Розы или Лилии?

Солнце ярко освещает Нью-Йорк, заставляя всех вокруг жмуриться или же надевать солнцезащитные очки,как поступил я. Лёгкий ветерок, приправленный встречным, бьёт в лицо и треплет волосы, размахивая краями длинного шарфа, который я никогда не забываю надеть. На улице ни жарко, ни холодно. Тут идеально. Самое время для прогулки по парку, пробежки по стадиону или же для выгула собаки, для того, чтобы просто насладиться такой прекрасной природой, уже примерившей, но не снявшей с себя краски осени. Меня, как художника, безумно восхищает и вдохновляют подобные дни,которые, к сожалению, так редко появляются в сезон тоски и апатии, в сезон дождей и холода, но всё же в сезон уютных посиделок у окна или же мольберта в безразмерном мягком свитере и с кружкой кофе в руках. А я, по стереотипам, человек, который сейчас должен стоять возле мольберта напротив старого, но жутко красивого дерева, и с замиранием сердца, мазок за мазком, переносить на холст это творение природы, раскрашенное в теплых желто-коричневых тонах, несусь по оживленной улице, размахивая руками и стараясь не угодить букетом в лица проходящих мимо людей, направляясь к парку. В лёгких жжение, я безумно устал, ноги, кажется, вот-вот отвалятся и останутся лежать на асфальте, пока кто-нибудь не додумается выбросить их в ближайший мусорник, но я продолжаю бежать. Перепрыгивая очередную лужу и игнорируя косые взгляды прохожих, я выскакиваю на дорогу и стараюсь проскочить между автомобилями, которым, судя по всему, нет до меня никакого дела, которые так и норовят сбить или хотя бы задеть. Выслушивая мат и громкие возмущения, я проскакиваю мимо очередной машины, прямо перед носом водителя, всё шире улыбаясь азарту, разыгравшемуся в сердце. Я бегу, спешу, сам не зная зачем.. хотя, всё-таки, зная. Я уже сбился со счёту, чтоб сказать, в какой раз поворачиваю, но уже вижу очертания деревьев, пусть и очень нечеткие и далекие. Осталось немного, ускоряю бег, уже не пытаясь дышать носом и жадно хватая ртом такой нужный мне воздух Всё началось год назад. И только сейчас, а точнее, вчера, Джерард осознал, что именно началось, но не как с этим бороться. Да и зачем бороться с таким светлым и тёплым чувством? Вот и он не понимал, пока бежал, перепрыгивая лужи, оставленные вчерашним ночным дождём и на ходу расстегивал верхние пуговицы пальто, ставшего сейчас уж слишком тёплым. Последний день октября, который в этом году выдался весьма холодным и дождливым, в отличии от предыдущего. Небо над мегаполисом заволокло тучами, скрывая солнце и заставляя гадать вечер сейчас или же всё-таки день. Несмотря на то, что Нью-Йорк, казалось бы, никогда не спит, улицы были совсем немноголюдны, а редкие прохожие быстрым шагом разбегались по делам, стараясь укрыться от ещё не начавшегося дождя и совершенно не обращая внимания на парня, вышедшего из очередного бетонного гиганта, стены которого сейчас были увешаны разными плакатами, призывающими посетить выставку молодого, но очень талантливого художника, проходящую здесь. Джерард Уэй, как гласила одна из вывесок, молодой художник из Джерси, проводящий выставку за выставкой и продающий картину за картиной, покоряющий сердца дам своим обаянием, а сердца мужчин - своими работами, оставив оформление бумаг и согласование цен на продажу картин на Билли, лучшего друга и организатора, крепче прижимая к себе сумку со сложенным мольбертом и красками, отошёл от входа и бездумно отправился по тротуару вдоль проезжей части, чтобы подыскать подходящее место и забыться в рисовании. Лёгкие уже просто разрывает от жара, ноги ломит, в горле пересохло, но я, выглядящий сейчас как умалишенный с сумасшедшими, но счастливыми глазами, продолжаю бежать, расталкивая народ. Неподалёку, опустив голову на ноги, согнутые в коленях, и опираясь спиной на автомат с напитками, сидит девушка. Я приближаюсь и вижу, что она дрожит, до ушей доносятся всхлипы. Понятно. Сбавляю