Границы

Сумерки почти победили день. На улицах, один за одним, загорались фонари, хотя здесь в квадратуре Юности в этом не было необходимости. Бесчисленные таверны, переполненные шумными, но скупыми из-за вечной нехватки средств, студентами, освещали тротуары и часть дороги, распахнутыми из-за летнего зноя, дверями и окнами. Но ни фонари, ни искусственный свет из питейных заведений не мешали Кенту любоваться ночным небом. Сегодня глубокая чаша месяца и бесчисленные звезды, сияющие на еще синеватом небе, были особенно яркими. Она любила такие вечера. Громкий смех шумной толпы из ближайших распахнутых дверей таверны вырвал Кента из оцепенения. Парень ругнулся. На злосчастные звезды, заставившие его снова пропасть в собственных воспоминаниях и чувствах. На себя, не способного эти чувства преодолеть, вопреки разуму и здравому смыслу. Что он делал эти полчаса? Те тридцать минут, которые мог бы потратить так, как планировал? Он направлялся не на эту лавочку для влюбленных посреди квадратуры, чтобы любоваться ночным небом, а в «Лилит» - таверну, где можно выпить приличного гельштатского вина и встретить пару обаятельных студенток-правоведов. Но проклятая луна и чрезмерно яркие звезды прервали его путь от машины, заставив застрять под ночным небом и в своих воспоминаниях. Как можно вытравить, выжечь из сердца то, что, кажется, проросло там корнями, оставив горькое ощущение пустоты. Как забыть касание ее тонких, трепетных пальчиков - нежных, ласковых? Перестать дышать, чтобы случайно не услышать странную смесь ванили и цитруса, от чего вспомнить о том, что так пахла Она? Перестать дышать, чтобы не мучиться, понимая, что в этом запахе нет самого главного ингредиента – сладкого аромата ее кожи. Кент резко выдохнул и быстро встал. «Лилит». Вот, что надо сделать. Пойти и напиться. Первые шаги даются легко, пока молодой человек не останавливается не способный двигаться дальше. Он видит Ее. Его тоску, его боль, его страдание. Ту, что сделала его несчастным. Девушка бежит вдоль дороги, куда-то спеша и бесконечно оглядываясь. Она машет рукой, пытаясь остановить перевозчика, но, похоже, машина уже кем-то занята, потому что проносится мимо, приведя, кажется, неудавшуюся пассажирку в отчаяние. Похоже, она действительно сильно спешит. Куда можно так торопиться вечером накануне выходного дня? Куда нужно так бежать из самого веселого места в Эванжелесе? Конечно, она спешит на свидание! Ревность, ненависть и злость охватывает Кента. Он перестает, что-либо соображать. Единственное его желание сейчас - выплеснуть всю эту злобу на Нее, облить желчью презрения, унизить. - Куда собралась, Марика? – Кент резко хватает девушку за руку. Шатенка слабо вскрикивает и морщится от боли. Конечно, ей больно, парень жестко сжал ее предплечье и продолжает давить. Его просто распирает желание сделать ей больно. Как угодно – действиями, словами, поступками. Он снова и снова с садисткой радостью готов причинять ей боль, лишь бы заглушить свою. - Поехала очередного шута соблазнять? – со злой усмешкой, Кент, сквозь зубы, выплевывает слова. Парень тут же осекается. Огромные черные бусины-глаза смотрят на него, кажется, с вселенской тоской. Боль прожигает до костей, злоба испаряется, оставляя после себя выжженную пустыню стыда и ненависти к себе. Похоже, он последний кого бы она хотела видеть сейчас – ее отчаяние неописуемо. Слезы непроизвольно льются из глаз, стекая по бледной щеке в уголок сжатых от боли губ. И ей больно не от его жесткой хватки, похоже, боль рвется откуда-то изнутри. Тонкие пряди челки намокли от пота и прилипли ко лбу. - О Боги, да ты вся горишь! – нежность побеждает, и рука Кента касается лба девушки. Руку обжигает горячая кожа, а внутренности словно пробивает током от этого непроизвольного касания. Как она умудряется