***
Аппарационным потоком Малфоя вынесло в Косой переулок, прямо на пятачок перед зданием Гринготтса. Загул начинался правильно – по идее, в процессе морального падения следовало швыряться деньгами. Набив кошель галеонами, Люциус задумчиво застыл на ступенях банка. Начинать кутёж у Флориана Фортескью было глупо. Немного поразмыслив, Малфой также вычеркнул из списка злачных заведений «Чайный пакетик Розы Ли» и кондитерскую Шугарплама. Стоило наведаться в какой-нибудь малоприличный трактир, а таковые водились только в Лютном переулке. Малфой поёжился. Кто бы что ни думал, а кутёжник он неопытный – нужен советчик. Долохов, невольный виновник семейной ссоры, подойдёт идеально. Долохов нашёлся в лавке Борджина, где азартно торговался с владельцем за хрустальный самоохлаждающийся змеевик повышенной прочности. – Добрый день, Антонин! – Малфой мучительно соображал, как бы деликатно перейти к сути просьбы. – Увлекаетесь зельями? – И тебе здоровьичка, вьюнош! – Долохов озорно подмигнул Люциусу. – Увлекаюсь, а как же! Только одним зельем, но самым чудодейственным – на моей родине им спасаются от всех болезней, включая душевные. – О, – оживился Люциус, беседа свернула на знакомую тему, – вы хотите повторить опыт достопочтенного Фламеля? – Не совсем, – хохотнул Долохов. – Моё зелье дарует не бессмертие тела, но торжество духа. Желаешь убедиться, Люций? Уже через полчаса Малфой свято уверовал в зельедельческий талант Долохова. После пары стаканчиков мутноватой жидкости воспоминания об утреннем скандале смазались и стали совершенно неважными, а мрачный грязноватый трактир показался уютным. Весело потрескивали поленья в отродясь не чищеном камине, Долохов травил малопристойные байки, и Люциус наслаждался каждой минутой своего незапланированного бегства из мэнора. «Я не ошибся, – размышлял он лениво. – Долохов, безусловно, эксперт в запоях и кутежах. Интересно, а в разврате он так же хорош? Ну, чтобы никуда больше не ходить и управиться со всеми видами грехопадения до утра, а то рара будет волноваться». Вчерашний поцелуй Люциусу скорее понравился, смущали только хохот партнёров по партии в покер да поджатые губы дам, наблюдающих за игрой. Наверное, без чужих глаз всё будет ещё лучше. – Скажите, Антонин, – перебил он Долохова и рукой подпёр уплывающую куда-то голову, – вы не хотите со мной переспать? Почему-то непристойный вопрос не вызвал у него никакого стеснения, а вот Долохов поперхнулся очередным анекдотом и замер. – Если ты о вчерашней игре у Мальсибера, то это была неудачная шутка, – наконец ответил он, отводя глаза. – Я никогда не думал, что ты – такой чистый, такой правильный – на это согласишься. Люций, ты сын моего старого друга, и мне ещё придётся объясняться с ним. Не думаю, что я отделаюсь малой кровью. Малфой с трудом вникал в сказанное. Шутка? Друг? А как же запой и кутёж – это в качестве извинения, что ли? Люциус протестующе вскинул руку и запоздало обеспокоился тем, что драгоценные перстни в этом кабаке могут стоить ему жизни. Однако тёмные личности, заполонившие трактир, старательно не смотрели на Долохова с Малфоем. «Метка, – догадался Малфой. – У Антонина закатаны рукава, и видна Метка, а местное отребье уже наверняка сталкивалось с её обладателями». – Я всё правильно понял? – зачем-то уточнил он у Долохова. – И нет, я не закачу истерику, мне просто интересно. – Любимчик судьбы, – с непонятной горечью сказал Долохов. – Ты прекрасно знаешь, что по первому твоему слову у тебя в постели окажется