***
Следующий день был дождливый и хмурый, противный и неприятный. Обычно такие дни вызывают неминуемое чувство печали и собственной никчёмности. Люси упрямо снова шла к врачу, как бы тяжело ей не было. Она не особо хотела всё это вспоминать. А ей так хочется выговориться. Хочется рассказать знающему человеку, который просто сможет ее выслушать, не прерывать и не задавать лишних вопросов. Она бы и рассказала своей подруге, но где её взять? Сегодня Люси была одета в чёрные леггинсы до щиколотки, и тёмно-зелёную тунику с весьма интересной вышивкой, поверх туники была одета кожаная курточка, она была расстёгнута. В руках у неё был чёрный зонт, а на ногах те же туфли с плоской подошвой, которые из-за луж и воды, были немного грязные. Через десять минут, он уже лежала на той самой софе, опустив ноги через край. Её голова лежала на красной подушке, правая рука находилась на лбу. Доктор сидел на том же кресле, внимательно изучая свою пациентку. По её виду было ясно — она не знает о чём говорить, поэтому доктор задал один наводящий вопрос. — Расскажите, что было с вами после смерти родителей? — Доктор навострил свои уши. — После смерти родителей я вернулась в свой дом. Поступила в университет. На факультет журналистики. На одном из предметов я познакомилась с девушкой. Её звали Эльза. Благородное и чисто аристократическое имя, её волосы цвета крови частенько нагоняли на меня ужас. У неё был стальной характер и мягкое сердце. Мы с ней сразу сдружились, какая-то общая черта была у нас. И она, и я друг в друге души ни чаяли. — Задумчиво проговорила Люси, уголки её сухих губ слегка поползли вверх, но потом вернулись на место. — Потом к нам перевели нового преподавателя. Он был словно Аполлон. Вы как врач, должны знать, что для любви требуется всего две секунды. Я влюбилась в него. Он был старше меня на пять лет. Знали бы вы, скольких девушек я обошла, чтобы быть с ним! Меня за это жестоко ненавидели. Но я привыкла добиваться своего. И добилась. Когда я рассказала ему о своих чувствах, он сначала посмеялся надо мной, думал что я шучу, но потом сказал: «…извини, но я уже помолвлен…». Знаете, это разбило мне сердце. Но не так сильно, чтобы резать вены или сходить с ума. Я просто поняла, что неважно, скольких бы девиц я обошла, у него уже есть любимая. Это было больно. Некоторое время, а потом стало как-то…всё равно …что ли… Моё сердце слегка зачерствело, знаете, я даже людям не верила. Одним спасением для меня была Эльза. Я могла прижаться к её груди и почувствовать, как бьётся её сердце, она была похожа на мою маму. После этого я перешла на другой факультет, литературный. Где и училась Эльза. Её все любили и уважали — хорошим человеком была. — Люси сделала небольшую паузу и поменяла положение своих ног, теперь они были согнуты в колени. Её тёмно-коричневые глаза смотрели на белый потолок, внимательно изучая его, и будто пытались найти пятно на белом. За окном дул пронзительный ветер, ветки старого дерева не сильно ударяли в окно. Доктор переваривал услышанное. Набрав в лёгкие воздуха, она замолчала. — Что с ней случилось? — решил помочь доктор и спросил свою пациентку. Ему стало весьма интересно. — Её сбила машина. Тогда день был похожий на сегодня. Знаете, хоть и прошло восемь лет, но мне всё равно больно это знать, и даже какой-то рубец на сердце начинает болеть. Душа переворачивается в груди и я в который раз себя спрашиваю — «Почему именно она? Почему не я?». В этот день мне было особенно плохо, и в этот день я напилась, потому что не знала, как ещё заглушить боль. Когда алкоголя в крови было достаточно, чтобы сделать непоправимую глупость, и я её сделала. Хоть я и была пьяна, но я помню всё до мельчайших подробностей, как будто это было вчера. Моей глупостью стал молодой человек. Весьма приятной наружности, от него невозможно было оторвать глаз. Его звали Лексус, он подсел ко мне с плотоядной ухмылкой и предложением провести ночь вместе. Но я сказала, что пока не такая пьяная, и началось. Мы вместе с ним напились до такой степени, что ночевали на лавке в парке. Это было круто. Я не знала, что алкоголь такой прекрасный антидепрессант. Но на следующий день, мне стало так ужасно и противно на душе, и истерика завладела мной. Я кричала и плакала, кричала до тех пор, пока не сорвала голос, но даже тогда пыталась что-то сказать. Я помнила лицо Лексуса, его пшеничные волосы и красивые шоколадные глаза. Он был полной противоположностью меня. Такой мужественный и сильный. Утром, кстати, я проснулась одна