вызывать в нем такую бурю чувств, абсолютно ничего для этого не делая? Девушка на секунду замирает, будто захлебнувшись своими чувствами, но потом резко, широко распахнув глаза, отшатывается, как от удара или ожога. В глазах шатенки недоверие и страх. Неудивительно, после всего, что он сделал, что наговорил. Кент устало усмехается и убирает руку. Он злится. На себя, на нее. - Кент, - от того как она произносит его имя в груди парня будто обрушивается цунами, снося все на своем пути, сбивая дыхание – Мне нужно идти! – в голосе столько мольбы. Это он должен избегать ее! А не она! Нежность проходит, оставляя место злости. Почему она не оставит его в покое? Сколько еще он, всякий раз, при встрече с ней будет метаться между любовью и ненавистью, между нежностью и злостью, между желанием и презрением. Кент не хочет отпускать ее, напротив, им овладевает желание, что-нибудь сделать. Дернуть ее сильно, или прошипеть в лицо слова презрения. - Куда спешишь? На свидание? – голос парня полон желчи, а ведь еще минуту назад он искренне переживал за ее здоровье. - Нет! – быстро отвечает девушка, будто пытаясь оправдаться – Мне правда нужно идти. - Куда? – парень оскалил зубы и еще сильнее сжал ладонь. - Кент, прошу! – любимое лицо искажает гримаса боли. Не от того, что он с силой сдавливает руку, а от невозможности сбежать. Ей надо просто закричать, попросить о помощи, и Кент отпустит, уйдет, но девушка не может сделать ничего, что может повредить ему, и молодой человек об этом знает. Она уже не первый месяц терпит его нападки и издевки, и не обронила ни слова их общим друзьям. Ребятам в компании она сказала, что сама решила прекратить отношения, но они ведь не дураки, да и не слепые, чтобы не понимать, что в действительности произошло. Это еще одна причина ненависти Кента к Марике – отчуждение друзей, ведь они приняли ее сторону, осудив поведение молодого человека. - Кент, умоляю! – девушку сводит судорога, и она начинает бессильно опадать. Парень едва успевает подхватить шатенку. - Марика, что происходит? – молодой человек, наконец, понимает, что с возлюбленной, что-то не так. - Оно началось. – слабо шепчет девушка. - Что? – сначала не соображает парень, но потом, когда до него доходит смысл, с едва скрываемой брезгливостью, спрашивает – Обращение? Марика слабо кивает, стыдливо пряча глаза. Кент слишком поспешно убирает от девушки руки, едва убедившись, что она снова может стоять самостоятельно. Его накрывает желание отряхнуть руки, а лучше отмыть. Но в ту же секунду, когда в глазах Марики парень разглядел боль от его резких действий, его накрыл стыд за собственное поведение. Освободившись от жесткой хватки молодого человека, шатенка неуверенно шагнула к дороге, все еще надеясь поймать машину. - Перевозчика в это время трудно найти. – пытаясь сдерживать дрожь в голосе от бури захлестнувших его эмоций, кидает Кент – В соседней квадратуре есть Порт. Может помочь тебе дойти туда? Молодой человек опустошен и разбит. Омерзение от мысли, что ему придется прикасаться к ней, кажется естественным, но в то же время вся его суть желает сейчас обхватить хрупкое тельце, больше всего сейчас нуждающееся в заботе. Марика отрицательно качает головой и продолжает вглядываться в горизонт. - Пошли! – у Кента заканчивается терпение, и он резко схватив девушку за руку, дергает ее в направлении Порта. - Нет. – скорее словами, чем действиями, слабо сопротивляется шатенка. - Почему? – агрессивно кричит в испуганное лицо девушки Кент. Ее влажные от слез губы дрожат. Молодого человека сводит, как от судороги, от собственной жесткости, и он спрашивает уже спокойно – Почему? - От магии Порта, - помедлив секунду, пояснила Марика – Я обращусь во время перехода. Кент зло зашипел. Его затошнило от собственного бессилия, от собственной трусости. Он