любой. Зачем тебе битый жизнью авантюрист? Пожалей меня, вьюнош, я немолод, и мне от тебя уже не оправиться. Люциус приоткрыл рот и хлопнул глазами. Наверное, выглядел он по-дурацки, потому что Антонин спрятал лицо в ладонях и неразборчиво простонал: – Хорошо тебе, глупый ребёнок, ты даже ничего не понял. Малфой внезапно озлился. Это ему-то хорошо? – Простите, Антонин, за доставленное беспокойство, – с ледяным достоинством сказал Люциус. – Я, право слово, не желал вас смутить. До свидания. От злости весь хмель куда-то подевался, Малфой коротко поклонился Долохову и, гордо вздёрнув подбородок, зашагал к выходу.***
Очутившись на улице, Люциус целеустремлённо двинулся вглубь Лютного переулка – туда, куда честному человеку без отряда авроров нечего было и соваться. Однако он ничуть не боялся. На ходу Малфой распахнул мантию, поддёрнул кружевные манжеты сорочки и перехватил палочку так, чтобы ею можно было моментально воспользоваться. «Начнём заново, – упрямо думал он. – Кутёж, блуд и запой. А Долохова, старого импотента, пусть сожрут мантикрабы. Ишь, по первому моему слову! А сам не дал. И жена не даёт». – Вот же блядь! – сказал кто-то, и Люциус оглянулся, желая собственными глазами увидеть женщину этой малопочтенной, но востребованной профессии. Как-то так получилось, что обычного для чистокровных юношей боевого крещения в борделе Люциус не прошёл. Рара сказал, что дурацкое дело нехитрое, и нечего радовать шлюх визитом самого удавшегося из Малфоев. В принципе, можно было начать и с блуда, а в запой удариться попозже. Однако никаких падших женщин поблизости не наблюдалось, зато на Люциуса в упор таращился самый чокнутый из Блэков – Сириус, беспутный кузен Нарциссы. – Это ты мне? – надменно осведомился Малфой и подумал, что сегодня день глупых вопросов. – Ты видишь тут кого-то ещё? – гадко ухмыльнулся Блэк. – Как тебя занесло сюда, папенькин сыночек? Штанишки не замарал ещё? Малфой, мстя Блэкам за вымотанные до последней ниточки нервы, шарахнул любезного родственника невербальным Ступефаем. – Трахнуть тебя, что ли? – задумчиво сказал Малфой, внимательно разглядывая Сириуса, упавшего в дурно пахнущую лужу. – Как ты думаешь, это будет считаться развратом? Малфой полюбовался паникой в синих глазах, до безумия похожих на глаза Нарциссы и рассмеялся: – Нет. Хватит с меня Блэков. Блуд должен доставлять удовольствие клиенту, а не его шлюхе. Он небрежно махнул палочкой, отменяя заклятие, и самым наглым образом повернулся к Сириусу спиной – зелье Антонина всё ещё гуляло в крови и заставляло чувствовать себя неуязвимым. – О, трактир, – удовлетворённо сказал Люциус, глядя на обшарпанную вывеску и щелястую низенькую дверь, наверняка помнящую студенческие пьянки Годрика и Салазара. – Очень кстати. Малфой, пригнувшись, вошёл в кабак. Он был ещё мрачнее и гаже чем тот, в котором Люциус отведал долоховского зелья. Трактирщик оторопело уставился на увешанного драгоценностями хлыща с очень знакомой рожей. Хлыщ скинул капюшон мантии, и кабатчику подурнело – знаменитые белые патлы не оставляли никаких сомнений в том, что через пять минут сюда ворвутся авроры и наладят всех присутствующих в Азкабан за похищение наследника богатейшего в Британии рода. – Г-господин, вы, в-верно, ошиблись… – начал было трактирщик, но был остановлен властным движением руки. Широкий рукав мантии скользнул вниз и обнажил некую татуировку, а кабатчик горестно замычал и подумал, что авроры хотя бы берут преступников живьём. – Молчи и неси выпить, – визитёр