Благие намерения

День постепенно превращался в вечер, и все это время Екатерина ждала прихода короля, с каждой минутой становясь злее и увереннее. Жажда мести быстро отравила кровь своим ядом, ненадолго похоронив ноющую боль в глубине сердца. Королеве подумалось, что такая холодная решимость просыпалась в тех, кто во имя цели шел на верную смерть. Никаких истерик, никаких слез − только чистая, кристальная, ничем не замутненная ненависть. Королева дочитывала письмо от родственников, проклиная и их заодно с притаившимся предателем, когда на пороге возник Франциск. − Мама? − с отчетливым удивлением в голосе спросил он, наблюдая, как, едва завидев его, Екатерина одним отточенным движением развязывает пояс своего халата. Желая поскорее поделиться с сыном своими тревогами, она отбросила по-прежнему горевший в ней стыд и отвращение. Ей нужна помощь короля, поэтому тратить его терпение на бесполезное сопротивление не стоило. − Возьми то, за чем пришел, Франциск, − просто ответила Екатерина, ложась в кровать и с раздражением замечая недоумение на лице сына. Почти каждый день он приходил к ней, но еще никогда она не предлагала себя сама. Она не сделала бы этого и сейчас, если бы ее мысли не занимали таинственные письма, цветы и фрейлины. Королева собиралась покончить с любовными утехами, которых так жаждал сын, как можно быстрее, надеясь, что равнодушная покорность ускорит процесс. Она ошиблась. Приняв смирение за ответное желание, сын сегодня был еще более страстным, чем раньше: он ласкал ее снова и снова, каждый раз останавливаясь, когда она уже подрагивала от подступавшего удовольствия. Эта запретная и сладкая пытка сводила Екатерину с ума не хуже анонимных писем. В исступлении она металась по кровати, забыв обо всем, шире разводя ноги, толкаясь бедрами навстречу губам, языку и рукам сына, комкая простыни и нетерпеливо прогибаясь в пояснице. Франциск исполнил невысказанное ею желание далеко не сразу. Когда он наконец-то вошел в ее тело, Екатерина едва не зашлась криком от облегчения и в ту же секунду привычно покраснела от стыда, попытавшись утешить себя тем, что финал унижения стал ближе. Несмотря на очевидное наслаждение, которое доставлял ей сын, даже спустя недели она не могла избавиться от гадкого чувства. Чем сильнее было удовольствие, тем грязнее и унизительнее ощущала себя королева. И эта пытка, пытка унизительным удовольствием не кончалась, лишь усиливая агонию Екатерины, и без того раздираемой переживаниями на части. − Ты прекрасна, − прошептал Франциск, целуя королеву в шею. − Еще раз? − мокрая от пота, вымотанная до предела и пытавшаяся придумать, как завтра сделать походку менее говорящей, она только с усилием помотала головой. Сын взял ее уже несколько раз. Слишком много даже для него. Никогда до этого дня они не предавались страсти так часто за один вечер. − Не сегодня, прошу, − взмолилась Екатерина, когда он накрыл ее своим телом, давая почувствовать вновь проснувшееся возбуждение. − Хватит, − она дотронулась до его лица, заглядывая в глаза. − Ты же знаешь, я не привыкла так много… так часто… к такому, − смущаясь под оценивающим взглядом сына, Екатерина все больше путалась в словах. − Мне нужно тебе кое-что сказать, − видя непреклонность Франциска, она предпочла отвлечь его и сделать то, что собиралась изначально. Король нахмурился и замер, а потом все же отпустил ее и лег рядом, обняв за талию. Этот простой жест приободрил Екатерину, и, набрав в легкие побольше воздуха, она рассказала все, что не давало ей покоя, почти не сожалея об откровенности − тогда, три года назад, еще совсем не взрослый сын поддержал ее даже больше, чем Генрих. Франциск рвался к ней каждый день, держал за руку, обещая не оставлять, и королеве становилось легче от такого детского, но трогательного проявления любви. Особенно эта искренняя любовь помогла ей, когда муж принялся за строительство проклятой часовни, а Екатерина лишилась обеих новорожденных дочерей. Франциск любил ее − в этом она не смогла засомневаться даже лежа под ним в самый первый раз, так и не сумев избежать насилия. Она заботилась о сыне с момента его рождения и должна была вдвойне заботиться о нем сейчас. Таинственный недоброжелатель мог угрожать и ему, ведь Франциск тоже получил письмо, рассказавшее ему о планах матери насчет Марии. Екатерина в любом случае должна была предостеречь его. − Того, кто это сделал, вычислить непросто, − признал он, помолчав некоторое время после ее рассказа. − Ты