пытался винить обстоятельства в том, что девушка сейчас находится в таком незавидном положении, но мог винить только себя в неспособности оказать ей поддержку. - Пойдем! – стиснув зубы от неоднозначности принятого решения, молодой человек с силой потянул девушку за собой. Меньше всего Кент не хотел стать свидетелем обращения, которое вызывало в нем чувство отторжения, но и оставить ее одну здесь тоже мог, ему бы просто не хватило сил уйти. - Куда? - Моя машина недалеко, я увезу тебя. – холодно кинул Кент. Он почувствовал, как девушка вздрогнула от его слов. - Нет. – жалобно застонала шатенка, но не стала сопротивляться. Марика всегда поражала Кента своей кротостью, и оправдывала ее и сейчас. Молодой человек грубо тащил девушку за собой, стараясь не замечать, что она спотыкается, не поспевая за ним, как дрожит, и как сводят ее тело судороги. Ей было больно, и он это знал. Кент остановился возле своей машины и только тогда отпустил руку шатенки. И только тогда ему хватило смелости взглянуть в ее лицо. Она не плакала, но веки и щеки, как и губы, были красными и распухшими от слез. А глаза. О Боги! Ее глаза были наполнены ужасом. Ужасом и стыдом. Кажется, она искала пути отступления, не желая садиться в машину Кента, будто это не средство быстрой доставки ее домой, а камера пыток. Кент открыл переднюю дверь, предлагая Марике сесть. Но девушка отчаянно закачала головой, отпрянув назад так, что молодому человеку даже показалось, что она собирается бежать. Но, она не сбежала, а шагнула к задней двери. Понятно! Ей меньше всего хочется, чтобы Кент наблюдал, что происходит с ней. Позади, в полумраке салона, девушке будет комфортнее. Устроив пассажирку, Кент быстро уселся за руль. Молодой человек решил избегать взглядов в переднее зеркало, и молча завел автомобиль. Выехав из квадратуры, молодой человек услышал слабый, сдержанный стон и не удержался от взгляда в зеркало. Бусины глаз блеснули в темноте, а лоб девушки покрыла испарина. - Сколько времени осталось. – парень пытался говорить спокойно. - Не знаю, - слова давались Марике с трудом, ей даже дышать было тяжело – Может двадцать-тридцать минут. - Какого Беса, ты делала в Юности, если сегодня обращение! – зло закричал Кент. - Марика? – молодой человек вновь устыдился собственной несдержанности и пристально взглянул в глаза сжавшейся на заднем сидении возлюбленной. - Мне оставался последний экзамен, и профессор Виргилис согласился принять его в библиотеке Юности. - Почему сегодня? – едва сдерживая злость, зашипел Кент. - Я должна была успеть до возвращения Мика. – оправдываясь прошептала Марика, и снова стыдливо отвела глаза. Мик. А ведь с ним Кент познакомился задолго до встречи с Марикой. В тот день парень сидел один в таверне, где люди шумно праздновали Длинный День и начало нового года. Но Кенту тогда было не до веселья, он только приехал в Эванжелес, сбежав из родного города, где оставил друзей и родных. Слишком много на него навалилось. Смерть родителей, а после невероятная любовь, поразившая его сердце, душу и разум. Санья была всем в его жизни. Все шло к свадьбе, хотя и не вышло время скорби о покойных родителях. Тогда друг, наперекор его желанию, отвел Кента к ведьме. Колдунья, конечно же, за хорошую плату раскрыла молодому человеку глаза. Пока она бормотала какую-то чушь на неизвестном языке и бросала сухие травы в огонь, где те, с шумом и треском, рассыпались на искры, Кент только посмеивался и над ней и над своим другом. С трудом согласившись выпить мерзкий отвар предложенный старухой, Кент понял, от какой ошибки отвел его друг. Пелена спала с глаз Кента. Милая и совершенная Санья предстала ему совсем в другом свете. Все ее поведение, которое молодой человек просто не замечал, зачарованный приворотом, показывал, насколько жестким и