царственно опустился на ближайший засаленный пенёк, изображавший стул. – Я намерен кутить. Трактирщик обречённо кивнул и деревянными шагами направился к грязной и выщербленной стойке. – Э-э-э, любезнейший! И выпивку за мой счёт этим джентльменам, – не успевшие смыться через чёрный ход джентльмены слегка расслабились, дармовое бухло немного скрасило ожидание предстоящей отсидки. Через четверть часа кутёж был в самом разгаре – Люциус сосредоточенно надирался дешёвым огневиски, а невольные собутыльники молча тосковали, отсчитывая секунды до того, как в трактир вломятся малфоевские няньки: авроры или пожиратели. Честным труженикам ножа и фомки было всё равно кто – хрен, как известно, редьки не слаще. Дверь трактира и вправду распахнулась от пинка ногой, но в низенький закопченный зальчик вошёл всего один человек. – Ах, вот вы где, Малфой, – сказал он. – Долохов волновался за вас. Добрый день, сударь. Вы позволите присесть? – Здравствуйте, Руквуд, – Люциус махнул рукой на соседний пенёк. – Вина здесь не подают, поэтому пейте, что есть. Безымянные господа не жалуются, и вам не стоит. А ещё я слышать не хочу о Долохове. Руквуд вздохнул, оглядел жалкий кабак и чумазых господ, прижавшихся к стенам, принюхался к малфоевскому пойлу и явственно вздрогнул. Люциус лихо опрокинул в себя ещё один стаканчик и блаженно зажмурился. – Пойдёмте домой, юноша, – таким голосом рара увещевал раненых гиппогрифов. – Вчера у Мальсибера не произошло ничего, что могло бы ввергнуть вас в отчаяние. Ваш обидчик уже имел весьма неприятный разговор с Лордом, а теперь напивается, страшась беседы с вашим отцом. – Домой к вам? – Люциус дёрнул ворот сорочки, и пара жемчужных пуговок отлетела. Он встречал в любовных романах фразу «соблазнительные ключицы» и надеялся, что его собственные могут сойти за таковые. Чем ещё соблазнить вечно угрюмого невыразимца, Малфой не представлял. – Почему ко мне? – опешил Руквуд. – К вам. – У меня жена, – тяжко вздохнул Люциус. – Она швыряется тазами и может помешать нам. Руквуд вытаращил глаза, а Малфой нехорошо нахмурился и выдернул из чехла палочку: – Вы что же, не хотите меня? – Упаси Мерлин, – неосторожно ляпнул Руквуд и спешно исправился. – Конечно, хочу. Только не здесь. Пойдёмте, умоляю вас. – Умоляйте, – согласился Малфой, пошатываясь, встал и неверной рукой метнул в трактирщика кошель, набитый галеонами. – По дороге нужно зайти в банк, я уже всё прокутил. – Обязательно, – обрадованно сказал Руквуд и подхватил Малфоя под руку. – Давайте я сам аппарирую, не трудитесь. Августус собирался доставить младшего Малфоя к Лорду. Пусть повелитель сам пасёт нетрезвого отпрыска своего вспыльчивого друга. Но, видать, Люциус сбил поток, потому что их выкинуло посреди Косого переулка, недалеко от входа в аптеку. Белобрысый поганец, обнявший Руквуда за шею, отцепляться не желал. Августус, холодея, представил реакцию старшего Малфоя на прилюдные домогательства к своему ненаглядному сыночку и принялся яростно выдираться из сладкого, но смертельно опасного плена. Абраксас сегодня с утра уже успел всполошить Ставку. Даже Тёмный лорд молчал и вздрагивал, пока Бешеный Эйби нецензурно клялся удушить голыми руками всякого, кто посмеет обидеть его дорогого мальчика. Мальчик и впрямь был дорогой, во всех отношениях. Особенно дорого младший Малфой обходился тем, кто осмеливался бросить в его сторону хотя бы один вожделеющий взор – Абраксас шутить не умел. «Знаю я вас, козоёбы, – гремел он, потрясая огромными кулачищами. – Видит