Ты - это я

Крупные капли дождя, собираясь высоко-высоко в небе, намного выше заснеженных пиков Арденнских гор, с огромной скоростью летели к земле. Они опережали друг друга, сталкивались в воздухе, разбивались на сотни крошечных брызг, таяли, соединялись вместе, с силой барабаня по крышам и стучась в окна. Тропические ливни в провинции Льеж не были редкостью, для жителей бельгийского города Спа дождь давно уже стал неотъемлемой частью жизни. Наверное, ни в каком другом городе мира не было столько людей, абсолютно уверенных в том, что дождь – это нечто большее, чем атмосферные осадки. И действительно, в Спа дождь никогда не был просто дождём. Если спросить среднестатистического человека, что он знает о городе Спа, скорее всего, он не сможет ответить ничего определённого. Кто-то, может быть, вспомнит о целебных минеральных водах и модных нынче спа-процедурах, кто-то просто покачает головой и отправится дальше по своим делам. Но без сомнения и найдутся те, кто подумает о гонках. Гонки, как дождь, стали для Спа ритуалом. На протяжении почти целого века трасса Спа-Франкоршам, расположившаяся в месте, где к Бельгии вплотную подступили Германия и Нидерланды, принимала у себя бесконечные соревнования. Шум двигателей стал таким же привычным, как шум дождя, а болиды и мотоциклы, на бешеной скорости несущиеся по замысловатому кругу – не более удивительным зрелищем, чем капли, разбивающиеся об асфальт трассы. Гонки и дождь – в этой удивительной долине Арденнских гор они превратились в единое целое. И, конечно же, последний уиекнд августа 2010 года, когда на бал пожаловала сама Королева Автоспорта, не стал исключением из правил. Этого события ждали здесь каждый год с замиранием сердца не только жители близлежащих городов. Казалось, сама природа затаилась, замерла в предвкушении, чтобы вступить в борьбу за самый главный трофей, и спутать все карты лидерам. На трассе Спа-Франкоршам царили свои порядки, и может быть поэтому, за непредсказуемость, за особенную атмосферу Игры со стихией, почти все гонщики в один голос называли бельгийскую трассу своей самой любимой. В этом году судьба Спа висела на волоске, решение о включении трассы в график соревнований принималось в самый последний момент, но к всеобщей радости оно всё-таки было подписано. И теперь отступать было поздно, Игра уже началась. * * * 29.08.2010 года, 03:27 Дождь с силой стучал по металлической крыше трейлера, словно пытаясь прорваться внутрь, в небольшое темное помещение, сокрытое от посторонних глаз крепкими стенами без окон и надежно запертое на сложный кодовый замок, комбинация цифр к которому была известна только ограниченному кругу высокопоставленных лиц. Марк Уэббер, который находился внутри трейлера, этой комбинации не знал. Если бы он вышел сейчас наружу, под дождь, вернуться назад самостоятельно он бы уже не смог. В трейлере было холодно. Этой ночью температура в Спа опустилась до +5 градусов, и мороз, который, в отличие от дождя, спокойно мог пройти сквозь стены, полностью завладел неотапливаемым помещением. Дыхание вырывалось из лёгких белым паром, и, лёжа на спине, Марк чувствовал, как его тело постепенно теряет чувствительность. Сначала кончики пальцев ног, потом ступни и кисти словно бы стали чужими. Сантиметр за сантиметром холод пробирался вверх, отвоевывая все новые участки тела, но Марк не торопился его прогонять. Он лежал неподвижно, глядя прямо перед собой, и его сердце громко стучало в груди, почти заглушая дождь. Вокруг царил беспорядок. Тут и там на полу валялись разные вещи: документы, какая-то техника, одежда, осколки посуды. Казалось, совсем недавно по трейлеру пронесся ураган, разметавший всё, и оставивший после себя только холод и безразличие. Сам воздух, ледяной и обжигающий, насквозь был пропитан этими чувствами. Но было что-то ещё. Мимолётное, а оттого казавшееся нереальным. Не чувство, а только воспоминание. Сквозь плотную пелену, как будто бы прорвавшись из другого мира, до Марка неожиданно донеся звук, настолько неуместный здесь, что мог сойти за отголосок далекого сна: кто-то вдруг заиграл на скрипке. Но удивиться австралиец не успел. Под боком у него что-то зашевелилось, и музыка в ту же секунду смолкла, сменившись сначала лёгким покашливанием, а затем и голосом. «Да… Сплю, кончено, сплю, а что мне делать ещё в три часа ночи? Нет, не видел. Что за дурацкий вопрос? Ладно… Хорошо… Отбой» Во время этого короткого разговора, в котором Марк мог слышать только одного из собеседников, всё встало на свои места. Оцепенение спало, в голове прояснилось, и мысли снова обрели четкость. Когда