расчетливым человеком была эта красивая девушка. Она отвадила от Кента всех друзей, рассорила с родными, и эта она вопреки правилам о сроках Скорби назначала дату свадьбы. А Кент это просто-напросто не замечал, околдованный сильнейшим заклятьем. А ведь она даже его не любила, а всего лишь охотилась за состоянием молодого наследника. И тогда Кент сбежал из своего родного маленького городка, где, как ему казалось, девушки смотрят на него не как на личность, а как на добычу, в большой город, где его никто не знал, и где его состояние не было таким уж большим и привлекательным. Скучая, за прилавком, Кент даже не заметил, как к нему подошла маленькая и смешливая Салима, чтобы сказать, что просто преступление - грустить в такой большой праздник, и пригласила за столик, где сидела ее шумная и веселая компания. Кент не понял, как успел согласиться, а шустрая студентка уже познакомила молодого человека со своими друзьями. Компания эта была странной. Четыре парня и три девушки, и все такие разные и такие интересные и веселые. Ребята без условий и выяснений приняли Кента в компанию, не делая различий, и скидок шутили над ним и легко принимали его шутки в свою сторону. С ними было так просто и легко. Кент давно не чувствовал себя таким счастливым. Уже к концу ночи Кент, казалось, знал почти все о своих новых друзьях. Серьезные отношения в этой компании были только у одной парочки Салимы и Норда. Пакс и Аегл хохотушки, сестры-двойняшки, каждая из которых имела любовные отношения с Нахиром, искали всякую возможность подшутить над ним, когда тот пытался завлечь очередную красотку. Оллина же не интересовали серьезные отношения, обычно он искал девушку даже не на ночь, а на пару часов, поэтому здесь, в таверне, где он был постоянным посетителем, и где не хотелось создавать себе дурную репутацию, парень вел себя более, чем скромно, даже не пытаясь ухаживать за молоденькими студентками, стайками, вьющимися около него. Мик, единственный, из компании ребят, не особо понравился Кенту. Парень был чрезмерно скромным и зажатым, хотя судя по отношению к нему друзей, похоже, что они любили и уважали его, и он был душой этой компании. Кент понимал, что проблема его отношения к парню была не в самом Мике, а в воспитании Кента. Нелегко жить в мире, где гендер для секса не имеет никакого значения, с условностями, привитыми молодому человеку отцом о том, что любовь возможна только между мужчиной и женщиной, а мужеложство отвратительно и греховно. А Мик был именно таким, по крайней мере, все говорило об этом - его поведение и жесты, да и отношение к нему парней, которые порой обнимали его наравне с девушками, с той же нежностью. Праздник закончился, и компания разошлась по домам, но Кент не потерял связи с новыми друзьями. Пакс и Аегл с радостью помогли молодому человеку обустроить его новое жилье, используя его и Норда с Нахиром как грубую мужскую силу. С Миком Кент виделся потом еще раз, когда встретился с ним и Салимой в торговом квартале. Позже Кент познакомился и с Марикой. Мик тогда внезапно исчез, возможно, при каких-то неприятных обстоятельствах, потому, что на вопросы Кента ребята отвечали односложно и уклончиво. Но молодому человеку, по большому счету, было наплевать на этого мужеложца, Марика внезапно и крепко поразила его воображение. Марика не была эффектной красавицей как Санья, или хотя бы как двойняшки – ее подружки, напротив, ее внешность была довольно посредственной. Чересчур худая, тонкая и нескладная фигурка, с угловатыми юношескими формами. Длинноватый острый носик, тонкие губы и немного близко посаженные глаза, но какие это были глаза! Черные бусины, казавшиеся такими глубокими, что в них можно было утонуть. Ее черты были, будто, знакомы Кенту и он не мог избавиться от ощущения, что где-то уже встречался с