Мордред, увижу, что мудями своими червивыми трясёте – оторву и заставлю сожрать!» – Погодите, Малфой, – сбивчиво бормотал Руквуд, уворачиваясь от настырных объятий, – мы же в банк собирались. Никак нельзя кутить без денег. Невозможно. – Точно, – сосредоточенно кивнул Люциус и задумчиво воззрился на вывеску аптеки. – А блудить нельзя без лубриканта, я читал. Идёмте за смазкой, я полагаю, вы смыслите в этом побольше моего. – Не думаю, – севшим голосом сказал Руквуд и покорно поплёлся за Люциусом. Им с Мальсибером и Долоховым не жить – теперь Бешеный Эйби точно решит, что они пустили его сокровище по рукам. «Ни одно доброе дело… – вертелось в голове у Руквуда. – Долохов, дракклов пропойца, как ты меня подставил!» Люциус уже стоял перед обалдевшим приказчиком и, покачиваясь, требовал предоставить «наилучшие образцы натуральных интимных смазок». – А ещё трезвящее зелье, прямо сейчас, – буркнул Руквуд и мрачно зыркнул на аптекаря. Тот понятливо кивнул и выложил на прилавок фиал с зельем и – о, ужас! – огромную банку смазки модного цвета «задорная лазурь». Августус гулко сглотнул, потому что против воли представил себе белобрысую напасть, измазанную в ярко-голубом содержимом банки. Люциус пошарил по карманам, пожал плечами, оторвал от мантии золотую пуговицу с алмазной крошкой, бросил её продавцу и обеими руками прижал банку к груди. «Сейчас», – скомандовал сам себе Руквуд. Он цапнул фиал с прилавка, дёрнул Люциуса за волосы, запрокидывая тому голову, влил зелье в глотку ничего не соображающего Малфоя и отскочил за массивную витрину с образцами зелий. Аптекарь ойкнул и удрал в подсобное помещение. Пару минут было тихо, а потом Малфой жалобно сказал: – Хоть бы словом намекнули, Руквуд, что вам не нравятся пьяные партнёры. Можете выходить. Руквуд бочком выбрался из-за витрины и осторожно подошёл к Люциусу, по-прежнему обнимавшему банку с лубрикантом. – А теперь к вам? – спросил Малфой, и Руквуд с ужасом понял, что трезвый Люциус от своих планов не откажется. Нервы у Августуса не выдержали: – Да кто в здравом уме решится с тобой переспать, Малфой?! Ни одна задница, даже такая смазливая, не стоит жизни, понял? Хорошо тебе, развлёкся от души! А теперь иди к папе, мальчик! Люциус на мгновение неверяще распахнул глаза, но потом его лицо окаменело: – Прошу прощения, мистер Руквуд, за доставленные хлопоты. Они всенепременно будут вам компенсированы деньгами или услугами, на ваш выбор. Ещё раз прошу меня извинить. Всего доброго. И мордредов сынок придурочного Малфоя аппарировал в неизвестном направлении. Руквуд, попытавшийся ухватить его за мантию, опоздал всего на полсекунды.***
«Третий раз – счастливый, – Малфой опять стоял на ступенях Гринготтса и убеждал сам себя повторить загул. – Только начать нужно всё-таки с разврата, раз уж именно в нём я не преуспел». Но прежде следовало подкрепиться, завтрак Люциус пропустил из-за жены и тазика, а ланч с обедом – из-за кутежей и неудачного блуда. Малфой решил пройтись до «Дырявого котла», там весьма недурно готовили жаркое и торговали сносным огневиски. Быстро расправившись с солидной порцией вкуснейшего мяса, Люциус повеселел и принялся размышлять. Итак, с пьянством у него получается неплохо – ни с выпивкой, ни с собутыльниками проблем не было. Запой – то же пьянство, только длительное. По идее, и здесь трудностей возникнуть не должно. Блуд же… Знай Нарцисса, как трудно совращать людей, она не швырялась бы тазами. По сути, ни Долохова, ни Руквуда не прельстила