уверена, что это один человек? Возможно, кто-то просто узнал о… том случае и воспользовался им. Екатерина застыла, пораженная таким предположением. Оно не приходило ей в голову. С самого начала она решила, что все это − дело рук одного-единственного человека, искренне ненавидящего ее. − Я не знаю, − честно ответила королева, − но в эту историю были посвящены немногие. Неужели кто-то узнал об этом именно сейчас? − Екатерину охватило отчаяние. Сын был прав − вычислить предателя практически невозможно. Он подобрался к ней так близко, а она ни разу не заметила его присутствия. Мерзавец измывался над ней, планомерно сводя с ума, пробуждая самые болезненные воспоминания, хладнокровно действуя на нервы, а Екатерина не могла даже предположить, кто он. − Страже практически некого опрашивать, − подтвердил ее опасения Франциск. − Таинственной девушки, позвавшей кардинала в часовню, наверняка уже нет в замке. Да он может и не узнать ее. Все письма анонимны, − он снова замолчал. − Я прикажу опросить слуг, фрейлин и тех, кто работал в замке три года назад, − Франциск поднялся с кровати и принялся одеваться, явно просчитывая, что скажет страже, а Екатерина откинулась на подушках, безучастно уставившись в потолок. − Не волнуйся, мама. Я сделаю все, чтобы найти его. А тебе лучше не показывать своих чувств − возможно, они ему и нужны. Не доставляй ему такой радости, − не поправив до конца рубашку, он наклонился к ней, мягко целуя в губы. Екатерина ответила на поцелуй, приподнимаясь в кровати и позволяя простыне сползти, оголив грудь. Тишину нарушил звон стекла, разлетевшегося на десятки осколков. Екатерина оттолкнула сына, натягивая простынь обратно, но было уже поздно − у открытой двери, зажимая ладонью рот, глядя на них огромными от ужаса глазами, стояла незнакомая служанка. − Простите, меня попросили принести… − она посмотрела на разбитое вдребезги блюдо с фруктами и кувшином вина. − Я только три дня в замке… я ошиблась покоями… простите… − бормоча извинения, девушка бросилась к выходу, с грохотом закрывая дверь. Екатерина дернулась следом, срываясь с кровати, путаясь в простынях и совершенно не думая, как выглядит. − Куда ты собралась в таком виде? − с ноткой неуместной ревности спросил король, не давая ей упасть на пол и возвращая обратно в постель. − Франциск, ее нужно остановить! − истерически завопила Екатерина. − Она выдаст нас! − не нужно обладать большим умом, чтобы понять, чем занимался неодетый король с лежащей в постели обнаженной матерью. Перед глазами Екатерины замелькали картины грядущего позора − насмешки, ухмылки, ненависть, гнев. Ватикан, Мария… Она уже представляла их реакцию. − Умоляю, избавься от нее, − видя, что сын не торопится, она вцепилась в его руку, с отчаянием всматриваясь в лицо. − Я позабочусь о ней, − наконец пообещал он и, на ходу застегивая камзол, быстрым шагом направился к двери. В покоях снова стало тихо, и Екатерина, накрыв себя одеялом, подтянула колени к груди, с удивлением отмечая, что дрожит. За этот день случилось слишком много. Угрозы Ватикана, таинственный враг, а теперь эта девица, по случайности узнавшая правду. Правду, которую Екатерина так тщательно скрывала, ради этого согласившись стать любовницей сына-короля. Отдаваясь Франциску по первому его требованию, вместе с запретным удовольствием она чувствовала, как греховная страсть разрушает ее изнутри, потому что теперь эту страсть испытывал не один лишь король: своими комплиментами, словами любви, громкими обещаниями и бесконечными нежными ласками день за днем он вливал в нее яд желания. И пусть Екатерина отказывалась понимать, что просыпалось в ней в ожидании ночи, глубоко внутри она знала − тело уже предало ее, каждый раз замирая в радостном томлении. Дав согласие на безумную, греховную связь, она надеялась, что странная, противоестественная страсть, вспыхнувшая в ее сыне, пройдет. Особенно после его воссоединения с Марией. Но время шло, а Франциск, даже исправно посещая спальню жены, по-прежнему ни на миг не забывал о матери. Она спиной чувствовала раздевающие ее взгляды короля; она ощущала его руку на своем колене, пока королевская семья завтракала, обедала или ужинала; она безропотно принимала его в свою постель все вечера, кроме тех, которые он проводил с женой. И Екатерину грела лишь надежда, что сын вот-вот потеряет к ней интерес. Надежда, которая неуклонно таяла. Вместо того, чтобы оставить ее, наконец, в покое, Франциск становился настойчивее, постепенно требуя