Хрупкость и сила

Первое, о чем Пэйн думает, пытаясь в уме воскресить образ Итачи — это обманчивая хрупкость. Это самое прекрасное в нем. Когда берешь тонкий шелковый сверток — нежный, поблескивающий, — и ощущаешь его неожиданную невесомость, ты еще не знаешь, что внутри. Прохладный шелк скользит под пальцами, его струящаяся беззащитность обманчива: она заставляет думать, будто начинка хрупка и ее можно будет сломать двумя пальцами. А оказывается, в шелке хранится узкий и гибкий кинжал из лучшей стали. Да, это именно Итачи. Итачи нежный и сильный, гладкий на ощупь и твердый, когда Пэйн касается его. Несильный запах, подавленный, как у всех потомственных шиноби, похож на кошачий. Ведь кошки пахнут совсем чуть-чуть. Их пот и выделения воняют, но сами кошки... Пэйн усмехается. Хрупкие кости ключиц, тонкие пальцы. Невесомый силуэт и кошачья грация. Заезженные выражения, думает Пэйн, самые правильные в данном случае. Итачи любит тепло и рыбу, совсем как кошак. Когда-то домашний, а теперь бездомный — как все они. Только Пэйн с Итачи стремятся подарить людям мир, ради достижения цели творя зло во благо. Пэйн состоит из одной боли, Итачи боль делает хрупким и еще более сильным. Они черпают силу из этого бездонного колодца — круговорота судьбы, — и поддерживают друг друга. Пэйну нравится сила Итачи. То, с каким упорством Итачи верит в своего брата и свое предназначение, то, с какой страстью он сражается. То, с какой силой он отдается: движению во время погони, отдыху в моменты передышек, страсти в его, Пэйна, руках. Всегда оставляя что-то для себя. Его любовь не слепа, его страсть контролируема, его увлечения существуют, пока Итачи позволяет им существовать. Но осознание этого делает их полнее, слаще, уникальнее. Все происходит только сейчас и может не повториться. Итачи это знает, и Пэйн это знает тоже. Итачи прекрасен в минуты силы. Пэйн гладит руками сталь, обернутую в шелк, и прикрывает глаза. Их боль протянула между ними тонкую нить. Но объединила их не она, а интерес друг к другу, желание, нежность и отчаяние. Пэйна завораживает слабость Итачи. Когда тот без сил и почти без сознания лежит у него на руках — он прекрасен, как цветок сливы. Выскальзывающий из ладони красавицы на ее отливающий лунным золотом рукав. Потому что ей наскучило созерцание. Итачи не может наскучить. Это воспоминание всегда с Пейном, как и многие другие. Итачи стоит под деревом и почему-то медлит. Пэйн высвистывает Итачи — тот понимает голову, видит его и, чуть смягчившись взглядом, заваливается вбок — и Пэйн бросается к нему и подхватывает на руки, не давая осесть в лужу. Поднимает бесчувственное тело на дерево. Итачи лежит в его руках, грязный, часто дышащий и сейчас, и худой настолько, что Пейну кажется — сквозь одежду он чувствует каждую кость. Пэйн раздевает его, разворачивая отвратительную обертку. И как ваза из фарфора Сацума, Итачи появляется из драного плаща, серой поддевки и бесконечных эластичных бинтов, поддерживающих мышцы. Итачи является Пэйну. Он белоснежен и расцвечен кровоподтеками. Он лежит у него в руках — такой нереальный и настоящий. И Пэйн вожделеет его. Он может попытаться убить Итачи, и, возможно, тот не успеет среагировать, не сумеет противостоять. Мысль об этом заводит. А еще Пэйн видит: Итачи доверяет ему настолько, что может себе позволить быть перед ним беспомощным — и от этого Пэйн испытывает трепет. И нежно прикасается губами ко лбу Итачи, прямо у самых волос. Не будь Итачи столь сильным шиноби, он избежал бы участи стать нукенином и уже давно был мертв. Не будь Итачи так хрупок, он бы давно проиграл. Если бы Итачи был другим, Пэйн не смог бы любить его. Хрупкость и сила. И когда, поднятые Эдо Тенсеем, они шли к месту битвы, Пэйн проклинал свою слабость, но не сожалел, что Итачи лишился ее. Он любил его даже сейчас, всем своим изможденным телом. Угольком, тлеющим в давно иссохшей груди. Хрупкость и сила. Две стороны одной монеты. Таков был Итачи. Таким Пэйну он и запомнился, окончательно рассыпаясь хлопьями праха и лишь сожалея, что мира они добьются не вместе.