ней, был раньше знаком. Но это все было неважно. Важно было другое, то, что он просто без памяти влюбился в нее. В ее доброту и сердечность, кротость и нежность. То, что девушка была доброжелательной – это не сказать ничего. Она была до глупости сердечной, не способной увидеть в человеке зла, умеющей разглядеть в каждом что-то хорошее, всепрощающей и светлой. В ней не было ни капли расчетливости. Но при этом она была отнюдь не глупой, а напротив, лучшей студенткой потока. Кент поражала способность Марики поддержать любую беседу. С ней было интересно и никогда не скучно. Она полностью овладела мыслями Кента, ее образ не выходил из головы молодого человека, и парень решил, что эта девушка, та, единственная, с которой он сможет снова стать счастливым. Тогда Кент даже не предполагал, что Мик, тот самый парень, который так не ему понравился, разрушит все его чаянья. - Куда мы едим, Кент? – с волнением спросила Марика, очнувшись после непродолжительного обморока – Мой дом в другой стороне. - Мы едим ко мне. – твердо, стараясь избежать дальнейших пререканий, ответил Кент – До меня в два раза быстрее. Ты уже раз потеряла сознание от боли. Могу предположить, что осталось мало времени. Марика не стала спорить, но на ее лице отразилась невыразимая мука, вызванная вовсе не физическими страданиями. Девушка предпочла бы обратиться на глазах тысячи свидетелей, чем в квартире Кента, видя в его глазах омерзение и презрение. Можно ли Кенту было винить Марику в этом недоверии к себе? Имеет ли он право вообще в чем-то ее обвинять? О, Боги, сколько жестоких слов он сказал ей, сколько ненависти и презрения он вылил на нее, пытаясь смягчить свою боль. Он вменил девушке в вину даже то, что она влюбила его в себя. Что уж говорить о том, что она дала свое согласие на эти никуда не ведущие, нелепые и порочные отношения. Хотя обвинения эти были несправедливы, и в глубине души Кент это понимал. Марика всячески избегала ухаживаний молодого человека, мягко отказывая и стараясь отстраниться и избегать его. Но Кент был настойчив, слишком уж глубокими были его чувства. Молодой человек искал любую возможность встретиться и провести как можно больше времени с Марикой, стараясь завоевать ее сердце, даже не догадываясь, что девушка тоже уже безнадежно влюблена в него, а не отвечает ему взаимностью потому, что тем самым оберегает его от страданий. Молодой человек даже не побрезговал просить помощи от друзей, но по непонятным тогда для него причинам получил отказ. Время, единственное, что было его союзником. Месяцы ухаживаний дали свои плоды, девушка сдалась, дав согласие на отношения, скрепив его поцелуем. О, Боги, это был самый восхитительный момент в жизни Кента за многие месяцы. Молодой человек будто провалился в теплый и нежный омут, окутавший его с ног до головы ощущением блаженства и невероятной легкости. Позже, когда Кент узнал правду, тот поцелуй и последующие другие вызвали у него отвращение до тошноты. Так он думал. В это он верил. Хотел верить. Заставлял себя верить, чтобы перестать испытывать сладкую истому при воспоминаниях о Марике. Кент открыл дверь, чтобы помочь девушке выбраться из машины. Марика замешкалась, пытаясь скрыть лицо, укрыв его волосами. Вероятно, у нее уже начала меняться внешность, честно говоря, Кент не хотел этого видеть, но изменения были очевидны, девушка скинула ставшую тесной обувь. Молодой человек растерялся, пытаясь найти выход из ситуации. Провести ее босую через центральный вход на глазах у прислуги дома, подняться по лестницам на пятый этаж, потому что магический лифт им сейчас недоступен, чтобы попасть в его жилье, не представлялось возможным. Девушка менялась на глазах, сейчас ее сводили судороги почти безостановочно. У Кента перехватило дыхание, от ее страданий. Он знал, что эта боль