на лавочке, укрытая чей-то курткой. В карманах лежали ключи от квартиры, телефон и кошелёк. Он пришёл ко мне ночью, позвонил и спросил, где я живу, а я была так рада услышать хоть чей-то голос, что сказала свой адрес. Он пришёл через полчаса в терракотовом плаще и в наушниках, я молча запустила его. И так как говорить нормально я не могла, то слова с тяжёлым хрипом выходили из меня. — Она рассказывала медленно и тихо, как будто боялась, что кто-то ещё услышит. Теперь её руки лежали на животе, глаза и нос покраснели, а губы дрожали. — Он спросил, что со мной, я ничего не ответила и лишь прошла в зал, он прошёл следом. По телевизору шло какое-то комедийное шоу, и от этого стало противно, и я думала, что сейчас кину в него вазой. Но меня отвлёк голос Лексуса: «… что тебя беспокоит?». Его голос был тихий и чуть-чуть мягкий, но стальные нотки также прослеживались в нём. Я прижалась к его груди. Он был такой тёплый. С ним было так хорошо рядом. Я не знала его настоящих целей, но такая вот забота мне была нужна. И потом всё как-то так случилось, что я и до сих пор не понимаю себя в той ситуации. Его крепкое мужское плечо, подставленное мне в трудное время, помогло мне остаться немного собой. Фотографию любимой подруги я поставила на тумбочку возле кровати, и иногда смотря на неё, еле сдерживала слёзы. Это было так страшно, оставаться одной в пустой квартире. Где всё говорит о человеческих смертях: в этих стенах умерла мама, отец и стояла фотография умершей подруги. Я чувствовала, что скоро мои нервы не выдержат, и я что-нибудь с собой сделаю. Я всё чаще стала вспоминать смерть мамы. Но мне повезло, что он был рядом. Он стал моим «воздухом». Мы проводили вместе много ночей, он шептал моё имя, целовал в шею и уши. Он мне был так нужен, как воздух, представляете? — Люси повернула голову в сторону доктора, который слушал её внимательно. Сегодня Люси взяла два сеанса подряд, потому что приходить сюда каждый раз стало всё трудней и трудней. — По всему телу я чувствовала тепло и тягучее чувство в душе меня грело. И только прижимаясь к нему я могла быть спокойна, он был как стена. — Она так вдохновенно рассказывала про Лексуса, что глаза её светились лаской и любовью. Она обняла себя руками. Глаза сверкали от накатывающих слёз, губы дрожали. — Я не говорила, что люблю и он тоже. Он приходил всегда, не зависимо от того, звала я его или нет, он чётко знал, что нужен мне. Между нами была как будто красная нить, вы же знаете про «красную нить судьбы»? Это нить, которая соединяет двух людей, эти два человека будут вместе, независимо от обстоятельств. Потому что судьба это строгая череда уже написанных событий. Она решает, кому жить, а кому умирать. И именно за это я её и ненавидела, да и сейчас ненавижу. Я стольких пережила, что мне стыдно, ведь я до сих пор жива. В моей жизни было мало дорогих людей, но они были. Без Лексуса не обходилась ни одна моя минута. Он редко рассказывал о себе, предпочитал слушать меня. Уходил утром и возвращался вечером. Мы жили как семья. Так продолжалось где-то три года. За это время мы сто раз ссорились и мирились. Мы много времени провели друг с другом. Внимательно изучили привычки и замашки каждого из нас. Это было приятно. Я тогда была очень счастлива. Хоть где-то в душе грела неприятная мысль, что я не имею права быть счастлива, но так или иначе я ею была. Это было потрясающее чувство, как будто я стала бабочкой. В то время, я ещё училась в университете, папиных денег пока хватало на пропитание и оплату счетов, но вскоре пришлось устроиться на работу. Лексус потом долго на меня обижался, что я работаю. Так мы и жили, тихо, размеренно и спокойно. Иногда он был грубоват, но всё равно в его душе была нежность. Я никогда не спрашивала Лексуса о его жизни, да и о своей не говорила. Таким образом, мы показывали, что прошлое не важно. Но знаете, всё прекрасное имеет свойство заканчиваться. Однажды он исчез. Просто исчез, как будто его и не было. И я вот думаю, а вдруг это плод моего воображения? И его на самом деле не существовало? Он появился как раз в тот момент, когда мне нужна была помощь. И мне показалось, что я схожу с ума, но совместная фотография на стене говорила об обратном. Всё стало серым и пресным, как будто не было этого счастья, как будто я всегда была такой одинокой и покинутой. Я написала сотню смсок и сделала тысячу звонков, но он не брал трубку, как будто умер. Ровно год я жила как робот: университет — работа — дом — еда — кровать. Так всё и продолжалось. Но потом