большего: их утехи уже не ограничивались одним разом за вечер, а Екатерине теперь далеко не всегда удавалось спрятаться за сорочками и простынями − сын старательно сдирал любую преграду с ее тела, и она знала, чего он ждал от нее, чего так страстно хотел. Король жаждал, чтобы она отвечала на его желание, а не просто покорно лежала в постели, безвольно принимая его ласки. Он подтвердил ее давние опасения, и пусть пока не заставлял делать ничего для его ублажения, рано или поздно это все равно должно было случиться. И теперь, когда у их греха появился свидетель, Екатерина осознала, что больше так продолжаться не может. Франциск разрушал душу матери своей принявшей чудовищной вид любовью, а сейчас готова была разрушиться и вся ее жизнь, если незнакомая девчонка успеет разболтать увиденное в спальне королевы. С этим безумием нужно покончить, пока оно не погубило и королевскую семью, и всю Францию. В минуты отчаяния Екатерина не раз размышляла над тем, как прекратить опасные и запретные отношения − если желание к ней Франциска не пропадало, она должна сделать так, чтобы он просто не смог его реализовывать. Для этого необходимо всего одно, совсем несложное снадобье. В ящике стола уже лежали все необходимые ингредиенты, рецепт благополучно выписан из соответствующей книги, но до сегодняшнего дня королева не решалась поступить так с собственным сыном. Несмотря ни на что, он был ее ребенком, он был королем. Екатерина собиралась совершить двойную измену. Она перевернулась на другой бок и призналась самой себе, что измена окажется тройной, ведь так или иначе сын стал ее мужчиной, ее любовником. Франциск ни разу не отказался от ответственности и пообещал помочь даже в запутанном, грязном деле с письмами и цветами. Деле, которое возникло в результате чужой ненависти, не имевшей к нему отношения. Она поступит подло, очень подло. Но ведь он тоже поступил так, изнасиловав ее и вынудив превратиться в его любовницу. Все зашло слишком далеко, и Екатерина дала ему шанс остановиться, насытившись запретной страстью. Он не использовал его, и теперь ей придется принять решение за него. Кошки скребли на душе Екатерины и ночью, пока она просчитывала последствия своих будущих действий, и время, пока она посылала за самой верной и проверенной фрейлиной, и те минуты, пока, трясясь от подступающей истерики, лично готовила снадобье − королева просто не могла вложить судьбу сына в чужие руки, даже если бы это и было безопасно. Принимая едва ли не самое важное решение в жизни, Екатерина старалась убедить себя, что оно было взвешенным и необходимым, но, выбираясь иногда из окутавшего разум тумана, она ужасалась поспешности, с какой принялась реализовывать план, придуманный на самый крайний случай. Она просто измучилась − от запретной навязанной связи, от угроз Ватикана и собственной семьи, от, казалось, навсегда похороненного прошлого. Служанка, увидевшая их с Франциском, стала последней каплей − королева поняла, что не выдержит еще одного удара. Силы были на исходе, и она не могла допустить, чтобы помимо отравительницы, змеи и бесчувственной статуи ее считали еще и шлюхой, совратившей своего сына. Ведь никто никогда не обвинит его, никто и никогда не поверит, что он надругался над ней, даже если она поклянется в этом, стоя на коленях в тронном зале перед всеми. Грех кровосмешения припишут ей и только ей. И сейчас она была не в состоянии вынести еще и такое испытание. Екатерина нуждалась хотя бы в передышке, иначе ее рассудок помутился бы окончательно. − Вы выяснили то, что я просила? − подрагивая от напряжения, поинтересовалась она у возникшей в ее покоях фрейлины. − Есть что-нибудь такое, что король неизменно пьет каждый день? − Молоко. Каждый вечер он пьет теплое молоко перед сном, − ответила та, и сердце Екатерины зашлось от тоски еще сильнее. Глупая детская привычка сына. Когда-то давно она сама приучила Франциска просить служанок и нянь приносить ему молоко на ночь, пообещав, что после этого ни один кошмар не посмеет побеспокоить излишне впечатлительного принца. Прошли годы, а он по-прежнему следовал традиции. И она собиралась воспользоваться детской слабостью сына. Но ведь он сам, сам не оставил ей выбора. − Хорошо. Жаль, что они с Марией не используют посоветованные мной средства, − с ноткой притворной обиды и сожаления посетовала королева. − Франции нужен наследник. Ждать становится все опаснее, − легко принимая самый обеспокоенный вид, заметила она. − Нам придется позаботиться