Find A Treasure, Pirate-boy!

Пингвины жмутся друг к другу, чтобы ледяные деньки в Антарктике не казались чересчур хмурыми, и прыгают, скользя по льдинам, в кипящую, дышащую холодом воду. Тем самым черно-белые зверьки развлекаются. Чайки же перекрикиваются друг с другом, плавая по воздуху, опускаясь на серебристую гладь воды, чтобы в безмолвии скоротать время до очередного проглатывания рыбешки. А фламинго вот стоят себе обычно на одной ноге, «крякают» по-своему, изгибом клюва толкая соседа, чтобы потереться об его нежно-розовое оперение и стряхнуть мошкару. Для каждого живого существа приемлемы собственные виды развлечений, чтобы один день отличался от другого. Разнообразие в природе являет собой естественный фактор существования. Так и мы с Джерардом всегда умудрялись находить занятия в любое время дня и ночи, не уставая расширять границы собственного воображения, фантазируя и выдумывая всякие небылицы. Как Питер Пэн летал с Венди в Неверленд, так и мы с Джи бороздили просторы вымышленной галактики, создавая из наших комнат неведанные миры, закоулки Млечного пути и лабиринты сказочных планет. Что-то в этом было: когда мы лежали под вымышленными небесами, и нас обнимала вечность своими вышитыми звездами фантазий кистями. Никогда у нас не возникало трудностей с тем, чтобы воссоздать абсолютно любую картину, насытившись легендами и сказками из прошлого. С легкостью наши комнаты, когда мы гостили друг у друга, могли превратиться в совершенно иное измерение. Беспорядок, творившийся как у нас в головах, так и на ворсистом ковре, который служил нам настоящей мягкой травой из эльфийской страны, походил на картины французской живописи. Зажмурившись, а потом, резко распахнув глаза, можно было в мгновение ока стать свидетелем того, как выдуманный нами художник рисует третью частью своего триптиха, изображая на нем кусочек душистого карминового мака. Притаскивая друг другу книги, мы поочередно, падая на мягкие подушки с изображением монстров, зачитывали вслух рассказы. И затем, перевоплощаясь в главных героев, придумывали сценки, картинно вскидывая руками, прикладывая ладони ко лбу и, перемещаясь по комнате — то залезая на стол, то грохаясь со стульев, — мнили себя жителями средних веков или же наследниками престола пришельцев, зазывающих нас своими липкими щупальцами в будущее. А все конкурсы, проводимые в школе по случаю Хэллоуина или Рождества, да даже Пасхи, были нашими — первые места и овации со стороны учителей и друзей заполняли наши сердца еще большим вдохновением на создание чего-нибудь эдакого. Кем мы только не были: и рыцарями Камелота, сражающимися за замок короля Артура; и жителями страны Оз, напевающими незамысловатые мелодии и собирающими грибы с ягодами; и бубновыми мастями карт из Страны Чудес, красящими розы в красный цвет. Изготовляли мы из бумаги, картона и тканей костюмы; и наше времяпрепровождение действительно походило на театральные спектакли двух актеров. Родители лишь хихикали, заглядывая к нам из-за приоткрытой скрипучей двери и оставляя на прикроватной тумбочке стаканы молока с овсяным печеньем. Вот и сегодня, насмотревшись фильмов о пиратах, мы загорелись идеей стать одними из них. Кидая друг другу в рот цветной поп-корн вперемешку с орешками «m&m’s», мы хохотали, пытаясь понять, как из подручных средств и собственной одежды сварганить пиратские костюмы. Для этого я вытащил из шкафа все вещи, раскидав по полу, и, с ярой изобретательностью почесывая подбородок, принялся расхаживать туда-сюда, чтобы примерить на себя роль пирата. Джерард тем временем, вкусно причмокивая сладкими конфетами, вскочил в два счета на ноги, оказавшись рядом со мной и, подмигнув, потащил за собой к столу, намекая на то, что пора бы взять в руки ножницы и вдоволь порезвиться с кусками тканей. Через некоторое время, проведенное на подоконнике в роли ткачих, мы очутились в домике на дереве, располагающемся во дворе. Лично я вырядился в хлопковую рубашку, сорвав с нее верхние пуговицы и засунув ее в штаны, которые, к слову, закатал до колен; и, порывшись в ящике на чердаке со старым хламом, откопал полосатые чулки, как у Пиноккио, и потертые туфли с круглым мыском, нацепив их и измазав придорожной пылью для правдоподобия. На голову, чуть убрав волосы, я повязал черную бандану с крестами и черепами, а на правый