Ревность.

       Акасуна зло отшвырнул кожаную куртку, снимая тяжелые берцы и сразу же направляясь в гостинную, где должен был находиться ЕГО блондин. Тут же бросив взгляд на время, он стиснул зубы, прислушиваясь к звукам. Кроме потрескивания бревен в камине и завывавшей вьюги за окном, он ничего не слышал. - Дей! - крикнул песчаник, но никто не отозвался. Судя по всему его нет дома. Негодник. Он же знал, что нужно дождаться Сасори. Блондин только через полтора часа соизволил заявиться домой, спокойно заходя и раздеваясь. - Ты! Ты где шлялся?! - яростные крики наполнили дом, и Акасуна оперся о дверной косяк ближайшей комнаты. Он не позволял ошарашенному блондину пройти, пугая взглядом глаз, налитых ненавистью, - отвечай. - Данна, что Вы тут делаете? Я... Я думал, что Вы не приедете так рано, и решил погулять, да, - синеглазый был перепуган такой злополучной встречей, поэтому говорил тихо, опустив виноватый взгляд в пол, пальцами перебирая ткань .        Акасуна не медлил. Он схватил свою жертву за длинные волосы, волоча за собой. Нет, не как куклу, к ним он имел бережное отношение. Когда они были уже в теплой комнате, синеглазый мелко задрожал, не поднимая взгляда и боясь сказать лишнего. Мастер лишь нервно усмехнулся, снимая всю одежду и начиная гладить холодным пальцами нежную кожу мальчишки. Мышцы напряглись от такого контраста и, когда пальцы сжали несильно шею, в голове паренька произошел сбой. Сердце пропустило удар, и по телу разлилось удовольствие. Малец нетерпеливо положил свою ладошку поверх пальцев любимого и сжал сильнее, приоткрыв пухлые губы. Песчаник начал расцеловывать открытые участки кожи на стройных ножках, поднимаясь к бедру, сжимаясь пальцами кожу до посинения и вновь припадая горячими губами к загорелому покрытию, поднимаясь с каждым поцелуем выше и выше. Он грубо развел колени мальчика, целуя внутреннюю сторону бедра так жадно, что засосы были болезненными и темно-красными. Оторвавшись, он взял кандалы, сцепляя их на тоненьких запястьях мальчишки, резко задирая вверх и переходя поцелуями на излюбленную шею, начав яростно оставлять там метки, рукой блуждая уже по агрегату мальчика, сжимая его и делая дразнящие движения. - Данна, пожалуйста... Я ничего плохого не сделал, я... Ох, нет, пожалуйста! Н-не трогайте там! - юноша так жалко скулил, но так желанно выглядел, забавляя своей реакцией кукольника, что тот только сильнее начал водить рукой по органу мальчишки, сжимая и лаская, заставляя выть своего возлюбленного. И вот, он чувствует, как под ним пружинит матрац, удовольствие ласк и грубость мешают в нем палитру чувств, не позволяя сопротивляться, как его глухо бьют по щекам, называя при этом всевозможными ругательствами, насмехаясь над ним и ставя в слишком откровенные позы. Мальчишка зажмуривается, бесстыдно раздвигает стройные ноги и подставляется под острые ласки, но при этом уже смотрит в глаза. Кусая плечи, шею, оставляя на ней засосы и синяки от пальцев, Мастер усмехается. Он будет бить его, ревновать, осыпать каждый день грязными словами, называть вещью, запирать в комнате, но никогда не позволит чужому коснуться этого тела. - Господи... Твой запах, - как в бреду шепчет кукловод. Песчаник никак не мог насытиться этим ароматом крови на белоснежной коже, которая пахла вишней. Любимый запах. Наконец, напав на свою жертву и перевернув его на живот, нависая сверху, продолжая целовать спинку, так же яростно и властно, оставляя как можно больше отметин. - Только скажи, что ты изменял мне, - прошипел он в ушко, носом тут же проводя по волосам, обхватив талию и нагибая мальчишку. Блондин хрипло стонет, когда чувствует на себе тяжесть чужого тела, и тот хочет больше всего на свете снять дурацкие кандалы, перевернуться и впиться властно и требовательно в мягкие губы, но заместо этого он молчит и царапает ногтями ненавистный металл. - Никогда моё тело тебе не изменяло. Марионеточник повернул рукой себе голову светловолосого, сжимая шею и ребра до хруста. Он властно спился в любимые губы, кусая и отрывая защитную пленочку, а потом и вовсе кусая сотни, тысячи раз, да так сильно, что во рту чувствовался привкус металла. Мастер освободил себя от ремня, складывая его вдвое и немного отстраняясь сзади, но держа за волосы на затылке. - А душа? Отвечай!