я закончила университет. Устроилась редактором в компанию книгоиздания. И всё потекло так же: работа-дом-кровать. И однажды я увидела президента компании, это был человек страшный и ужасно некрасивый, в зрелом возрасте. А рядом с ним шёл он, Лексус. На его руке висела девушка моложе меня. Она улыбалась ему блистательной улыбкой, он улыбался в ответ. Тогда я умерла в третий раз. Я не понимала одного, за что мне всё это. Даже была мысль, что в прошлой жизни я провинилась перед Богом. Поэтому меня так и наказали. Лексус меня даже не увидел, но на телефон пришла смс: «…прости, милая…». Всё это было три года назад. Хоть всё уже и пережито, но не забыто. Когда я ложусь спать, то вспоминаю его горячие руки и плачу. Плачу от безысходности и ненависти к себе. Даже решила покончить жизнь самоубийством, но ничего не вышло. Буквально через месяц, после того, как я увидела Лексуса в компании молодой девушки, он застрелился. Никто не знал почему. Практически. В письме он мне написал, что не смог смириться с тем, что на ночь целует не меня. От его смерти мне стало так тошно, и я так возненавидела себя, что сделала несколько рубцов на своём теле, чтобы немного пострадать. Удивляюсь, как я ещё не убила себе. Очень сильная тяга к жизни, которую ненавижу. В компании, где в основном работают мужчины, я нравилась многим, но все они были для меня пустым местом. Было чувство, как будто моё сердце высохло, там уже не было места рубцам и шрамам. — Из её глаз лились слёзы, которые она пыталась удержать рукавом туники, тушь растеклась по лицу. Она хлюпала носом. И дрожащей рукой потянулась за носовыми платками, которые в коробочке стояли на журнальном столике возле софы. Вытерев нос, она взяла другой платочек и вытерла глаза, размазав чёрную тушь по лицу. Платочки полетели на столик. — После всего этого я работала, как монстр, работа, работа и ещё раз работа. Она помогла мне немного забыться. Как и алкоголь в своё время. Иногда по вечерам я выпивала пару бокалов красного вина и оживляла воспоминания. Теперь у меня были только воспоминания и две фотографии стоящие на прикроватной тумбочке, на одной я с Лексусом, а на другой я с Эльзой. И обоих нет в живых. Мне стыдно, что я до сих пор жива. — Она замолчала. За окном тарабанил дождь, слышались сирены машин и колыхание ветвей дерева. Настроение Люси было ниже плинтуса. Хоть она и вспоминала всё это каждый день. Но слёзы всё равно не останавливались. И даже сейчас, удобно расположившись на этой софе, она плакала, смотря на пейзаж за окном. Доктор молчал, и с какой-то грустью теперь смотрел на Люси, он неосознанно жалел её. Он же тоже человек, и ему не чужды человеческие чувства. Больше она ничего не сказала, она лишь молчала. Часы размеренно тикали, действуя на нервы, сильно тарабанил дождь и лишь тишина подогревала тяжёлые мысли, заставляя Люси всё больше и больше впадать в отчаяние. — У вас есть домашнее животное? — Вдруг спросил врач, разрушая застоявшееся молчание, которое комом набирало обороты. — Нет. — Приглушённо ответила Люси, кладя руку на глаза. — Советую вам завести кошку или собаку, легче будет на душе. А ещё лучше если вы родите ребёнка, он станет новой страничкой в вашей жизни, и покажет вам, что вы не зря выжили. Вы могли оказаться на месте Эльзы или Лексуса, но вам повезло больше, вы выжили, значит не зря. Всё что делается, всё делается к лучшему, даже когда так не кажется, но это правда. Вы должны начать всё заново, открыть новую сторону в своей жизни. Попробуйте, широко распахнув глаза, взглянуть на этот удивительный мир, вы должны его хорошо запомнить, чтобы потом рассказать о нём вашим близким. Ведь они мало увидели в этой жизни, и перед смертью, они о чём-то да сожалели. А вы перед смертью покажите всем, что прожили жизнь не зря, много узнали и ни о чём не сожалеете. Вы просто обязаны быть счастливы и умереть в глубокой старости, когда только безмятежная улыбка будет освящать ваше лицо. Верьте в себя и доверьтесь своей судьбе. — С особой тональностью наставления сказал доктор, смотря на реакцию Люси. Она больше не плакала, и лишь повернув голову, с широко открытыми глазами смотрела на врача. В её шоколадных глазах можно было увидеть надежду и безмерную благодарность. Впервые в жизни, она поверила, что после всех тягостей жизни, она сможет свободно вздохнуть. Вздохнуть так, чтобы призраки прошлого остались в прошлом.Часть 1
10 июня 2012 г. в 15:44
— Люси, почему вы пришли ко мне? — задал вопрос мужчина пятидесяти лет в белом медицинском халате.