темп и, стараясь не так яро хватать ртом воздух, останавливаюсь возле неё. Кажется, она даже не замечает меня и, вздрагивая, когда я касаюсь её плеча, поднимает на меня большие заплаканные глаза, шепча что-то губами. Я как можно более вопросительно взглянул на неё, ибо разговаривать сейчас я нормально не мог, чем вызвал невнятное бормотание, из которого удалось разобрать лишь "любила" и "с другой". Примерно понимая, о чём она говорила, если этот набор звуков можно так назвать, аккуратно вытаскиваю из букета один цветок, вручаю ей и, бросив напоследок что-то вроде "он того не стоит" и обнадеживающее улыбнувшись, стараюсь нагнать упущенное время. Пробродив около часа по малознакомому, но уже ставшему домом, городу, художник решает зайти в знаменитый Центральный Парк, искренне надеясь не застать там много людей в такую погоду. Примерно вспомнив карту города и прокрутив её в голове, Джерард понимает, что парк всего в двух кварталах и посему быстро преодолевает это расстояние, уже входя в парк через высокие ворота и озираясь по сторонам в поисках лавочки или же подходящего места для того, чтоб поставить мольберт. Не раздумывая, Уэй проходит сразу в глубь парка, стараясь отыскать то самое озеро, о котором рассказывал его брат Майкл. Увидев неподалеку блеск воды, мужчина уверенно ступает в её сторону, но, оказавшись уже почти у самой воды, вспоминает о своём страхе больших водоемов и решив, что это достаточно близко, останавливается и принимается раскладывать принадлежности для рисования, задумчиво разглядывая деревья противоположного берега, отразившиеся в воде. Решив, что вид весьма живописен, Джерард, не имеющий идей, кроме изображения увиденного, принимается наносить первые мазки цвета осеннего неба, уже чувствуя как приятно начинает покалывать кончики пальцев в преддверии работы. Мазок ложится один за другим, художник, с головой ушедший в искусство, слышит музыку.. Скорее просто перебор струн старой акустической гитары. Поначалу не придав этому значения и списав всё на ветер, вновь возвращаясь к работе, Джерард услышал уже нечто большее. Судя по звуку, на небольшом расстоянии от него, кто-то наигрывал первые аккорды всем известной Stairway to heaven, но уже переходя ко второй части произведения. Обернувшись назад, так как Джи стоял к озеру правым боком, он заметил невысокого паренька, сидящего у самой воды, скрестив ноги и татуированными пальцами играя на , как и предполагалось, старой и весьма потрепанной акустике, отрешенно смотрящего куда-то вдаль, будто бы сквозь деревья на том берегу и сквозь бетонные джунгли, огораживающие небольшой, но такой нужный кусочек природы. Джерард не стал долго рассматривать парня, вновь вернувшись к холсту, дабы начать прописывать передний план, в который входила лишь утка, по неясным причинам не улетевшая и бороздящая сейчас водную гладь, но, услышав слабый голос, сопровождаемый незамысловатыми гитарными партиями, он не выдержал и, стараясь сдержать улыбку, запел. Парень замолчал и, действительно не замечая до этого художника, слегка удивился, но растянул губы в слабой улыбке и принялся уже усерднее наигрывать мотив, наслаждаясь красивым и мелодичным голосом художника, уже войдя во вкус. К сожалению обоих участников концерта без зрителей, песня подошла к концу, но гитарист не заставил себя ждать, начиная знаменитую Wake me up when September ends группы Green Day. Джерард, вновь усмехнувшись неясно чему, склонился над мольбертом и начал петь. Лилась песня за песней, ложился мазок за мазком, время, казалось, остановило свой ход, позволив этим двоим быть по одиночке вместе. Картина была дописана, а пальцы художника, равносильно как и гитариста, напоминали о себе приятной болью, усиленной такой же приятной усталостью от работы, которая нравится. Джерард собрал краски, а так и не представившийся паренек, убрал гитару в чехол, увешанный значками и обшитый названиями групп, почти синхронно выпрямив спину, они кинули друг на друга прощальные взгляды, глаза в глаза, искренне уверенные в том, что больше никогда не встретятся. Но не прошло и года, а точнее, даже двух суток, они, одинаково удивленные, вернулись к вчерашнему времяпрепровождению, несмотря на предупреждающе грохочущее небо, лишь сменив список песен.