Желание

Исследовав ладонями ноги Оза, Гилберт раздвигает их шире и подхватывает его под ягодицы, заставляя выгнуться. Пальцы, теплые, пытливые, нежно потирают тонкую кожу. Оз резко втягивает воздух и, дрожа, выдыхает; его бедра вздрагивают и сами расходятся в стороны. Собравшись с духом, он украдкой смотрит вниз, на голову Гилберта, так идеально расположенную между его ног, на волосы, разливающиеся по коже Оза, как мокрый шелк. И на мгновение глаза цвета жидкого золота ловят его взгляд — они блестят так влажно и жгуче, что он не может, просто не может не отвернуться. Несмотря на уверенность в себе и гордость, Оз признаёт красоту Гилберта – покрасневшего, диковатого, страстного. Уронив потяжелевшие запястья на лоб, Оз издает грудной стон. Подушечками пальцев Гилберт мучительно неторопливо водит по его коже, и бедра Оза двигаются под его прикосновениями. Рука мелко подрагивает, опускаясь, чтобы погладить голову Гилберта — его текущие сквозь пальцы черные кудри, — робко касается его лица, и направляет Гилберта ниже. Грудь вздымается, Оз рвано дышит. — Гил, — Оз шумно сглатывает, подаваясь тазом к нему. — Гил, не мог бы ты… Гилберт пристально смотрит на него, прижимаясь щекой к внутренней стороне его бедра. Он пьет лихорадочно-возбужденный взгляд вытянувшегося перед ним Оза: яркого, с блестящими глазами, приоткрытыми губами и, несомненно, невероятно прекрасного сейчас. Оз касается себя — там, где он хочет, чтобы Гилберт дотронулся до него. А Гилберту сейчас хочется вытягивать из Оза сладкие до звона в ушах звуки. — Что? М-м? — Оз ощущает бедром теплое дыхание, за которым следует горячий влажный поцелуй. — Возьми меня ртом, — бессвязно стонет Оз, почти всхлипывает. — Ниже… Хочу, чтобы ты делал это там… То, как взволнованно вздыхает после этого Гилберт, становится для Оза чем-то большим, чем просто оценкой его слов. — Боже, ты такой… — с трудом выговаривает Гилберт, шире раздвигая бедра Оза и неуклюже целуя их. Кончик языка касается места, где плоть нежная и упругая, и из горла Гилберта вырывается низкое урчание. Он притягивает Оза ближе, крепче сжимает пальцами его ягодицы, чтобы удержать на месте, и горячо, нарочито медленно проводит языком по телу. Озу кажется, что способности дышать и связно мыслить покинули его, и осталось только беспомощно чувствовать — ощущать язык, дыхание и руки Гилберта. Пальцы вплетаются в волосы Гилберта и сгребают их в горсть: так он еще может удержаться в реальности. Потому что Озу кажется, что еще чуть-чуть, — и он взлетит. — Боже, Гил, да! М-м… Губы Гилберта отрываются от его кожи ровно на столько, чтобы хватило времени шепнуть, тяжело дыша: — Вот так? — Да, да! Именно так…К-как же хорошо… Гилберт отвечает той же дразнящей, интимной лаской. Язык втискивается глубже и глубже, пока Оз не ощущает его изнутри. Это так невозможно прекрасно, что Оз в состоянии только сдавленно поскуливать и сильнее сжимать волосы Гилберта. — Продолжай, прошу! Непрерывное скольжение языка чередуется с надавливанием пальцем — медленным и обжигающе горячим; затем палец погружается глубоко внутрь. Оз дышит все тяжелее, потом полузадушено вскрикивает. Гилберт снова надавливает на его ноги, разводя их; Оз изгибается и растягивается так, что кажется — в любой момент может расколоться надвое. Гилберт ласкает его пальцами так безупречно чувственно, что Оз почти рыдает. Гилберт непрерывно лижет и посасывает нежную, упругую кожу около своего пальца, чуть позже погружает внутрь второй. Мягкие стоны звучат в такт его дыханию. — О, боже! А-а... — бедра Оза двигаются навстречу каждому движению длинных тонких пальцев. Гилберт быстро проводит языком по его коже, оставляя влажные следы. Это распаляет, и Оз чувствует, как жгут собравшиеся в уголках глаз слезы, выгибается и отчаянно всхлипывает. Он с силой тянет и дергает Гилберта за волосы. Это, должно быть, причиняет тому боль, но хриплые стоны и проклятия, срывающиеся с губ, звучат не как протест, а как неистовое желание. Оз прижимает его туда, где сейчас особенно нужно, нетерпеливо отталкивает свободную руку мужчины на одеяло и насаживается на его пальцы — быстро и сильно. — Д-давай, — Оз задыхается. Голова мечется по подушке; пылающие щёки хочется хоть немного остудить. — Заставь меня кончить, Гил! Сделай это! Но Гилберту почти не требуется прикладывать усилий — только не тогда, когда нервы Оза туго натянуты, и каждый толчок пальца и движение языка доводят его до исступления. Слегка приподнявшись на локтях, чтобы посмотреть вниз, Оз встречает всё тот же пристальный взгляд темных от похоти, ярко блестящих глаз. В следующие несколько секунд он кончает. Голова падает на подушку, веки смыкаются, и Оз сдавленно стонет в потолок. Руки и ноги очень сильно трясутся, грудь вздымается в неровном дыхании. Он с наслаждением сжимает пальцами влажные волосы Гилберта, уже не так сильно, — но зато отчаянно, как можно плотнее вжимая его в себя. Оз кончает в руку Гилберта, медленно и мягко поглаживающую его — спускающую Оза с облаков, пока тот не превращается в одни лишь тяжелые вздохи и дрожь на шелке белых простыней. Позже Оз находит в себе силы, изогнувшись, принять почти вертикальное положение и посмотреть вниз, на Гилберта, — увидеть, как тот прижимается щекой к его бедру, и снова отвести взгляд. Гилберт умопомрачителен: пылающие скулы, прикрытые глаза, мягкий смех и голос, выдыхающий: — Хорошо?.. — Д-да, — Оз смеется в ответ, с трудом кивает потяжелевшей головой и тянет Гилберта на себя. Тот, подметив, как ослабели сейчас руки Оза, сам вытягивается во весь рост. Они буквально сплетаются друг с другом. Ноги Оза обхватывают тонкую талию, он закрывает глаза и выдыхает Гилберту в шею: — Боже, да-а…