Он сидел на чёрном крутящемся стуле с высокой спинкой, рядом с креслом стояла софа, на которой, удобно расположившись, лежала молодая девушка. Её волосы цвета подсолнуха и глаза цвета горячего шоколада. Они чуть-чуть прикрыты веками, которые очень тускло накрашены. Она хотела что-то сказать, даже не повернув головы, но так и не сказав ничего закрыла рот. Часы на стенах ритмично тикали, чем безумно раздражали девушку.
— Итак, зачем вы взяли девять сеансом психотерапии? Вам нужна моя помощь? Я вас слушаю! — спокойным тонном спросил доктор, меняя своё положение.
Он убрал офисное кресло в сторону и сел на другое, которое по фасону было таким же, как и софа.
— Мне просто нужно кому-то рассказать, — тихо пробормотала она, не сводя своего взора с окна.
За ним весело щебетали птички, и под натиском ветра гнулись ветви старого дерева, оно слегка поскрипывало, чем ещё больше раздражало Люси.
— Что рассказать? — в лице доктора по-прежнему равнодушие.
Его руки были сложены на груди, нога легонько потопывала по деревянному полу, а глаза внимательно впились в девушку, неотрывно следя за её мимическими жестами на лице.
— Историю моей жизни. Мне нужно просто кому-то выговориться, чтобы стало легче, — ответила она и перевела своё взгляд на доктора, её лицо очень бледное, под глазами виднелись синяки, которые были на скорую руку замазаны тональным кремом, помада на губах практически слезла и теперь губы имели невыразительную форму и цвет. Врач удивился такому ответу, потому что к нему обычно приходят люди с психическими отклонениями.
— Я вас слушаю. — приглушённо сказал он, и закинув ногу на ногу, опёр голову на правую руку, локоть который опирался на ручки кресла. Его взгляд был таким же внимательным и равнодушным.
— С чего начать? — уточнила Люси, переводя свой взгляд на окно, за которым летали птички, и шумела зелёная листва. Её руки были сложены на животе в замок, ноги были согнуты в коленях. Она была одета в обтягивающие штаны сероватого цвета, синюю водолазку с высоким горлом и кардиган светло-серого оттенка. Её одежда была весьма и весьма странной для такой тёплой летней погоды. На ногах были капроновые носки, а обувь, удобные туфли на плоской подошве, стояли около ножек софы и терпеливо дожидались ног хозяйки.
— Начните с вашего полного имени и даты рождения. Так будет легче и по порядку, — посоветовал доктор.
Люси его ни сколько не удивила, лишь только вызвала интерес. Зачем приходит к психиатру, чтобы рассказать о своей жизни?
Но доктор, по большей части, является и психиатром и психологом, поэтому ответ очевиден. Ей было одиноко. Люси начала рассказ, но не сразу. Её губы сначала разомкнулись, но звука не было, и только спустя несколько минут послышался её нежный и мелодичный голос, он звучал тихо, как будто звучат струны арфы.
— Меня зовут Люсьена Хартфели — Сердоболия. Родилась в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году, мне двадцать восемь лет. Мои родители были весьма обеспеченными людьми, и могли себе позволить покупать мне одежду на каждый сезон. Я не хочу вспоминать имя своего отца, потому что решила для себя забыть его навсегда. Мою мать звали Лейла. Она была прекрасной женщиной, помню, когда мне было семь лет, я спутала её с ангелом, она тогда была одета в шикарное белое платье. Оно было её свадебным, и она просто решила его примерить. Она умерла на следующий день, в этот день она скончалась, спасая меня от похитителей. После этого с отцом я больше не разговаривала. Точнее, он со мной не разговаривал. Он винил во всём меня. Работал днями напролёт; мог не спать по двое суток. Будучи лишённой родительской любви я изменилась, и не в лучшую сторону. Когда в семнадцать мне всё это надоело, я решила сбежать из дома, сняла с его карточки деньги, собрала вещи и ушла. А точнее уехала. В другой город. Он много звонил и просил вернуться. Но буквально через два или три года после моего отъезда, звонки прекратились, и я узнала, что он умер. Мне позвонил нотариус, так я и узнала. Его небольшое наследство перешло мне. И я вернулась домой. В опустевший дом, в котором раньше жила дружная семья. — Она замолчала, украдкой стерев не прошеную слезу, хлюпнула носом и вздохнула глубоко несколько раз.
Доктор терпеливо слушал её и вникал в смысл истории, не сводя со своей пациентки внимательно-наблюдательных глаз.
Она помолчала ещё немного и посмотрела на часы. Тяжело вздохнув, она легко поднялась.
— На сегодня мой сеанс закончен, я вернусь завтра. До свидания, — мигом обувшись, она бабочкой выпорхнула из кабинета.
Доктор проводил её задумчивым взглядом. Но вскоре к нему в кабинет зашла дама пожилых лет и начала рассказывать доктору про все свои болячки. Он, лишь скептически вздохнув, посоветовал ей обратиться к другому врачу.