мобильный телефон со стуком упал на пол, а человек, находившийся рядом, повернул к нему свою голову, Марк, приподнявшись на локтях, уже растирал друг о друга затекшие руки. - Это он! – раздался над его ухом встревоженный шепот. – Тебя ищет. - Я понял. - Что будем делать? Если он узнает, что я привел тебя сюда, и увидит, что мы здесь натворили… Марк оборвал говорившего на полуслове. - Жалеешь, что ввязался в это, Себастьян? Его напарник на несколько секунд умолк, задумавшись над заданным ему вопросом. Серьёзные глаза, казавшиеся в полумраке бездонными впадинами, как будто вознамерились прожечь австралийца насквозь, и только усилием воли Марк не отвел взгляда. На какой-то миг ему показалось, что он снова может потерять голову, поддаться и уступить этим глазам, повторить ту же ошибку, какую допустил всего пару часов назад, и за которую, он знал, ещё долго будет расплачиваться. Но мгновение ушло, Марк выстоял, а Себастьян, упрямо тряхнув головой, невесело произнес. - Нет, я поступил правильно. Я в этом почти уверен. - Тогда я отвечу тебе честно. Я не знаю. Черт подери, я просто ума не приложу, как мы теперь сможем выйти сухими из воды! Себастьян негромко рассмеялся отрывистым нервным смехом. Марк понимал, что его напарник находится на грани – стоит ему сделать всего один неверный шаг, и привычный мир рухнет, повернется совсем другой стороной – чужой и негостеприимной, и он останется совсем один в этом новом мире: без помощи и без поддержки. О покровительстве, защите и планах на будущее, расписанных на годы вперед, придётся забыть, за каждую мелочь – нести ответственность, рассчитывать только на собственные силы. Чтобы понять и принять всё это, нужно было стать взрослым, но поступки Себастьяна, может быть за исключением последнего, который и привел их с Марком в это место и в это время, говорили о том, что он ещё морально к этому не готов. Более того, казалось, что Феттель специально старается отодвинуть момент взросления как можно дальше. И австралиец позволил себе маленькую слабость. Холодной рукой он притянул Себастьяна к себе, как будто бы мог этим жестом уберечь его от всех навалившихся на них неприятностей. Сомкнув руки у него на спине, и уткнувшись носом в плечо, молодой немец продолжал смеяться, но скоро затих, и какое-то время Марк мог ощущать только его горячее дыхание. В тот момент чувства, переполнявшие австралийца, были самыми противоречивыми. Какой-то частью своего естества, почти бессознательно, ему хотелось остановить мгновение, отбросить всё, что было до и будет после, и полностью отдаться теплым рукам Себастьяна, раствориться в запахе его волос, и снова и снова целовать эти мягкие губы, которые совсем недавно так ласково шептали его имя. Но лёд, пробравшийся под кожу, уже начал прокладывать путь к сердцу, медленно, но верно выстраивая между напарниками новую стену взамен той, что рухнула. Марк понимал, что запутался окончательно. Ведь только вчера он был уверен, что презирает Себастьяна: за детскую непосредственность, за глупость, за искреннюю веру в то, что мир вращается вокруг него. Даже рукопожатие с напарником казалось чем-то противоестественным, этот обязательный внутрикомандный ритуал оба совершали против собственной воли, просто потому, что так было нужно. Если бы Марк только на миг вообразил себе, что через несколько часов они с Себастьяном окажутся в одной постели, он бы решил, что рехнулся, и, без сомнения, ему пора отправляться на пенсию. А теперь всё перевернулось с ног на голову. - Как же такое могло случиться?.. Марк задал этот в пространство, не уточняя, что он имеет ввиду, и не надеясь получить ответа. Всё было ясно и так, без лишних слов. Те двое, которые заперлись в эту холодную летнюю ночь в чужом трейлере, и пытались согреть друг друга в объятиях, прекрасно знали, о чем идет речь. Волею судьбы вчерашние враги оказались скованы одной цепью, и жизнь одного сейчас полностью зависела от жизни другого. - Я думаю, это испытание, - наконец произнес Себастьян, немного отодвигаясь, чтобы видеть лицо партнера. – Вот только не знаю, чье оно больше: твоё или моё. - Это неважно, - осторожно, едва касаясь кончиками пальцев, Марк дотянулся до щеки Феттеля. – Скажи мне лучше другое. Почему ты поступил именно так? Прежде чем ответить, Себастьян несколько минут собирался с мыслями. А когда наконец заговорил, даже дождь на время стих, словно прислушиваясь, не желая упускать ни одной детали. - Я расскажу всё, что знаю, с самого начала. Может быть, ты поймёшь. А потом ты расскажешь мне свою историю… * * * 28.08.2010 года В то утро Себастьяну категорически не