о том, чтобы наследник родился как можно скорее. Добавляйте это в молоко, которое приносят королю, каждый день, и дай бог через девять месяцев мы будем праздновать рождение долгожданного дофина, − в глазах фрейлины появилось опасное сомнение, и Екатерина поспешила успокоить ее. − Неужели вы думаете, я причинила бы вред своему сыну? Если бы я захотела, сделала бы это давно и уж точно не вашими руками, − солгала она, чувствуя легкую досаду − девушке теперь в любом случае не умереть естественной смертью. Фрейлина стыдливо кивнула и удалилась, а Екатерина подумала, что все складывалось довольно удачно: сегодня сын примет снадобье, и она успеет проверить его действие, а уже через два дня они с Марией отправятся в Нуайон. Королева избежит любых подозрений. Загнав чувство вины глубоко внутрь, она занялась приготовлениями. Обещанное деревне золото отправилось в путь еще вчера − Екатерина была не настолько глупа, чтобы путешествовать вместе с ним, дорожные платье и плащ прибыли от портних вовремя, речь выступления она написала быстро и легко. Осталось только выбрать драгоценности. Королева знала, что в дороге они представляли собой лишнюю опасность, но когда Екатерина выйдет из кареты в Нуайоне, ни у кого не должно возникнуть сомнения в том, кто она. Вечером следующего дня она удовлетворенно осмотрела результаты подготовки, переговорила с посланником Марии, удостоверившись, что невестка тоже приготовилась к поездке, и только потом поняла − впервые за неделю Франциск не пришел разделить с ней ложе. Облегчение смешалось с чувством вины: радуясь окончанию унизительной связи, Екатерина пока не могла смириться с преступлением, на которое решилась. Она опоила собственного сына, короля, долгожданного и любимого первенца. И если он узнает, душевные терзания покажутся ей сказкой − Франциск уже показал свою жестокость и изобретательность. Рано или поздно он простит ее, но кто знает, через что ей придется пройти до этого… Екатерина заставила себя успокоиться и даже умудрилась быстро заснуть. В конце концов, еще неизвестно, насколько удачно реализовался ее план: возможно, Франциск просто провел вечер с женой или всего лишь устал. Окончательные выводы делать было пока рано. Самовнушение всегда оставалось действенным способом, и утром, после завтрака, королева без лишних тревог вместе с Марией отправилась к карете. − Я уже начал выяснять имя предателя. Я постараюсь сделать это до твоего возвращения, обещаю, − шепнул Екатерине на ухо сын, попрощавшись и поцеловав в щеку. Она с облегчением отметила, что выглядел он озадаченным и слегка испуганным, но не болезненным. Отказавшись от его предложения увеличить сопровождавший их конвой, Екатерина забралась в карету. Королева прекрасно знала дорогу, по которой им с Марией предстояло ехать, и предупредила Нуайон об их приезде заранее. За прощанием с сыном и мыслями о грядущем выступлении она не разобрала кольнувшее сердце дурное предчувствие. Леса и поля мелькали за окном кареты несколько часов подряд, прежде чем сосредоточившаяся на своих бумагах Екатерина поняла − что-то не так. Открывавшиеся взгляду пейзажи были совершенно незнакомыми. Любившая путешествовать, пусть и делавшая это редко, прочитавшая множество книг о всевозможных первооткрывателях королева почти сразу вычислила, в каком направлении следовала карета. − Мария, куда мы едем? − обеспокоенно спросила Екатерина, даже не подумав, что невестка может и не знать ответа на этот вопрос. − Мы должны ехать строго на север, но явно направляемся на северо-запад, − тревога королевы росла с каждой секундой, и она принялась с еще большей частотой выглядывать в окно. − Успокойтесь, − Мария наклонилась вперед и взяла свекровь за руку, − мы едем в Нуайон, − Екатерина хотела было возразить, осознавая, что в Нуайон они точно не едут, но невестка перебила ее. − Просто сначала мы заедем в Бове. − Бове? − удивилась Екатерина. − Зачем? Он не по пути нам, − в смятении она облокотилась на сидение, не зная, радоваться ли осведомленности Марии или продолжать переживать о неожиданной смене направления. − Мне нужно туда заехать, − начала невестка, но вдруг полностью изменилась в лице. − Владелец этих земель давно приглашал меня на крестины сына. Это важно. Мы должны оказать ему внимание. Граф владеет не только этим местом, но и другими обширными землями на севере... − И как же его имя? − с насмешкой поинтересовалась Екатерина, отчетливо чувствуя ложь. Невестка замялась, окончательно убеждая