Джерард изображал серое, затянутое свинцовыми тучами, небо. Всё также молча расходясь, на следующий день они уже исполняли более сложные для гитариста произведения Queen. Джерард изображал лишь старое и величественное, не уделяя внимания фону, дерево. Неделя. Джерард пишет окружающие деревья. Произведения, исполняемые ребятами, меняются одно за другим. Месяц. Джерард пишет почти что замёрзшую воду. Исполняют сразу целый альбом Scorpions, Джи замечает явный талант юноши, который, в свою очередь, делает то же самое. Два месяца. Джерард, нашедший необычайное желание творить, равно как и его знакомый, имени которого он до сих пор не знает, пишет зимний пейзаж, сопровождаемый музыкой собственного сочинения гитариста. Они не здороваются при встрече, не прощаются, когда расходятся, лишь слегка приостанавливаются на секунду, может, две, задерживая взгляд на глазах друг друга. Три месяца. Джерард, уже запомнивший каждую мелочь изображаемого им пейзажа, пишет образ гитариста, выражая рисунком душу, а не внешность Фрэнка, как он узнал из афиш, развешанных по городу, слыша песню о художнике, написанную парнем. Они узнают о друг друге лишь из афиш и интернета, в который быстро просачивается информация о новой серии работ художника и новом альбоме музыканта. Четыре месяца. Джерард пишет глаза, слыша лишь тишину, и не чувствуя этого ощущения тепла, что обволакивало их обоих, будь они рядом. Интернет. Тур по стране. Пять месяцев. Джерард пишет портрет, уже привыкший к тишине рядом. Интернет. Повторный тур по городам,обделённым вниманием, но всё таки просящим о нём. Шесть месяцев. Джерард пишет портрет парня в полный рост, уже раздражаясь тишине и изображая улыбку, которую он никогда не видел вживую. Выставки в других городах. Семь месяцев. Джерард показывает миру ещё одну серию работ, пропитанных депрессией и одиночеством, но так ловко цепляющих за живое. Интернет. Новый альбом, посвящённый всё той же депрессии и одиночеству, в котором рассказывается о неком лирическом образе, по коему скучает автор, как выясняется при прослушивании. Восемь месяцев. Джерард, путешествуя по стране, распродаёт все картины, уже принимаясь за серию следующих. Интернет. Тур по Европе. Девять месяцев. Джерард, найдя себя как автора комиксов, издаёт первый, тут же набирающий популярность даже у старшего поколения, повествующий о приключениях и борьбе с BL неких Киллджоев, в посвящении которого лишь три слова "Ты поймёшь, Фрэнки". Ответом следует сингл о всё тех же Киллджоях, записанный вне альбома. Десять месяцев. Джерард издаёт вторую часть истории, используя себя и, по его словам в интервью, своего старого знакомого, как главных героев, заменяя настоящие имена на, казалось бы, ничего не значащие словосочетания: Party Poison и Fun Ghoul. И вот уже спустя неделю он прослушивает альбом под названием "Danger Days", посвящённый приключениям киллджоев, но имеющий скрытый подтекст, понятный лишь тому, кто придумал этих Киллджоев и тому, кто посвятил им музыку. Одиннадцать месяцев. Джерард возвращается к месту своего вдохновения, пытаясь его там отыскать, равно как и Фрэнк. Молчаливое приветствие полным удивления и странной нежности, как показалось обоим, взглядом и вот уже оба чувствуют такое долгожданное и желанное потягивание в пальцах, тут же принимаясь за работу, которую они бы так никогда не назвали. Картина, на которой детально изображены два героя комиксов, но будто бы перенесённые с листов в реальный мир, стоящие на груде бетона, которым завалено большое количество, исходя из сюжета комикса, врагов и их представитель, одними