хотелось вставать с постели. Проснувшись в самом мрачном расположении духа, он долго лежал, кутаясь в теплое одеяло, и пытался отогнать остатки сна, приснившегося ему перед самым рассветом. В этом сне он шел совсем один по черному безжизненному полю, и путь ему освещало огромное красное солнце. Огненный шар висел совсем низко над землёй, чужой и холодный, похожий на чудовищных размеров глаз, и Себастьяну казалось, что каждый его шаг, и каждая мысль находится под чьим-то неустанным контролем. Это странное солнце, такое близкое и недоступное, притягивало его к себе. Себастьян шёл вперёд, ему навстречу, падал, поднимался и снова шёл, зная, что рано или поздно своего добьется. А солнце смеялось над ним, подмигивало и не приближалось. Когда он совсем выбился из сил и опустился на колени, черная земля разверзлась, превратилась в зыбучий песок, и засосала его в свое лоно. Себастьян кричал, звал на помощь, но из горла не вырывалось ни звука. Он подумал, что сейчас задохнется, закрыл глаза, и приготовился к смерти, но оказалось (какое чудо!), что под землей тоже можно дышать. «Я избранный!» - эта мысль пришла внезапно и придала новые силы. Себастьян сделал шаг, другой, и пошёл дальше. Теперь вокруг было совсем темно, лучи солнца не могли пробиться сквозь слой земли, и немец двигался на ощупь, размахивая руками словно крыльями. Но очень скоро он понял, что заблудился. И тогда Себастьяну стало по-настоящему страшно. В абсолютной, непроницаемой темноте ему теперь слышались разные звуки: скрипы, шорохи, чье-то тяжелое дыхание. Не разбирая пути, немец побежал вперёд, а кто-то невидимый бросился за ним следом. Себастьян знал, что должен быть первым, от этого зависела его жизнь, но преследователь с каждым шагом становился всё ближе. И вот впереди забрезжил неясный луч света. Сделав последний решающий бросок, Себастьян прорвался сквозь тьму… и почувствовал, что падает. Под ногами больше не было земли, только черная бездна, а странное солнце, снова появившись над головой, весело мигнуло и медленно поплыло по безжизненно-серому небу. «Теперь мне точно конец», - подумал Себастьян, и вдруг увидел перед собой озеро. Зеркальная поверхность искрилась всеми цветами радуги, а над водой порхали бабочки с разноцветными крыльями. Мягко опустившись на берегу, немец подошел к воде и с любовью вгляделся в свое отражение. Из воды на него смотрел Марк Уэббер. Губы австралийца шевелились, и, наклонившись к поверхности, Себастьян смог разобрать слова: «Ты – это я». С криком отпрянув от воды, Феттель снова бросился бежать, …и вдруг проснулся. Сон был до тошноты правдоподобным. Перевернувшись с боку на бок, Себастьян на всякий случай покосился в большое почти в полстены зеркало, висевшее у входа, но всё было в порядке. Он всё ещё оставался Себастьяном Феттелем, да, недовольным, невыспавшимся, но главное, самим собой. Однако от осознания этого настроение вице-чемпиона мира-2009 отнюдь не улучшилось. Если напарник не давал ему покоя даже во сне, дело действительно было серьезным, и что-то нужно было незамедлительно предпринять. За окном снова моросил дождик, там было холодно, серо и уныло. Скорость «Феррари» и «МакЛарен» была слишком высокой на пятничной практике, а разрыв с Марком в 10 очков говорил о том, что официального преимущества в тактике на гонку Себастьян не получит. Всё было плохо, всё было гадко и отвратительно, а ещё этот глупый сон, который приснился так не вовремя. «Ты – это я» Какого черта?! Меньше всего Себастьян был похож на своего напарника. Да на кого угодно! Хоть на Жана Тодта с Максом Мосли, но только не на этого тупого геронтофила с лицом праведника, которого пресса при каждом удобном случае называла самым желанным чемпионом этого года! Подумав так, Себастьян понял, что спать ему уже совсем не хочется. Вставать не хотелось тоже. Поэтому он лежал и думал: о журналистах, о трассе Спа Франкоршам, которая совершенно не подходила болидам «РедБулл», о предстоящих квалификации и гонке, о пятничной практике, на которой он смог показать только четвертое время. И, конечно, он думал о своем напарнике и о десяти очках разницы не в свою пользу, которые вроде бы не имели значения, а на самом деле значили слишком много. Себастьян был лидером по натуре. Любое место кроме первого он считал неудачей и катастрофой, и ему действительно было очень больно читать всё, что писала о нем пресса последние три месяца. Да, он иногда ошибался, а иногда мог вспылить не по делу. Но он был живым человеком, а любой живой человек не застрахован от ошибок, неудач и несчастных случаев. Но нельзя же из-за этого ставить