глаз — повязку; на левом ухе у меня болталась серьга, которую я стащил из маминой коллекции клипсов. Джерард же, слепил себе шляпу, вырезав из картона нужные треугольники и раскрасив их коричневыми фломастерами. На ногах у него красовались шлепки — вот это была потеха, ведь другой обуви он не нашел, поэтому его пират был знаком с понятием флип-флопов, — а также на нем висела полосатая футболка, как у настоящего моряка; не говоря уже о драных расклешенных штанах, которые он неровно подвернул, так, чтобы асимметрия и неопрятность дополняли образ заправского пиратского духа. Вдобавок ко всему, из белоснежной простыни, разрезав ее на куски и облив акварелью и художественной тушью, мы получили черный-пречерный флаг с Веселым Роджером, подрисованным восковыми белыми мелками. Выбегая из дома, проскочив через кухню на задний двор, мы успели при этом схватить со стола фрукты и палочки для суши как ружья, услышав вслед от моей мамы и миссис Уэй: «Не забудьте к ужину вернуться, Одноглазый Змей и Морской Ястреб!». На это мы лишь засмеялись и переглянулись с Джерардом, взявшись за руки и вскарабкавшись по лестнице на дерево в дом. Теперь пиратские имена, о которых мы и вовсе позабыли, у нас появились благодаря мамам-фантазеркам. Домик на дереве уже не был «домиком-на-дереве», — он превратился в настоящий пиратский корабль, сотворенный посредством нашего воображения с Джерардом на двоих. И мы, не сговариваясь, прекрасно понимали, что теперь мы настоящие пираты, а не среднестатистические американские подростки. Поэтому игра началась моментально. — Свистать всех наверх! — закричал я, присвистнув и подняв над головой черный флаг. Огромное судно, ловко управляемое умелым штурманом, таранило горбатые волны, расплескивая аквамариновые брызги по разным сторонам. Покачиваясь на пенистых волнах, мы плыли по тому самому Кругу[1], глубоко вдыхая аромат океанического бриза и улыбаясь ветру, щекочущему губы. В этой истории капитаном был я, а Джи, спрятавшись где-то в углу домика — то есть в трюме на пиратском корабле, — был боцманом, главным помощником капитана и старшим из палубной команды судна. Представив, что на нашем исполинских размеров корабле, помимо нас, есть еще члены команды, мы вообразили, что вокруг слоняются хромые и босые пираты. Они хрустели костями, усмехались, оголяя гниющие эмали зубов, и плевались прямо за борт, разбавляя склизкой слюной голубые воды океана. Будучи капитаном, я мог повелевать всеми ими, так что, довольный собственным превосходством, я поднимал руку в воздух, отдавая те или иные приказы. А пираты все кряхтели и пыхтели, взбираясь на мачты, и глядели в подзорные трубы, чтобы выследить, нет ли на горизонте кораблей противников, стремящихся заграбастать себе сокровища, ради которых мы плыли на необитаемый остров. Покорно исполняя мои указания, пираты околачивались вокруг меня, кто-то же ошивался на корме судна, чтобы успеть, если что, предупредить о надвигающейся опасности. Один из моих помощников, Кровавый Джо, проверял, на месте ли все шкиперское имущество в виде снастей, якоря, тросов, цепей, брезента и шлюпки, чтобы вдруг не попасть впросак. Я же, счастливо улыбаясь Джерарду — то есть Морскому Ястребу, — который в свою очередь сообразил принести из трюма мне, своему капитану, карту сокровищ. И мы вместе с ним глядели на местечко, помеченное красным крестиком. Пока другие пираты не заметили такой фривольности, Ястреб приобнял меня за плечи и грязно чмокнул в щеку. Негодник! Велев Ястребу пообщаться со штурманом, чтобы тот проинформировал, по верному ли курсу мы следуем, и хватает ли одиннадцати узлов скорости, я отошел поодаль, взобравшись по веревкам на фок-мачту. Начав покачиваться на веревке, скользя в башмаках по тросу и наматывая на руку веревку, я кружился в вышине, периодически не забывая покашливать, как подобает грозному капитану, и поправлять глазную повязку. Покамест я не вскрикнул от удивления: «Три тысячи акул мне в глотку!», завидев вдали некое шевеление. Казалось, что сгустившиеся на горизонте кучерявые облака, превратились во взбитое молоко и некие узоры, слетающиеся с разных сторон света, стали вылепливать сероватые блики на тех самых белесых облачных лужицах. Все вместе это образовывало четкие очертания корабля, но не простого — парящего над океаном. Зрелище такого рода