королеву в собственном вранье. − Что тебе там нужно, Мария? − теперь Екатерина злилась. Тщательно продуманная поездка превращалась в крайне опасное путешествие. Королева бежала от сына и совершенного против него преступления и, возможно, бежала прямиком в объятия смерти. − Источник. Там есть целебный источник... − выдавила Мария и замолчала. − Ты думаешь, он поможет тебе зачать? − после короткого замешательства догадалась Екатерина. Все эти методы были хорошо ей знакомы − целебные источники, мощи святых, беспрестанные молитвы, самые нелепые лекарства. Она понимала причину поведения невестки, но ни в коем случае не могла одобрить ее легкомыслие. − Почему ты сразу не сказала мне? Я бы предупредила тех, кто должен нас встречать, я бы взяла с собой больше солдат. Франциск ведь предлагал... − Ничего не случится. Мы все сделаем быстро, − отрезала Мария. − Сразу после того, как я побываю у источника, мы отправимся в Нуайон. До него не так уж далеко… − Не случится? − возмутилась Екатерина, с каждым мгновением все больше осознавая грозящую им опасность. − Ты знаешь эту дорогу, Мария? − невестка отрицательно покачала головой и хотела что-то добавить, но на этот раз королева не позволила. − Она опасна. Все дороги сейчас опасны. Но та, по которой мы должны были ехать, охраняется лучше, она лежит через города и деревни, и везде предупреждены о нашем приезде. А эта... Вокруг одни леса, а у нас совсем мало солдат. Чума только закончилась, страна расколота религиозной войной, кругом голод... Ты представляешь, кто может встретиться нам на пути? − борясь с подступающей паникой, она вгляделась в напряженное лицо Марии. − Нам нужно развернуть карету, пока не поздно, − Екатерина придвинулась к окну, намереваясь выглянуть наружу, но невестка снова ухватила ее за руку. − Простите, Екатерина, но мы поедем дальше, − с нажимом объявила Мария, чересчур сильно сдавливая запястье свекрови, − сейчас я королева, и я приказала ехать в Бове, − Екатерина посмотрела на нее с неприязнью и злобой. Упрямая, самонадеянная девчонка, обладавшая большей властью, чем она сама. Странно-нелепая мысль, что любовная связь с королем, дополнив родственные отношения, могла бы изменить это, вихрем пронеслась в голове Екатерины и тут же исчезла, оставив неприятное послевкусие во рту. − Что такого тебе сказал Франциск, что ты решила срочно ехать к этому источнику, наплевав на опасность? − Мария вспыхнула, отшатнулась, и королева поняла − она попала ровно в цель. Франциск умудрился чем-то задеть жену, и теперь она подвергла риску их обеих. − Нет никакой опасности! − зло выкрикнула Мария. − Я предупредила сопровождающих нас солдат, куда мы едем, и приказала быть начеку. Я послала специальное письмо в Бове... − Когда? Два дня назад? − усмехнулась Екатерина. − Ты уверена, что оно хотя бы доехало до места? − невестка демонстративно отвернулась, и королева нервно передернула плечами. − Если нас убьют, это будет полностью твоя вина, − чтобы отвлечься и успокоиться, она достала заготовленную заранее речь, которую знала уже почти наизусть, и принялась вчитываться в знакомые строки. Они молча ехали еще час, прежде чем Мария не выдержала и снова заговорила со свекровью. − Что вы читаете? − наклоняясь и пытаясь рассмотреть исписанную мелким почерком бумагу, спросила молодая королева. − Проверяю, какие отдала распоряжения по поводу Нуайона и повторяю свою речь, − холодно отозвалась Екатерина. − Кто-то из нас должен думать не только о личных проблемах, но и о Франции. Хотя, возможно, сегодня нам обеим просто перережут горло, и стоило бы лучше написать завещание и распорядиться о похоронах, − съязвила она и отвернулась к окну, думая о том, что последним ее поступком в жизни могло стать отравление собственного сына. Сына, который любил Екатерину так, как не любил никто другой. Осознав, насколько двусмысленной прозвучала бы эта фраза, королева позволила себе короткий смешок. − Возможно, вы правы, − наконец отступила Мария, заразившись тревогой и страхом свекрови, − я прикажу развернуть карету. Но не успела она выглянуть в окно, обе королевы вдруг услышали громкий свист. Лошади резко остановились, карету ощутимо тряхнуло, и, не удержавшись на месте, дернувшись вперед, Екатерина упала, стукнувшись коленями об пол и приложившись лицом о ноги чудом оставшейся на своем сидении невестки. − Боюсь, уже поздно, − заметила королева, дотрагиваясь до ушибленного носа и видя ужас в широко распахнутых глазах забившейся в угол Марии.