мысль о связи с Малфоем. Выходит, внешняя привлекательность не имеет никакого отношения к истинной сексуальности. Рябой и некрасивый Руквуд имел репутацию того ещё ходока, и, правду сказать, Люциус очень надеялся на его компетентность в этом вопросе. Увы. «А может, я не глянулся им из-за своего возраста? – осенило начинающего прелюбодея. – Я неопытен и многого не знаю, Долохову и Руквуду попросту не интересно возиться с юнцом». Малфой принялся обдумывать неожиданную мысль. По всему выходило, что ему нечем удивить зрелого, искушённого в любовных утехах мага. Люциус вздохнул и поднялся из-за стола. Сейчас он купит бутылку огневиски и… Нет, он купит две бутылки – после кутежа следовало уйти в запой. В общем, сейчас он запасётся выпивкой и отправится на поиски партнёра подходящего возраста.***
Пьяный и злой Малфой вот уже два часа тщетно бродил по Косому переулку в поисках парня на ночь. Дракклов Долохов сглазил его, как пить дать. Малфой не помнил, с которого по счёту отказа он принялся отхлёбывать из припасённой на кутёж бутылки. Кажется, после того, как Амикус Кэрроу посоветовал ему идти домой и окинул каким-то очень странным взглядом. «По первому твоему слову», – злобно бормотал Люциус, глядя вслед улепётывающему Эйвери. Дорогой сокурсник был не первым, кто, едва завидев Малфоя, торопился удрать побыстрее. Селвин и Роули отговорились какой-то ерундой, глаза у них так и бегали. Розье рассказал пару анекдотов и охотно глотнул из люцевой бутыли, но как только речь зашла о небольшом одолжении школьному товарищу, примирительно вскинул руки: «Прости, дружище! Меня моя мегера со свету сживёт. Тебе хорошо, ты-то свою не боишься!» Младший Мальсибер, почтительно державший под локоток какую-то тётушку, увидел Малфоя на другой стороне улицы, завопил: «Ей-Мерлин, Люц, я тут ни при чём!» и аппарировал прямо из толпы прохожих. И только Северус Снейп, даром что совсем сопляк, осмелился раскрыть недотёпе Малфою секрет долоховского сглаза. Он нехорошо прищурился и мрачно процедил: «Ты рехнулся, Люций? После того, что твой папаша устроил сегодня в Ставке, к тебе сам Мордред не подойдёт. Тебе хорошо, повеселился и забыл. А меня ваши снобы и так с трудом терпят». Люц задумчиво поблагодарил Снейпа и отпил огневиски. Теперь все несообразности этого дня получили объяснение. Он не злился на рара. Трудно разозлиться на человека, который так заботится о своём ребёнке. Другое дело, что Люциус уже не мальчишка. Ему двадцать шесть лет, он женат, и у него даже есть собственный сын. Самое время избавляться от родительской опеки. Малфой внимательно осмотрелся и таки приметил парочку соглядатаев из старой гвардии Лорда. «Пасут, ну надо же, – усмехнулся он. – Поделом мне, болвану». Люциус подумал, хмыкнул, опрокинул последний глоток огневиски, выбросил пустую бутыль и внезапно аппарировал. Когда Яксли и Трэвэрс, расталкивая толпу, подбежали к этому месту, след аппарации уже был неразличим.***
Малфой очутился в Лютном переулке перед давешним кабаком, помнившим времена Основателей, однако внутрь заходить не стал. Он рассудил, что координаты забегаловки есть у Руквуда, а значит, рано или поздно здесь появится кто-нибудь из отцовых друзей. Малфой проверил содержимое карманов – кошелёк, огневиски и смазка – и отправился на поиски приключений. – Тебе хорошо, Люциус, – бормотал он себе под нос. – У тебя заботливый рара, красивая жена, верные друзья и куча свободного времени. Что ж тебе так плохо, недоумок? Следующий же трактир привлёк Малфоя