глазами передающие все свои ощущения и их на непозволительно близком расстоянии руки и песня, описывающая окончание сражений и победу добра над злом, передающая чувства, которые в полной мере охватывают двух героев картины. Совместный релиз на публике, не позволивший ни одной фразе, которая бы относилась к деловому партнеру, как было отвечено на вопрос журналиста, протиснуться между ними. Усталость от работы, людей, документов, но долгое прощание, сопровождаемое молчанием, которое было лишь два раза нарушено голосами: -Розы или Лилии? И, удовлетворившись ответом, Джерард первым отводит взгляд от пронзительных глаз, молча уходя и слыша, как Фрэнк делает то же самое. Двенадцать месяцев. Джерард, сломя голову и не разбирая дороги, несётся в Центральный Парк, размахивая букетом и проскакивая перед капотами машин, счастливо улыбаясь грубым водителям... Осталось около двадцати метров до ворот. Я уже буквально падаю, делая шаги всё больше и наклоняясь всё ниже, едва ли не ударяясь носом об асфальт. Но вот снова набираю разгон и выравниваю бег... что за? Второе дыхание? Так это не бред? Да какая к чёрту разница, когда я уже вижу блеск воды, вижу, пусть и далёкий, но вполне чёткий силуэт. Сбавляю скорость, переходя на шаг, стараясь выровнять дыхание и хоть как-то загладить свой потрёпанный вид. Букет, донесённый мной в целостности и сохранности, уже готовый к вручению, и тот выглядит живее меня. Мне страшно даже представить как я сейчас выгляжу, но, несмотря на это, во мне ни капли неуверенности или волнения. Почему я думаю,что всё пройдёт хорошо? Почему я не надеюсь на положительный ответ, почему я в нём уверен? Я не могу найти объяснения этому, да и не стоит, ведь.. ...художник молча подходит к Фрэнку, зная, что он всё равно обернётся и не для того, чтобы узнать, кто пришёл, а для того, чтобы взглянуть Джерарду в глаза и, ничуть не удивившись, замечая в его руках букет лилий, не выдержать и слегка приподнять уголок рта, формируя нежную улыбку, не оставшуюся без внимания и получившую ответ. Задерживая взгляд на глазах парня, художник, даже не пытаясь ничего вымолвить или спросить, нащупывает в кармане пальто небольшую коробочку, обшитую бархатом и, сжимая её между пальцами, параллельно присаживаясь на одно колено, чувствует вполне объяснимоё волнение, почему-то согревающее изнутри, когда открывает перед гитаристом коробочку, даря ему самую нежную, как им казалось, улыбку в мире, которая, пусть и не была голливудской, ибо уголки рта были не на одном уровне, могла бы осветить даже самый тёмный уголок души стоящего напротив человека, пытающегося подавить ещё более широкую улыбку. Вроде бы, по закону жанра, стоящий должен был завизжать от радости и оповестить всю округу о согласии, но, вопреки всем законам мелодрам и даже, чего таить, ожиданиям Джерарда, Фрэнк за секунду сокращает расстояние между ними и, выхватывая коробочку и быстро, но аккуратно, кладя её рядом, обхватывает Уэя одной рукой за шею, опираясь второй о землю, и нежно, но требовательно целует его, вкладывая в этот поцелуй все слова, которые были не сказаны, все чувства, о которых умалчивали и все предположения, которые подтвердились. Наплевав на опасность испачкать пальто и мнение редких прохожих, Джерард обоими руками обхватывает парня за талию и отклоняется назад, утягивая Фрэнка за собой и позволяя ему устроиться на своих бёдрах, продолжая активно отвечать на столь долгожданный и нужный поцелуй. Не дав парням насладиться губами друг друга до конца, пусть и нет черты, являющейся высшей точкой наслаждения от простого поцелуя любимого человека, ведь выражать свою любовь можно до бесконечности, потребность в кислороде дала о себе знать и заставила их оторваться друг от друга, чтобы они попытались унять сбившееся дыхание, что было вызвано обилием тепла в груди, и взглянули друг другу в глаза, увидев там отражение своих чувств. Молча. Тихо. Навсегда.