завораживало и вводило в заблуждение одновременно. Будто капля гуаши попала на скопище облаков и растеклась под натиском влажности по небесным уголкам, формируя собой фигуристые воздушные изваяния. Заслышав мои одухотворенные возгласы, Морской Ястреб, попросив штурмана набрать обороты крученым штурвалом, залез на соседнюю мачту и, взглянув на миражное творение чрез трубу, хрипло крикнул, обращаясь ко мне: «Капитан, это похоже на фата-моргану[2], ничего более!». Тьфу, подумал я, моргнув и воззрившись на то воздушное молочное представление еще раз — все исчезло, оказавшись простой игрой света, окунувшегося в водную гладь. Я уж было обрадовался, что сам Летучий Голландец плывет нам навстречу, чтобы сообщить о некоем важном событии. Но не тут-то было. Штурман внезапно закричал — эге-гей вроде, как клич при виде акульих зубов — и все устремили взоры в одну сторону. Приближаясь к нашему кораблю, затертые буквы которого гласили «Adamantine»[3], судно противника под названием «Whydah Gally»[4] грозилось столкнуться в схватке. Все пираты на палубе нашего корабля ринулись кто куда, услышав мой оглушающий свист вперемешку с вспомогательными воплями Морского Ястреба. Спрыгнув вниз, скользя по тугим веревкам, я отдал команду: «Анга!»[5], и сам вызволил из-за пояса колесный пистолет, пальнув в воздух для предупреждающего знака. На чужом судне, величаво выставив одну ногу вперед, а руками уткнувшись в бока, стоял Черный Сэм собственной персоной. Его хитрую и едкую ухмылку я заметил бы даже, будь он хоть на сто миль дальше. Его команда суетилась напропалую, занимая позиции у окошек с пушками и высовывая протухшие языки наружу, чтобы показать всю злость и собранность, дабы не упасть в глазах излюбленного капитана. Мои пираты, собравшись и попрятавшись по отделенным каждому местам, припасшись порохом и храбростью, по взмаху моей руки начали нещадно палить по корпусу судна Черного Сэма, обстреливая каждую деревянную частичку корабля без разбору. Я же, ухмыляясь, не терял зрительного контакта с противником, но совершенно неожиданный маневр со стороны Черного Сэма заставил меня слегка покоситься и выстрелить по неведанной цели. Позади меня каким-то чудом материализовался Ястреб, оттолкнув меня, так, что мы оба покатились наземь; иначе прощай моя и без того дырявая рубашка, по которой намеревался из ружья попасть еще и Черный Сэм. Впопыхах, едва отдышавшись, я спохватился и поймал отлетевший в сторону из-за падения пистолет и, подмигнув лежащему рядом Ястребу, немым жестом дал понять, что пора приступать к бою. Он понял меня без слов, как я и ожидал. Вдогонку за мной Ястреб кинулся на бушприт, обхватив его двумя руками и ногами проталкивая тело вперед, чтобы натянуть потуже такелаж передней мачты и тем самым улучшить маневренность судна. Придерживая помощника за ноги, чтобы он не свалился к водяным чертям, я заодно успевал озираться на недоумевающего капитана атакующего нас судна. Покончив с гиблым дельцем, мы с Ястребом рванули обратно на палубу, от которой вдрызг по кругу разлетались пули и горючий запах пороха, оседающий в легких. Флаг наш, искромсанный свистом гильз, превратился в свое куцее подобие, болтаясь на соплях. Над головами проносились шелестящие шумы, а пираты старались изо всех сил, чтобы защитить наше судно — родной дом и укрытие. — На абордаж! — голосил штурман, всеми силами выкручивая штурвал так, чтобы вплотную столкнуться с бортом противника. Укрывшись за одной из мачт, чуть выглядывая из-за балки, я прицелился и выстрелил. Пуля отлетела прямиком в плечо Черному Сэму, перекосившемуся от боли и плюнувшему в порыве ярости на палубу себе под ноги. Его перекорежило, а зубы, точно у хищника, появились из-за тонких губ, изображая всю мощь черствой злости. После такого позорного поражения, чему поспособствовали еще и мои пираты, во время моего выстрела успевшие зачерпнуть побольше пороху и открыть огонь по мешающему нам судну, Черный Сэм взмахнул рукой, призывая свою команду остановиться. И так они удалились восвояси, оставляя право победы за нами. — Гип-гип ура! Гип-гип ура! — раздались скандирующие всплески криков, показавшихся из-за своих боевых позиций пиратов. Они мигом подбежали ко мне и, подняв, стали качать на руках. Да и Морской Ястреб присоединился к такому восхвалению победы, громко гогоча