на нём крест, называть «лузером» и неудачником, а ещё хуже «капризным ребенком, который возомнил себя пупом земли». Но он ещё покажет им! Они пожалеют обо всех своих гнусных статьях и сюжетах, они ещё будут просить у него прощения и предлагать моральную компенсацию! Да, день у Феттеля явно не задался. Когда он прибыл в расположение команды, он всё ещё был не в духе. То и дело в памяти всплывали отрывки сна, а на языке вертелась пресловутая фраза «Ты – это я». Выпив две чашки крепкого чая, Себастьян подумал о торте, заказанном командой по случаю дня рождения Уэббера. Да, вчера он снова выставил себя кретином, даже не вспомнив про день рождения напарника. Но какого черта он должен помнить о дне рождения того, кто снится ему в кошмарах? Главное, что торт ему дали попробовать. А торт был вкусный, с кремом из вареной сгущенки и шоколадной глазури… Размышления о прекрасном были прерваны самым безжалостным образом. Рядом с Себастьяном на соседний стул опустилась тяжелая фигура. - Ну, чего ты такой унылый? – доктор Хельмут Марко, консультант и руководитель гоночной программы РедБулл, добродушно улыбаясь, потрепал молодого немца по волосам. – Всё будет хорошо, ты только не расслабляйся, и выкини из головы все свои дурные мысли. Шоколадный крем исчез, вместо него перед глазами Себастьяна снова возникла вчерашняя статистика. - Но мы реально уступаем в скорости на этой чертовой трассе! Даже «Рено»! Не только Алонсо и Хэмильтону! - Зато вчера ты был на секунду быстрее напарника! – доктор Марко подмигнул Себастьяну из-под толстых очков в дорогой оправе. – Подумай об этом. Учись быть оптимистом, и видеть хорошее даже в плохом. И да, не называй больше Спа «чертовой трассой». Она этого не заслужила. В чем-то он был безусловно прав. Вчера скорость Марка Уэббера была воистину катастрофически низкой. Они проехали оба по 19 кругов, но Марк остался где-то на границе второй десятки. В таком ключе даже позорное четвертое место можно было расценивать как хороший результат. - Вы правы, - Себастьян потянулся было за сигаретой, но тут же был остановлен суровым взглядом австрийского руководителя. - А вот этого делать не смей. - Хорошо. В любой другой ситуации Себастьян бы вспылил. Но этот человек, которого немец знал уже слишком долго, имел над ним какую-то особую власть. Рядом с ним Себастьян чувствовал себя под защитой. Если поблизости был доктор Хельмут, можно было немножко расслабиться, и не волноваться относительно прессинга со стороны других членов команды, можно было оставаться самим собой, и думать только гонке, о том, что ты лучший, и скоро, совсем скоро ты станешь величайшим чемпионом современности. Поэтому Себастьян просто убрал руку, и вместо того, чтобы закурить, сделал ещё один глоток чая. «Ты – это я» Нет, это было уже слишком. - Доктор Хельмут, можно у вас кое о чем спросить? Для меня это очень важно. - Конечно, спрашивай. - Мы с Марком Уэббером похожи? Консультант РедБулл отрывисто рассмеялся, и снова потрепал немца по волосам. - Ну, кто тебе мог внушить этот бред? Конечно, вы разные. Вы разные, как небо и земля! Общий у вас только болид, эта твоя Лиз, которой он теперь управляет. Себастьян почувствовал себя глупо. Конечно, они были разными, и между ними никогда не могло быть ничего общего. Даже Кристиан Хорнер говорил ещё в начале прошлого года, в то время, когда противостояние между напарниками даже не наметилось, что ему очень повезло подобрать таких не похожих друг на друга пилотов. Один должен был стать Учителем, второй Учеником, и одновременно каждый из них мог принимать на себя роль другого. И поначалу так оно и было. Они дополняли друг друга, учились на своих ошибках, и не было между ними разногласий. Но потом к ним пришла скорость, пришли победы, и случилась та история с «Брауном», которая положила начало конца воцарившейся в стане РедБулл гармонии. Всё закончилось слишком быстро, толком даже не успев начаться. Подняв голову, Себастьян увидел своего напарника. Марк стоял за спиной доктора Хельмута у чайного автомата, взгляд его был сух, напряжен и мрачен. * * * В команде «РедБулл» всем давно было известно, что Марк Уэббер ненавидит кофе. Во многом поэтому в моторхоуме был установлен чайный автомат «Техно Гранд», модель Мaster C.C-23, может быть, простенькая, но с течением времени ставшая просто незаменимой вещью. К автомату с самого утра выстраивалась очередь из страждущих напиться английским чаем с бергамотом. Тут же для истинных ценителей британской чайной церемонии стояли кувшины с молоком и сливками, и корзинка с маленькими свежеиспеченными кексами. Марк никогда не