непереносима, а эта хрупкая девушка сносила ее без единого крика, издавая лишь слабые стоны. Времени, раздумывать, не было. Кент, несмотря на ее протесты, быстро взял девушку на руки, и понес. Таких интимных объятий у Кента давно не было. И никогда с Марикой. Кент никогда не понимал отчужденности девушки, когда дело доходило до интимных ласк. Он верил, видел искреннюю и чистую любовь Марики к себе, и от того ее воздержание от его нежности не давало ему покоя. Позже, когда раскрылась жестокая правда Кент малодушно обрадовался такому стечению обстоятельств, не признав, однако, что это только заслуга Марики. - Не молчи, умоляю! – Кент больше не мог смотреть, как Марика тихо страдает. Закричать, чтобы выплеснуть частичку боли, рвущую ее плоть, стало бы ее облегчением. Слезы навернулись на глазах Кента, когда она прошептала уже почти незнакомым, более низким голосом: - Кент, прошу, оставь меня одну! Она призналась ему сама. Не могла больше врать. Сначала Кент не хотел верить, придумывая оправдания ее нелепой и жестокой для него правды. А потом, когда поверил, он захотел ее возненавидеть. Но смог ли? Смог ли жестокими словами, презрением уничтожить ее любовь к нему? Смог ли самобичеванием, осуждением своих же собственных чувств отвратить себя от нее? - Вы всегда знали? – спросил Кент в тот страшный день у Салимы, когда подруга застала его методично напивающимся в ближайшей к его дому таверне. - Мы дружим с детства. Конечно, знали. - И… - Никаких «и». – твердо ответила Салима – Марика наш друг. Хороший друг, и для нас не имеет значения, как она выглядит, если она продолжает оставаться замечательным человеком. Ее вины нет в том, что она страдает от родового проклятия. К тому же Мик появляется только раз в году, месяц до и после Долгого Дня. - Я знаю, что такое Оборотничество! – зло кинул Кент – Но одно дело, когда человек обращается в волка, лису, да хоть в змею! И совсем другая история, когда женщина обращается в мужчину! Кто тогда это? Она? Он? Оно? Кент тяжело вздохнул и выпил, после чего почти простонал: - Ну не могу я возлежать с мужчиной, даже если он десять месяцев в году выглядит как женщина. Мне тошно от этого! Мужеложство это отвратительно! - Отвратительно твое вранье о великой любви к Марике! Твое малодушие и трусость! – Салима встала, и прежде, чем уйти, громко стукнув ладонью по прилавку, добавила – Запомни! У настоящей любви нет границ. Все границы условны. Только ты ограничиваешь себя. Если ты сможешь преодолеть эти свои границы, ты поймешь, что любовь простирается куда дальше физической оболочки. И пусть Боги будут благосклонны к тебе, и ты сможешь это понять, до того как станет слишком поздно. - Кричи! – Кент не ушел, а, наоборот, опустился на пол рядом с Марикой и прижал ее к себе. Девушка попыталась вырваться, но у нее уже не было сил сопротивляться. Молодой человек не мог равнодушно смотреть, как его возлюбленная корчится от боли на полу его гостиной. Мысли кружились в его голове. За что он любил Марику? Он тысячу раз отвечал на этот вопрос самому себе, когда отчаивался добиться ее расположения. За ее честность, кротость, безмерную доброту и понимание, за острый ум и за потрясающе глубокие черные глаза-бусины. Чего этого нет у Мика? Марика задрожала всем телом в объятьях Кента, ее свела последняя самая болезненная и длительная судорога. Девушка истошно закричала. Молодой человек даже сквозь одежду почувствовал, как тонкие девичьи формы обретают мужскую угловатость и жесткость. Но Кенту уже было все равно, отвращения больше не было – оно выгорело, ушло вместе с ее болью, с ее криком. Кент ласково провел рукой по волосам парня затихшего на его груди. - Привет, Мик. – Кент ласково поднял подбородок и взглянул в до боли знакомые глаза, на любимом, правда, теперь мужском, лице – Давай знакомится.