и, стряхнув с себя шляпу, засвистел ураганной мощью, буквально оглушая меня своею радостью. Опустив меня на землю, все рассортировались по разным углам, делясь впечатлениями после боя, отряхиваясь и хлопая друг друга по плечам. Кому-то принялись резво зашивать небольшие пулевые ранения, кого-то поливали водой, чтобы промочить горло и двинуться в путь. К несчастью, и наше судно, успевшее подвергнуться неслабой атаке, отчасти потерпело крушение, потому как штурман, сколько бы ни набирал он узлов, не мог справиться с управлением в связи с повреждением хранилища для запасов топлива и вспомогательных механизмов внутри корпуса. Из-за отсутствия какого-либо союзнического судна, которое могло бы взять нас на буксир, нам оставалось плыть по течению в надежде оказаться вблизи суши. Так оно и вышло. Рассеявшийся туман, вспорхнув ввысь над облаками, появившийся в кромешной серости пороха, долго витавшего в пространстве после боя, позволил нам увидеть прямо перед собой долгожданную и такую желанную сушу. Кусочек песочной земли вселил в каждого из нас надежду на спасение. И, не дожидаясь причала к суше, мы повыпрыгивали с палубы, с трудом, но преисполненные горящего в сердцах счастья помчались к берегу, задирая до самой груди колени и бросая в воздух шляпы и платки. Добравшись до желаемой цели, окруженные песком, крабами и одинокими пальмами, мы принялись танцевать и валяться на песке, обваливаясь в нем, как жареная рыба в тесте. Кровавый Джо умудрился захватить с собой, порывшись в трюме, ящик рома, а Ястреб всучил мне карту, сумев сберечь ее для своего капитана. Штурман же, стянув с мачты Веселого Роджера, принес его с собой. Теперь на берегу, прямо посреди песка на воткнутой в землю палке, на легком ветру развевался черный улыбающийся флаг, — с прорехами, означающими победу. Рукоплеща и распивая ром, подпевая небезызвестное «йо-хо-хо», мы окунулись в атмосферу эйфории и безмятежности. Шуршащий под ладонями песок казался ватой, согревающей и мягкой. Ястреб валялся рядом со мной, заливаясь смехом и поливая мои иссохшие губы приторным ромом. Опьяненные, мы с ним, обнявшись за плечи, оставив команду на берегу, поскакали по следам, нарисованным на пожелтевшей и затертой временем карте. Побросав бутылки горючего по неизвестным направлениям, мы с Ястребом подобрались к толстой пальме, на макушке — среди листвы — которой виднелась парочка кокосовых орехов. Красный крестик на карте указывал ровно на это самое место. Переглянувшись, отцепив руки друг от друга, мы стали наворачивать круги вокруг да около и задумчиво мычать, гадая, как же лучше раскопать что бы там ни было. Но скучать без дела нам долго не пришлось, потому как пираты, заметив удаляющегося капитана в глубину островка, успели сгонять на палубу за лопатой и вручить ее мне. Поплевав на ладони и потерев их меж собой, я снял с ног туфли, откинув их на неопределенное расстояние и, крепко сжав лопату, принялся копать. Когда из-под земли уже виднелась только моя макушка, я раздобыл то, что требовалось — стукнул по чему-то деревянному, победно загорланил, и пираты, дабы подсобить, вытащили меня из ямы, чтобы всеобщей помощью вызволить из-под земли заветный сундук. И, вуаля, — перед нашими носами вмиг показался тяжеловесный и грузный сундук, темно-коричневый, опоясанный ржавой цепью. Прострелив замок, Ястреб пнул крышку сундука — и все, приложив к груди руки, заохали и застонали от наслаждения при раскопке столь золотой находки. Под грудой золотых и медных пиастров, лежала записка…

«Будь моим пиратом, Фрэнки»

И уже, оказавшись вновь в реальном мире, распрощавшись с исчезнувшими в закромах воображения пиратами и запахом соли, Джерард, сидя рядом со мной на коленях перед самодельной коробочкой с запиской внутри, взглянул на меня и, развернув скрипящий листик, пробормотал, чуть краснея: «Мы нашли главное сокровище…». После чего, погасив настольную лампочку, сияющую в углу, он потянулся к моим губам, предварительно сняв мою повязку с глаза, прерывая фантазии далеко не воображаемым поцелуем. …А где-то там, в водах Мадагаскара, Одноглазый Змей и Морской Ястреб, распластавшись на песке, пока пираты, — тысяча чертей! — перекидываясь монетами, плясали возле костра, держались за руки и считали звезды, сыпавшиеся на их лица знойным светом с ночного иссиня-черного неба. Йо-хо-хо…