брезговал налить в чашку с чаем молока, и на несколько минут отвлечься, наслаждаясь необычным вкусом. В такие минуты он думал об исторической связи Британии и Австралии, о первых переселенцах, английских каторжниках «помах» и о том, что с течением времени любая связь, даже самая крепкая, начинает слабеть, если ничем её не укреплять и не подпитывать. Сегодня Марку было не до лирических рассуждений. Даже чай он налил себе черный, без молока, а кексы проглотил быстро, не почувствовав вкуса. Кивнув головой в знак приветствия всем, кто собрался в импровизированной «столовой», Марк сел за столик. Глотая обжигающе горячий чай, он искоса наблюдал за Феттелем и Марко, устроившимися неподалеку, и ворковавшими о чем-то как пара голубков. Он смотрел на них и пытался понять, кто первый додумался сыграть с ним такую злую шутку. В том, что кто-то из них был к этому причастен, сомнений у Марка не было. Не давала покоя только одна мысль: «А что, если это совсем не шутка?». Такие тяжелые мысли пробрались в голову Уэббера далеко не случайно. Вчера вечером, отправившись в свой номер не в самом радужном настроении (день рождения, который вечно выбивал из колеи перед предстоящим гран-при, низкая скорость на мокрой трассе и, как итог, только 18 (!) место, показанное во второй пятничной практике), Марк обнаружил под дверью сложенный вдвое лист бумаги. Развернув его, он прочитал отпечатанную на принтере надпись «Смотри в оба! Завтра ночью перед гонкой твоей Лиз подрежут крылышки». Подписи не было, каких либо разъяснений тоже. Естественно, в эту ночь Марк не смог сомкнуть глаз, а утром, ни свет ни заря прибыв в командный стан, попросил первым делом проверить свой болид всеми доступными способами на наличие в нем каких-либо повреждений. Но всё было чисто, приборы не показали ничего противоестественного и необычного. Его Лиз (а это имя приклеилось к болиду намертво, чего бы Феттель не говорил по этому поводу) была в полном порядке, и с нетерпением ожидала начала третьей практики. Но всё равно Марк не смог успокоиться. В записке говорилось «Завтра ночью перед гонкой», о ночи сегодняшней там речи не было, а значит, ему в течение всего дня надлежало быть бдительным, и по возможности раскрыть злоумышленников (если таковые действительно существовали) до наступления темноты. Снова взглянув на Феттеля с Марко, австралиец поймал взгляд Себастьяна, который тот бросил через плечо своего наставника. Глаза немца были серьезными и, как всегда в последние несколько месяцев, агрессивными. Себастьян был похож на волчонка. Одно неверное движение, и он готов был бросится в атаку с намерением, во что бы то ни стало, перегрызть тебе глотку. Марк отвернулся и, отставив в сторону чашку, отправился в свой бокс. * * * Это была ужасная, отвратительная квалификация! Чертов дождь пошёл снова в самый неподходящий момент, а он снова ошибся в повороте и, как вчера, остался на четвертом месте. Более того, его напарник был на поуле. У Марка получился отличный круг в самом начале третьей части квалификации, когда дождь ещё не начал заливать первый и второй сектора трассы. И этот мерзкий Хэмильтон! В последний момент ему удалось протиснуться на второе место, автоматически оставляя Себастьяна на грязном участке трассы. Четвертый! Молодому немцу казалось, что он уже всем сердцем ненавидит эту цифру. Он был готов разреветься, ему хотелось что-нибудь взять в руки и разбить вдребезги, ему хотелось избить Мэнди и избить поганую Лиз, которая предала его самым жестоким образом. Но Себастьян помнил, о чем говорили ему Кристиан Хорнер и Дэвид Култхард, который неожиданно тоже встал на его сторону. Ни в коем случае нельзя было показывать свои эмоции на публике, давать очередную порцию свежих фактов этим стервятникам-журналистам, готовым заклевать тебя своими острыми клювами. «Если хочется сделать что-нибудь этакое» - говорил Дэвид, - «Лучше уйди в свою комнату, туда, где тебя никто не сможет увидеть, и громи, ломай, бей кулаками, делай всё, что тебе только заблагорассудится. Но не выноси этот сор из избы!» Себастьян изо всех сил старался следовать этому совету, но получалось у него не всегда, очень часто он просто не мог сдержаться, не мог совладать с эмоциями, фонтаном бившими через край. Сейчас Феттель сдерживал себя изо всех сил, но упрямые ноги всё равно притащили его не в свой номер, а к дверям Хельмута Марко. Он должен был выговориться, должен был кому-то пожаловаться и должен был снова услышать, что он самый лучший и самый талантливый. Себастьяну нужна была поддержка, без неё, он чувствовал, что завтра ему придётся на трассе чрезвычайно