошел. Ушел. И пропал. Я не знаю! Ничего больше не помню! - Когда ты понял, что он пропал? - Ну… когда он ушел, я опять заснул. А потом проснулся и понял, что его нет. Я сначала ждал, потом все туалеты проверил, вернулся, еще подождал. И понял, что… что… что… - Он вечером ничего тебе не говорил? Странного, непривычного? - Нет, - Эрен помотал головой. – Не говорил. Он вообще мало говорит. Ирвин кивнул. Эрену казалось, что он видит, как, соображая, натужно крутятся шестеренки в голове командора, как изо всех сил пыхтит редуктор, как звенят передачами цепи и как жужжит двигатель, приводя в движение конвейер мыслей. Соображалка работала вовсю. - Думай, Эрен. Мелочи какие-нибудь, думай! Эрен потер пальцами виски. События прошедшей ночи представлялись ему довольно смутно и неясно. Что он вообще мог вспомнить, если он, черт подери, спал? А когда проснулся, капрала уже не было. И дальше он просто сидел и ждал, и сходил с ума до самого утра. А потом рассказал Армину. А Армин сказал, что надо рассказать командору. А по дороге все то, что знал Эрен, узнала туева хуча раведчиков. - Командор! – увидев, что оба замолчали, со вдохновленной улыбкой подошла Саша. – А можно мне Эрена на минуточку? - Зачем? – нахмурился Ирвин, впрочем, особо не протестуя. - У нас в деревне была такая примета: если что-то потерялось, надо повесить носок на подсвечник, и оно обязательно найдется! Нет, ну а что? Хуже-то не будет! Ирвин только рукой махнул: делайте, что хотите. А сам остался думать. На счастье, Эрен знал, где капрал хранил носки. И даже знал, где он держит ключ от шкафа, в котором эти носки хранятся. Для надежности решили вешать не один носок, а сразу все, какие только найдутся. Так как искали капрала – то капральские. А для еще большей надежности – не на подсвечник, коих во всем штабе была целая уйма, а на огромную старинную люстру, висевшую на данный момент прямо над головой глубоко задумавшегося Ирвина. Вешали со стремянки, всем скопом, прикрепляя прищепками между свечей, словно флажки на рождественскую елку. А Ханджи даже пересчитала все и с удивлением отметила, что капрал, кажется, единственный в этом мире человек, у которого количество носков четное. На что Ирвин негодующе возмутился, заявив, что у него тоже число носков четное, и даже все они парные, встал и, видимо, что-то придумав, ушел. Хотел уйти. Не успел. Столкнулся в дверях с мрачной, мрачнее себя самой Микасой. - Нашелся, - заявила она таким тоном, словно одним только количеством яда в голосе надеялась отправить Ривая на тот свет. Не успели разведчики рты пооткрывать, как завился сам виновник суматохи, обвел картину такими же мрачными, как и у Микасы глазами, и невозмутимо спросил: - И что за паника? Не удержавшись, Эрен вскочил и с разбегу бросился на шею Ривая, обняв едва устоявшего на ногах капрала и руками и ногами. - Где ты был?!! – завопил он прямо ему в ухо, плевав на то, что они были сейчас, мягко говоря, не одни и вроде как на глазах честного люда договаривались субординацию соблюдать. - Сметаны захотел, - вздохнул Леви. Попытался отцепить от себя Эрена, обломался, наткнулся на вопрошающие взгляды и, чувствуя, что поступил совершенно необдуманно, признался: - Пошел ночью в сортир, пока ссал, понял, что хочу сметаны. И поехал в город, потому что на кухне ее не было. - Посреди ночи? - Так ехать все равно далеко. Как раз к утру и приехал. - И где сметана? - Съел. Вы мне лучше объясните, что мои носки на люстре делают? - А это примета такая есть! – вдохновенно начала Саша, сцепив руки в замок, как чтец стихов пред публикой. – Между прочим, сработало!