- ясный приказ слетел с уст юноши, и он ударил ремнем упругую задницу мальчишки, не жалея на это силы. Мальчишка делает ужасную, отвратительную вещь - он стонет в губы своего насильника. Стонет и тянется за порцией новых болезненных укусов. Ему нравится все это и он не хочет прекращать звериный поцелуй, но песчаник больно сжимает его кровавые пряди на затылке и выпрямляется. Отчетливо слышен звук пряжки, и до юноши доходят резкие слова. Дейдара воспринимал все, что сейчас творится, как игру, но эти слова выводят из равновесия и разбивают это представление. Злость подкрепленная ударом ремня. Пиротехник дергается от боли и в ярости рычит, как зверь, скалясь. - Ненавижу. Я ни слова больше не скажу! - хмуриться и обессиленно ударяет тяжелыми кандалами по полу, показывая характер. - Даже не думай показывать свой характер, шлюха. Усмехнувшись, красноволосый откинул ремень в сторону, расстегивая пуговицу и рывком переворачивая террориста на спину, раздвигая ножки в коленях, сразу надавливая на сжатое колечко ануса, загоняя в узкий проход два пальца, начав разрабатывать стенки, чувствуя смазку, которая уже начала выделяться от ловких рук, бесстыдно осматривая тело под собой. Каждый удар был отвратительно болезненным, и мальчику приходилось кусать губы, чтобы не стонать. Он отчетливо понимал сейчас, что не сядет нормально на стул в ближайшие две недели. Его перевернули на спину, грубо развели колени, и, блондин проклял себя, потому истекал смазкой от злого вида Акасуны, от поцелуев губ, от идеального тела и от этих медовых глаз, в которых плещется похоть и злость. Тсукури собрал все свои силы, чтобы дерзко растянуть губы в усмешке и отвернуть голову в сторону. - В глаза, - грубо и холодно сказал житель Песка, хватая за шею и сжимая до посинения кожу на ней, будто ногтями желая проткнуть вены. Наконец ворвавшись в хрупкое тело под собой, он прорычал, смотря глаза в глаза и яростно вколачиваясь во внутрь каждый раз. - Шлюха. Малолетняя шлюха, - вложил в эти слова всю боль, которая сейчас смешивалась со злобой, рождая ненависть ко всему миру. Не успел ничего сказать, юноша почувствовал пальцы, сильно сжимающие горло и требующие покорности. Сжимающие с такой силой, что сердце блондина забилось в костяной клетке с бешеной скоростью от страха. Перед глазами всплыли картины из детства, и паника завладела разумом. Резкий толчок, и из горла вырывается хрип. Пиротехник начал извиваться, сдавливать острыми коленями бока и закрывать глаза, прервав зрительный контакт. Легкие жгла паника и у мальчика по щекам покатились слезы. - Я люблю только тебя, - шептал он, стараясь каждый раз дышать медленнее, чтобы не схватить очередную порцию боли от глубоких вдохов. Аккуратно освободив шею от оков, скорпион позволил себя обнять и царапать, в обмен на успокаивающую правду. После таких слов он смягчил толчки, губами успокаивающе целуя посиневшую шею, языком бережно обводя границы укусов. - Никому не позволю делать тебе плохо, - опьяненный стонами и всхлипами любимого голоса, он стал губами стирать прозрачную жидкость со щечек, мягко сжимая в крепких объятиях своё самое дорогое. Подрывник резко подался вперед и обнял Акасуну. Он пытался отдать весь страх, показать как бывает страшно ему. Мальчик скрестил ноги за спиной парня, прижимаясь к нему и пряча лицо где то в районе ключиц. - Я тебя люблю, - всхлипнул и поцелуями начал покрывать кожу. Перешел от ключиц к шее, начиная ее вылизывать, - только тебя. И так продолжалось всю ночь. Страстные признания в любви и верности, скрип кровати, теплые объятия, переплетение пальцев в замок, мокрые от пота тела, которые, казалось, слились клетками, образуя одно целое.