трудно. Дверь номера была чуть приоткрыта, из-за неё доносились тихие голоса, и Себастьян нерешительно замер на пороге. Свет был приглушен, и краем глаза немец мог видеть фигуру своего наставника, который сидел за столом вполоборота и разговаривал с человеком, лицо которого казалось смутно знакомым, но сейчас Себастьян не мог вспомнить, где видел его раньше. По-хорошему следовало уйти, или хотя бы чем-то выдать свое присутствие, но немец почему-то не мог заставить себя пошевелиться. Он продолжал стоять у порога, прислушиваясь, не в силах сделать шаг вперед или назад, и по мере того, как он начал вникать в суть разговора, глаза его становились всё больше от удивления. * * * Марк Уэббер готовил себя ко второй подряд бессонной ночи. Да, может быть, он просто глупец, который шарахается от собственной тени, а эта записка с угрозой была неудачной шуткой, очередным «подарком на день рождения» от доброжелателя из стана механиков Феттеля, и ему следовало о ней забыть, сосредоточившись на завтрашней гонке. А лучше всего доложить обо всем руководству, приставить к Лиз пару охранников, и спокойно пойти спать под успокаивающие звуки дождя и шелест деревьев. Но Марк не сделал ни того, ни другого. Спокойно спать он бы просто не смог – опять проворочался бы полночи, а утром чувствовал себя полностью разбитым и утомленным. С охранниками и руководством команды он тоже не договорился. Как это ни было ужасно, доверять он не мог никому, кроме себя самого. Всё тщательно взвесив, Марк решил поступить проще – этой ночью он сам присмотрит за Лиз, и если заметит что-нибудь подозрительное, уладит всё собственными силами. В 22 часа 58 минут Марк поставил на стоянку свою машину, огляделся по сторонам, и неторопливо направился в сторону моторхоума своей команды. Осторожно обогнув секьюрити, мерно похрапывающих в будке на посту, он поплотнее закутался в плащ – становилось холодно, и снова начал накрапывать дождь. На трассе Спа Франкоршам в этот час было тихо и спокойно, слабый ветер едва шевелил листья деревьев, а из-за темной стены леса то и дело доносились одинокие крики какой-то ночной птицы. Раньше Марку уже доводилось гулять по ночной трассе, несколько лет назад на севере Италии. Но тогда всё было по-другому, вокруг было слишком много народу, было шумно, и сам Марк чувствовал себя тогда совсем другим человеком. Воспоминания пришли не вовремя, и австралиец постарался тот час же от них отделаться. Приблизившись к боксам и отыскав в кармане электронный ключ-карточку, Марк подумал, что сегодня здесь действительно слишком тихо, даже подозрительно тихо. Плохие предчувствия холодными змейками заскользили у него в голове. Похоже, тут и вправду готовился какой-то заговор. Полностью погруженный в себя, Марк не заметил две пары глаз, наблюдающих за ним из укрытия, и не увидел маленький красный огонек видеокамеры, фиксирующей каждый его шаг. Двигаясь очень осторожно, австралиец остановился перед своим боксом, освещая карманным фонариком его номер. Странно, но в темноте он промахнулся, не рассчитал, и чуть было не забрался в бокс Феттеля – на стенке явно проступала цифра «5», трехцветный черно-красно-золотой флаг Германии и фамилия немца. Погасив свет, Марк сделал ещё несколько шагов в сторону, и остановился, стараясь сориентироваться в пространстве. Днем всё здесь казалось другим, более земным и реальным, а сейчас австралийца не покидало ощущение какой-то неправдоподобности, кривого зеркало. На секунду он даже задумался о том, чтобы оставить свою затею, всё бросить и повернуть назад, но странные шорохи, доносившиеся откуда-то спереди, из глубины бокса, тот час же затмили собой эту разумную идею, так и не дав ей окончательно сформироваться. Сердце Марка оглушительно застучало в груди. Так и есть! Рольставни над его боксом были не до конца опущены, и снизу пробивалась слабая полоска голубоватого света – внутри кто-то был! Теперь австралиец отчетливо видел пляшущий луч светодиодного фонарика и слышал негромкие лязгающие звуки, как будто бы злоумышленник орудовал каким-то металлическим предметом. От самого сердца Марка поднялась волна оглушительной неконтролируемой злобы. Руки как будто налились свинцом и стали неподъемно тяжелыми, а в висках стучал гигантских размеров молот, заглушая все прочие мысли, заставляя, не помня себя, потянуть вверх прочные стальные конструкции и ворваться внутрь, в свой бокс, чтобы убить, размазать по стенке ту мразь, которая посмела тронуть его болид. * * * Всё это длилось лишь несколько секунд, но для Себастьяна растянулось на целую вечность. В самый последний момент он