шумом пирушки и вспышками заклинаний. Похоже, там собрались парни не промах. Люциус толкнул дверь и вошёл. После сегодняшней тренировки в кутежах и запое Малфой чувствовал себя завсегдатаем подобных мест. Он скинул капюшон, равнодушно кивнул оторопевшим выпивохам и жестом показал кабатчику, что заказ следует подать на дальний от двери столик. Люциус прошёл к облюбованному месту и вежливо спросил у сидящего за столиком огромного темноволосого парня: – Вы позволите присоединиться? – Малфой, чтоб я сдох! – сказал парень. Он был примерно одного возраста с Люциусом, только на голову выше и существенно шире в плечах. – Надо же, живой! – Так живой или сдох? – усмехнулся Люций и обратился к согнутому в поклоне трактирщику. – Мяса, и побольше. Да прожарь хорошо, мошенник. Хлеб, сыр… Что там у тебя ещё есть? – Эль, милорд. – К мантикорам эль, – Малфой выдернул из кармана бутылку огневиски, предназначенную для ухода в запой. – Что-нибудь похожее найдёшь? – Дорогого не держим, – пожал плечами кабатчик, – не для кого. – Достань пару. Галеон сверху за расторопность, – Люциус засмеялся, вспомнив, что на сегодня это уже третий кутёж. – И угости джентльменов за моё здоровье. Всё это время парень смотрел на Малфоя с детским восхищением, даже рот приоткрыл. – Нравлюсь? – фыркнул Люциус. Разврат он решил не затевать – нечего растравливать душевные раны. А вот напиться хотелось с огромной силой. – Ага, – простодушно кивнул парень. – Чисто нарисованный. – Зовут тебя как? – спросил Малфой, вздохнув. – Макнейр, – новый знакомый подмигнул. – Я теперь тоже из ваших. Люциус вопросительно вскинул бровь. – Во даёт, – восхитился парень и задвигал обеими бровями. – Из ваших, которые у Лорда обретаются. И он показал левую руку со свеженькой Меткой. Малфой скривился: – Отцу побежишь докладывать? Макнейр мотнул головой: – Сирота я. Не к кому бежать. А то бы похвастался – сам молодой Малфой, да близёхонько. Люциус засмеялся. Вечер обещал быть забавным.***
Ночь получилась ещё забавнее. И то сказать, с Люциусом никто и никогда так не забавлялся – уже к полуночи Малфой едва не сорвал голос. Разум он потерял гораздо раньше, когда зачем-то рассказал Макнейру грустную историю своего загула. Правда, к тому времени они уже прикончили полторы бутылки огневиски и были на ты. – И что? Вообще никто?! – искреннее изумление на лице Уолдена слегка польстило Малфою. – Ты уверен, что твой папаша ещё и не проклял их вдогонку? – Весь Косой переулок? Уолли, он хорош, но точно не Мерлин. Не-е-е-т, это со мной что-то не так. Макнейр поперхнулся и закашлялся. Люциус, привстав, постучал нового приятеля по могучей спине: – Я чересчур домашний и послушный. Оказывается, фраза «хороший мальчик» может считаться комплиментом только до определённого возраста. В моём случае, это уже диагноз. Ясно, что никто не хочет с таким возиться. – Я бы возился, – сказал Макнейр и покраснел. – И чем плохо жить дома? Я вот его и не помню, того дома. Хорошо, что ли? – Плохо, – согласился Люциус, и ему захотелось пожалеть маленького мальчика Уолли, выросшего на улице среди чужих равнодушных людей. Поэтому он легонько погладил Макнейра по руке. Уолден на мгновение окаменел, а потом тихо-тихо прошептал: – Так ты со мной хочешь, что ли? Ну, это, попробовать. Вот тогда-то хитроумные малфоевские мозги и потерялись окончательно – Люциус медленно, не отрывая глаз от смущённого Макнейра, кивнул. В крохотную комнатёнку под самой крышей несуразного дома, покосившегося ещё во времена исхода