Клубок

      Я свяжу тебе жизнь       Из пушистых мохеровых ниток...       Ждать оставалось недолго.       Тонкие пальцы ловко перебрасывали петли со спицы на спицу, удлиняя солнечно-жёлтое ажурное полотно. Яркий пушистый клубок от слишком резкого рывка вывалился из стоящей у ног корзинки и покатился по паркету. Тут же из угла выскочил серый котенок, до того внимательно наблюдавший за хозяйкой, в два прыжка настиг добычу и с довольным писком вцепился в мягкую шерсть.       Я свяжу тебе жизнь,       Не солгу ни единой петли...       Откинувшись на высокую спинку кресла, она отложила спицы и спрятала ладони в теплый плед, укрывающий ноги. Теперь ей все время было холодно.       Крупными мягкими хлопьями падал снег, искрящиеся снежинки в лимонно-жёлтом свете фонаря казались ненастоящими.       Последние недели она проводила почти всё время в этом кресле, заботливо придвинутом отцом поближе к окну. Легкая усталость, появившаяся несколько месяцев назад, с каждым днем усиливалась. Периоды ремиссий стремительно сокращались. Теперь она не могла встать даже на несколько минут: ноги мгновенно наливались тяжестью, в глазах темнело, и она наконец оставила попытки — падать ни за что нельзя!       Когда-то давно она мечтала, что назовет долгожданную дочь Региной, будет с затаенной гордостью наблюдать, как растет своенравная девочка с кукольным личиком в облаке медно-рыжих волос, превращаясь медленно, но верно в решительную, самостоятельную молодую женщину. Такую же, как её мать.       Она едва заметно поморщилась: больно.       Два последних года слились в череду обследований. В тот день, когда врач признал, что шансов на выздоровление нет, она впервые за время болезни задумалась о родителях. Прежде она запрещала себе это, искренне веря, что мысли материальны и можно беду накликать, но сейчас все запреты разом потеряли смысл. Родители любили её самозабвенно. Что теперь будет с ними? Что на свете может быть страшнее, чем пережить своего ребенка? Именно тогда она приняла решение...       Я свяжу тебе жизнь,       Где узором по полю молитвы —       Пожелания счастья       В лучах настоящей любви...       Второй толчок оказался более ощутим, и она положила руку на живот, на то место, где под просторным домашним платьем угадывалась крошечная пяточка. Потом с силой провела тыльной стороной ладони по глазам. Нет, девочка не будет похожа на своего отца, испугавшегося предстоящих трудностей.       Осталось уже недолго.       "Елена, в переводе с античного — "Светлая". Жизнерадостная фантазерка и неистовая оптимистка. Добра и верит в сказки..." — страницы старой книги листались с тихим шелестом.       — Алёна... — шептала она, словно пробуя имя на вкус. — Алёнушка, солнечная, радость создающая... Доченька моя... — голос дрогнул. Отчаяние тугим комом стояло у горла. Она закрыла глаза, выдыхая, и бессильно уронила руки, не стирая больше горячих слез. Открытая книга соскользнула с колен, жалобно шурша смятыми листами.       Чтоб связать тебе жизнь,       Я тайком распускаю свою.

***

      Рождество в тот год выдалось снежное, морозное, ясное. В церкви неподалеку звонили во все колокола, и звон их, чистый, словно хрустальный, выплескивался за ограду, разливаясь широко и вольно по притихшему городу, оседая светлыми живительными каплями в помутневших душах людей.       Девочка родилась крошечная, семимесячная, но на удивление крепкая, с темными кудряшками и ясными глазами чистого василькового цвета, так непохожего на обычную прозрачную младенческую голубизну. Сразу после рождения её передали на руки бабушке, ставшей с этого дня ей матерью. Девочка заморгала, сморщила носик и чихнула, а потом на один короткий миг внимательно взглянула в затуманенные слезами глаза.       А над городом плыл колокольный звон...