выскочил из укрытия, ударив по голове сидевшего в засаде человека, и вырвав из его рук видеокамеру, которая всё ещё продолжала работать, в автономном режиме снимая то, что происходило вокруг. В один прыжок оказавшись рядом с напарником, который очертя голову несся вперед, Себастьян заплел ему ноги, и вместе с ним рухнул на землю, больно приложившись плечом о дверную решетку. Марк, не ожидавший атаки сзади, на мгновение оцепенел, и Себастьян получил некоторое преимущество. Откатившись в сторону, свободной рукой немец отвесил напарнику две крепкие затрещины, одновременно стараясь спрятать под куртку «трофейную» видеокамеру, которая только лишала его маневренности. Марк быстро опомнился, взгляд его прояснился, но, остановившись на Феттеле, налился кровью. Сказать он ничего не мог, из горла вырывался только хрип, но крепкие руки потянулись к шее Себастьяна, собираясь тут же, не сходя с места, придушить его. Внутри бокса всё стихло. Лязгающие звуки прекратились, а фонарик погас, погружая помещение в абсолютную темноту. Едва успев вскочить на ноги, Феттель заступил австралийцу за спину и, потянув за шкирку, попытался вытолкать его на улицу, откуда пробивался свет далеких уличных фонарей. Нужно было спешить, с минуты на минуту здесь должны были появиться люди, но Марк, казалось, весил целую тонну, и ни за что не хотел двигаться. - Быстрее, черт тебя дери! – взмолился Себастьян. – Я ведь твою шкуру спасаю! Взгляд австралийца остановился на распростертой на земле темной фигуре недавнего оператора, оглушенного ударом в голову, и лежащего неподвижно на влажной от дождя земле. Потом повернулся к боксу, где всё было тихо и неподвижно – как будто никого и не было там в глубине, затаившегося, погасившего фонарик и спрятавшего свои инструменты, и, наконец, вернувшись к Себастьяну, он приобрел некую осмысленность. Воспользовавшись этим, немец снова потянул напарника за руку. На этот раз Марк не сопротивлялся, и они вместе побежали прочь, подальше от моторхоумов, туда, где никто их не смог бы найти. * * * Себастьян продолжал тащить его за собой, они бежали, не останавливаясь, пока не добрались до стоянки трейлеров. Охраны здесь тоже почему-то не было, но Марк уже ничему не мог удивляться. В голове его все смешалось, все звуки превратились в сплошной гул, а весь мир – в бег под проливным дождем. Он чувствовал только руку напарника, который куда-то его тянул. Ему было всё равно, куда они бежали, и всё равно, сколько продлится ещё этот бег. Он доверился горячей руке, которая в буквальном смысле вытащила его за шкирку из океана злобы и ненависти. И когда они остановились, а Феттель дрожащими пальцами набрал на электронной панели код, открывающий дверь одного из трейлеров, Марк просто обессилено упал на пороге, тяжело дыша, отряхивая с волос тяжелые капли дождя. Протиснувшись внутрь, Себастьян втащил его за собой, и тут же запер дверь, прислоняясь к ней. По спине немца бежала крупная дрожь, его руки ходили из стороны в сторону, а глаза затуманились, будто подернулись серой дымкой. Уэббер и сам дрожал, не столько от холода, сколько от напряжения, хотя в трейлере действительно было совсем нежарко, а мокрая насквозь одежда неприятно липла к телу. - А теперь расскажи… - неожиданно Марк зашелся сильным кашлем, который с огромным трудом смог подавить, - расскажи, что, мать твою, здесь происходит?! Себастьян хрипло рассмеялся и, двигаясь на четвереньках, подполз к своему напарнику. - Он нас убьет, если узнает! - Кто убьет? Немец продолжал смеяться, но на глазах его появились слёзы, и Марку вдруг стало страшно. Со стороны они походили на двух сумасшедших – мокрые и грязные, замерзшие, стоявшие на коленях друг перед другом взрослые люди, один из которых смеётся и плачет одновременно, а другой не знает, чего ему больше хочется – убить или обнять находящегося с ним рядом человека. - Это ведь его трейлер! Доктора Хельмута! Но здесь-то он точно не додумается тебя искать! - Расскажи, черт подери, о чем ты говоришь?! – Марк рывком поднялся на ноги, и потянул Себастьяна за собой. Ведущий и ведомый – теперь они поменялись своими ролями. Немец не сопротивлялся. Он повис на плече у Марка, продолжая улыбаться, как безумный, и глядя куда-то в пространство. - Пожалуйста, Марк. Слушай, если тебе так хочется. Ты знаешь, что бы с тобой случилось, если бы ты ворвался сейчас в мой бокс? - Это был мой бокс! – злобно прошипел Уэббер, пытаясь стряхнуть напарника со своей руки. - Какой же ты глупый, Марк! Ну неужели не можешь найти в темноте то место, где спряталась наша Лиз? Тебе обязательно нужны для этого таблички-указатели? Уэббер