племён богини Дану, Люция внесли на руках, как невесту. Правда, невест не швыряют на кровать и не валятся следом, исступлённо целуя всё, до чего можно дотянуться. Во всяком случае, Малфой ни в одну из своих пяти брачных ночей так не делал. Может быть, зря. Дальнейшее Люциус почти не помнил. Вернее, помнил, но отрывками. Помнил укус в лопатку и свой восторг по этому поводу. Помнил, как они вдвоём искали банку с «задорной лазурью», которую кто-то из них закатил ногой под кровать. Помнил пульсацию огромного члена у себя во рту. Помнил, как стало стыдно и сладко, когда Уолли закинул его ноги себе на плечи. Помнил щекотные поцелуи в обе пятки попеременно и то, как он, хохоча, отбрыкивался. Помнил жар и тяжесть чужого тела, помнил струйку пота, стекающую по спине, и скомканное одеяло под поясницей. А ещё он помнил, как отчаянно старался не заснуть, чтобы не забыть то немногое, что ещё помнил. Люциусу чудилось, что он проснётся в своей спальне и пойдёт к жене – бегать от серебряного таза. От дурацких видений он вздрагивал и вскидывался, а Уолден невнятно бурчал что-то утешительное и всё пытался завернуть Люциуса в одеяло, думая, что его красивый и нежный любовник мёрзнет в плохо протопленной комнатушке. – Тебе хорошо, Уолли, – сквозь неумолимо накатывающий сон капризно пробормотал Люций и потёрся носом о жёсткие курчавые волосы на груди Макнейра, – ты оттрахал не хорошего мальчика, а безмозглого и безответственного красавчика, кутилу, пропойцу и повесу. – А нешто тебе плохо? – усмехнулся Макнейр и, зевая, сгрёб своё нечаянное сокровище в объятия. – Спи уж, балабол.***
Люциус явился домой к завтраку, едва найдя в себе силы оторваться от горячего, как печка Макнейра. Он уже набросил мантию, когда Уолден разлепил глаза и, зевнув, приподнялся на локте. – Уходишь? – хриплым со сна голосом спросил Макнейр и грустно вздохнул: – Понравилось хоть? – Я обещал дома показаться, – улыбнулся Люциус. – Посмотри, смазку брать ещё на вечер? Уолден просиял, свесился с кровати и зашарил в поисках банки с ярко-голубой мазью. – Да тут за год не оприходовать, – сказал он и засмеялся. – А ты постарайся, – строго сказал Малфой и погрозил Макнейру пальцем. Тот фыркнул, ухватил Люция за край мантии, подтащил к себе и погладил по бедру. – Пора мне, Уолли, – вздохнул Малфой, потрепал любовника по волосам, вышел из комнатушки и аппарировал. Рара ждал его в гостиной. Абраксас Малфой отложил газету, внимательно посмотрел на сына и усмехнулся: – Хорошо погулял? – Да, благодарю, – кивнул Люциус и, не удержавшись, зевнул. Следы от засосов и укусов он сводить не стал. Не захотел. – Вижу, – вздохнул рара. – Совсем взрослый стал. Люциус фыркнул. – Не сердись, – Абраксас отхлебнул крепчайшего кофе и поморщился. – Он один не испугался, а другие тебе зачем? Только помни – погулял и вернулся, семью не забывай. Сын у тебя растёт, понял? Люциус кивнул. – И ещё, сынок, – рара замялся, а младший Малфой насторожился. – Может, аманта твоего к делу пристроить, что он в Лютном отирается? – Доложили-таки, – завёл глаза Люциус. – Не лезь в мою жизнь! – Так я не в твою жизнь лезу, а в его, – засмеялся Абраксас. – Давай в Министерство хоть кем-нибудь. Будет у тебя под присмотром, а? – Мерлин с тобой, – махнул рукой Люций. – Не отстанешь ведь. – Хорошо тебе смеяться над стариком. Я посмотрю, что будет, когда Драко подрастёт. Малфой подошёл к отцу, опустился на пол и ткнулся лбом тому в колени, совсем как в детстве когда-то: – Мне просто хорошо, па. Очень хорошо.