молчал, смутно припоминая, как по ошибке чуть было не спутал свой бокс с боксом напарника. Неожиданно в голове его что-то щелкнуло. Неужели тогда и не было никакой ошибки? - Они поменяли местами таблички, перекрасили, если хочешь, не знаю. В общем, сделали так, чтобы ты зашел этой ночью проведать мою маленькую Распутную Мэнди. А человек на входе снимал всё это на камеру. Когда бы ты набросился на того урода, который делал что-то с моим болидом, и между вами случилась бы потасовка, тот человек вошел бы внутрь, а завтра утром все эти записи были бы уже в руках Марко. Хороший способ для шантажа, не так ли? Темной дождливой ночью ты пробираешься в мой бокс, чтобы испортить мою Мэнди, а доблестный охранник застает тебя на месте преступления. В то же время видеокамера, установленная в боксе, снимает всё это, и вот, улики против тебя становятся неопровержимыми. Говоря всё это, Себастьян достал из–за пазухи отобранную у человека в черном костюме видеокамеру, и, вытащив из неё карту памяти, на глазах у Марка переломил её пополам. - Вот так, и нет больше никаких улик. Марк чувствовал, что задыхается от возмущения. В его висках снова застучали молоточки, а все слова, которые он собирался сказать, комом стали в горле. А Себастьян продолжал веселиться. - А давай разнесем здесь всё к чертовой матери? Знаешь, что говорил мне Дэвид Култхард? Если рядом нет посторонних, если ты один на один со своей бедой, ты можешь позволить себе всё! Ты можешь крушить, ломать всё, что находится в пределах твоей досягаемости. И ты знаешь, он прав! Ведь это на самом деле помогает! С горьким смехом Себастьян швырнул об пол давешнюю видеокамеру, разбивая её вдребезги, добивая ногой, как будто давя отвратительное огромное насекомое. Неуверенным движением Марк смахнул с журнального столика пачку бумаг, которая разлетелась по комнате, сделав её похожей на шахматную доску. Вторая попытка была более удачной – сразу три ящичка стола полетели вниз, вываливая из себя содержимое. А дальше всё пошло как по маслу. Себастьян и Марк носились по трейлеру словно дети, громя и круша всё, что попадалось им под руки. Даже холод на время отступил перед неистовой энергией, перед всё новыми порциями адреналина, выбрасываемого в кровь. В один момент, оказавшись друг перед другом, напарники замерли, пытаясь отдышаться. Откуда-то из глубины поднималась волна сумасшедшей радости, а жажда разрушения с каждой минутой становилась только сильнее. В глазах друг друга оба читали одно и тоже, и, не сговариваясь, они потянулись друг к другу, и растворились в долгом горячем поцелуе. «Ты – это я», - бездумно прошептал Себастьян, чувствуя, как спустя долгое время его находит покой и полная абсолютная гармония. Подхватив Себастьяна под руки, Марк опустил его на мягкий кожаный диван, и опустился следом. Молодой немец смотрел на него с вожделением, горячими руками расстегивая пуговицы на мокром черном плаще. Сейчас он снова походил на ребёнка, нетерпеливого, строптивого, готового на всё, чтобы получить желаемое. И Марк окончательно потерял голову, поддался неконтролируемой волне страсти, которая захлестнула его с головой, топя в себе остатки разума. Избавив напарника от одежды, отбросив её в сторону, Марк навалился на Феттеля всем телом, рыча, прижимая его к себе как можно крепче, как будто бы собрался лишить его последних остатков воздуха. Задыхаясь, Себастьян продолжал тянуть напарника на себя, оставляя на его спине красные полосы от ногтей, губами пытаясь дотянуться до его губ, …а потом он вдруг почувствовал, что падает. Как во сне, в черную бездну, взорвавшуюся внутри него разноцветной радугой. * * * 29.08.2010 года, 05:21 Когда Марк и Себастьян закончили свою историю, на улице уже забрезжил рассвет, а дождь совсем перестал идти. Очень скоро их идиллии должен был снова придти конец, всё должно было вернуться на круги своя и стать ещё большим кошмаром, чем было до сегодняшней ночи. Но пока у них оставалось ещё несколько минут, может быть, час, и они молили время о том, чтобы оно остановилось. - Но ты не ответил мне, почему поступил именно так? Почему не пустил всё на самотек, почему, узнав в замыслах Марко, ты решил вставить палки ему в колеса? Неужели во всём виноват только этот сон, в котором я был твоим отражением? - Я не знаю, - ответил Себастьян, и слова его были правдой. – Может быть поэтому, может, почему-то ещё, может, на меня просто нашло затмение. Мы с тобой слишком разные. Ты не можешь быть моим отражением. - Как Инь и Ян…, - задумчиво проговорил Марк, закрывая глаза, полностью отдаваясь последним минутам гармонии.